– Как тебя зовут?
– Якоб Миллер, Ваше величество.
– Крестьянин?
– Да, Ваше...
– Прекрати меня титуловать. Я сам – бывший крестьянин.
Якоб поднял глаза.
– Да. Что ты так на меня смотришь? Я этого никогда не скрывал. Откуда ты?
– Из Черного Холма?
Король немного помедлил:
– Из Черного Холма? Ну и как, мельница моего отца еще стоит?
***
У Ирмы были причины для расстройства. Она поговорила с Якобом, пред тем, как его привели к королю.
– Якоб, – Ирма присела на кресло, рядом с парнем, лежащим на кровати, – Не вставай.
– Последний час я только это и слышу... – проворчал Якоб, – Что привело вас, госпожа...
– Якоб, – Ирма скомкала носовой платок и бросила его на столик, – не называй меня госпожой...
– Почему?
– Якоб, – девушка помедлила, вздохнула, наконец закрыла глаза и произнесла, как будто нырнула в прорубь, – Я люблю тебя.
Наступило молчание. Ирма не выдержала и приоткрыла глаз. Левый.
Якоб смотрел на нее. Внимательно и сочувствующе:
– Вы не любите меня, госпожа Ирма, – подчеркнуто ответил он, – Вам кажется.
– Мне, – обиделась Ирма, – не кажется.
Она подумала, что тут нужно было бы заплакать, но плакать ей не хотелось.
– Кажется. Вы просто раньше не влюблялись, поэтому приняли за любовь какое-то другое чувство.
– Какое другое?! Мы вместе были в дороге, вместе сражались с монстрами и нечистью, мы делили трудности и тяготы, вместе рисковали жизнью. Разве после этого не возникает любовь?
Якоб подумал, что солдаты, сражающиеся бок о бок, с Ирмой бы не согласились.
– Нет, госпожа. Это другое чувство.
– Какое же?
– Дружба. Просто дружба.
Ирма задумалась.
– Пытаетесь представить дружбу с крестьянином? Любовь представлялась легче?
– Дурак... – Ирма почувствовала облегчение.
Она рассмеялась и обняла Якоба:
– Ты самый лучший друг на свете!
И все равно было грустно...
***
– Вы сын Черного Мельника? – медленно произнес Якоб, – Значит...
– Да, я колдун, – с некоторым вызовом произнес король, – А если ты хочешь спросить про то, правду ли говорят о том, что корону я получил колдовством... Мне уже надоело оправдываться, поэтому я скажу только одно: это неправда. А верить мне или нет – решай сам.
Якоб помолчал.
– Спасибо тебе, – внезапно сказал король, – От меня, за то, что спас мою дочь и от всех тех людей на площади.
– А от них-то за что?
-За что? За то, что мне не пришлось приводить их в чувство самому. У меня было только одно средство, а оно не способствует народной любви, да и кровь с булыжников плохо отмывается... Так что, за все, что ты сделал: за Ирму, за выживших на площади, за помощь мне против заговорщиков... в общем, за все это, я хочу тебя вознаградить.
– Чем? – Якоб не чувствовал ни радости ни желания требовать чего-то особенного.
– Проси, что хочешь. Любое желание для спасителя короны.
Что просить? Деньги? Дворянство? Руку принцессы? Так Ирма еще не принцесса... Да и что ей делать в крестьянском доме, которого у Якоба, кстати, еще и нет.
Якоб поднял глаза:
– Ксенотанское зерно. Два мешка.
Король молча снял корону, достал платок, вытер лоб и надел корону обратно:
– Послушай, Якоб... А ты знаешь, что такого зерна нет?
– Знаю. Вот только один знающий человек сказал, что найти это зерно мне поможет сын старого мельника. Вы сможете.
Король смотрел на Якоба остановившимся взглядом:
– Тысячи колдунов, – сказал он, – тысячи колдунов придумывали, как убить врага на расстоянии, как остановить реку, как стереть в песок гору, как превратить свинец в золото, как достичь бессмертия... И никому даже в голову не приходило вырастить для крестьян волшебное зерно. Слишком просто... Слишком мелко... Слишком неинтересно... Якоб!
Король хлопнул парня по плечу:
– У меня целый монастырь колдунов! У тебя будет твое зерно! Два мешка
Глава 50
Король Вальтер наклонился с трона и повел носом:
– Отец Тестудос, мне кажется или от вас пахнет горелыми грибами?
– Кажется, Ваше величество, – поклонился аббат, – Я переоделся.
Монах только что вернулся из Чернолесья, где монахи взяли штурмом замок барона цу Шварцвальда и выжгли гнездо Грибного Короля до основания. Полностью Чернолесье не очистилось, грибница – вещь практически бессмертная, но, по крайней мере, новый Грибной Король вырастет разве что лет через сто.
– Хорошо. А то в Друдене и так слишком уж пахнет грибами.
– Откуда бы? – монах присел на табурет, повинуясь взмаху королевской руки, – Ведь все слуги Грибного пойманы.
– Пойманы... Пойманы-то они пойманы, но что мне с ними теперь делать?
– Так, Ваше величество, вы же давно хотели стать тираном. Вот вам шанс. Казните всех, да и проблема решена.
– Лекарство пуще болезни. Перебив всех тех, кто явно против меня, я получу кучу скрытых врагов, тайных мстителей и борцов за попранное что-нибудь. Родители, дети, братья, сестры, друзья казненных... Они все объединятся против меня. Никому же и в голову не придет, что фактически я казнил своих врагов, выступивших против меня. В глазах дворян казненные королем – всегда невинные овечки. Они же не преступники, всего-навсего хотели свергнуть законного короля, что такого? Казнив бедных, заблуждающихся детишек, я превращу в своих врагов половину столицы. И опознать их будет совсем не так просто, как слуг Грибного Короля. Так, глядишь, Друден обезлюдеет...
– Не думаю, что их будет так уж много.
– Открою вам страшную тайну, отец Тестудос. Меня не очень-то любят в столице. И до Грибного Короля у меня было много противников. Взять хоть цу Гольденберга... Вот, казалось бы, чего еще надо человеку? Богатый, титул герцога, владения... Твори, что хочешь, ан нет. Ты знаешь, он оказался вовсе не крестьянином, сыном дворянина, разорившегося во времена Новой династии...
– Э-э... Ваше величество, что-то я не очень понял. А вы-то тут при чем?
– Как это при чем? Я, придя к власти, не основал царство счастья на земле, не накормил голодных, не утешил обиженных. Думаете, это не повод? К тому же, когда родители цу Гольденберга обратились ко мне за помощью, я, мерзавец, не выделил им средств, достаточных по их мнению, для достойной жизни. Вернее, выделил, но мало. Короче, я – мерзавец и все тут.
– Но...
– Оставим дискуссию. Что с ведьмами?
Отец Тестудос улыбнулся. Ехидно так.
– Наши ведьмочки ропщут, но вынуждены подчиняться требованиям монастырского устава.
– Все шесть?
– Все пять. Одна отказалась. Остальные после этого согласились. Хотя яда, который звучит в их вечерних разговорах, хватит на то, чтобы даже не отравить, а просто утопить половину королевства. Они видели себя красивыми, сильными колдуньями, плюющими на условности, колдуньями, перед которыми все склоняются и наперегонки бросаются исполнять все их капризы... А получили монастырское житье, грубую одежду, скромную еду, и требования дисциплины. Их жизнь скрашивает разве что отец Куникулус...
