— Школа, школа, — передразнил мужчина. — В жизни есть более важные вещи, нежели бездельничать весь день!
— Да уж, — многозначительно подтвердил Коль.
Пока они беседовали, Анна-Мария помогла Эгону выбраться из большого шарфа и сняла с него мокрые деревянные башмаки.
— Мне кажется, вам следует помочь мне растопить печь, — неуверенно произнесла она. — Эгон замерз, а здесь так холодно.
Коль помедлил секунду, потом кивнул. Он зажег огонь, сделать это было несложно, потому что на полке горела свеча, а веток можжевельника и сухого вереска было вдоволь.
Эгон проскользнул поближе к живительному теплу.
— Не мешай господам! — проворчал мужчина, который наконец встал на ноги и довольно сильно шатался.
— Пусть стоит, — ответил Коль. — И если ты не будешь заботиться как следует о нем, я вынужден буду уволить Сюне, потому что мы не можем терпеть в поселке подобное! Ты знаешь, он и так на волоске висит!
— Что? Хлеба насущного лишить нас хотите? Как же нам жить тогда?
Крупная и темная фигура Коля придвинулась к нему.
— Сам решай. Даю тебе неделю на то, чтобы раздобыть для Эгона подходящую теплую одежду и позаботиться о том, чтобы он и Сюне каждый день получали столько еды, сколько им требуется. Это твоя обязанность, да и возможности у тебя есть, ведь Сюне неплохо зарабатывает. Лишь бы все это не пропивал. И если Эгон еще раз придет в синяках, дни Сюне в шахте будут сочтены.
Он вытащил пару серебряных монет и положил их на стол. Не успели они и глазом моргнуть, как мужчина смел деньги в карман штанов.
— Это на одежду и еду для твоих сыновей, — предупредил Коль. — А не тебе на выпивку. Пошли, фрекен!
Он вышел, и Анна-Мария последовала за ним, кивнув Эгону и пожелав ему спокойной ночи.
И вот они снова на улице, где бушует непогода. Коль остановился и решительно завязал ее шарф так, чтобы накидка не развевалась так сильно. Теперь она могла двигаться примерно так же свободно, как мумия, подумала она, но протестовать не осмелилась. Этот человек вызывал уважение!
Они пустились в путь. Ей нелегко было поспевать за ним, шторм делал невозможной любую беседу, но наконец они подошли к маленькой рощице из карликовых сосен, и там ветер стал чуть менее сильным. Не намного, но она смогла прокричать:
— А почему Эгон вообще ходит в школу?
— Чтобы его оставили в покое, — мрачно ответил Коль. — Отец и брат использую его, как раба. Я не мог спокойно на это смотреть.
— Понимаю. А его брат, Сюне, он такой же плохой, как и отец?
— Сюне слабый. Попал в дурную компанию. А отец научил его пить. Когда напивается, Сюне становится неуправляемым. А так он довольно безобиден.
Анна-Мария задумалась.
— Наверное, это Сюне — тень Сикстена, смотрит на него с восхищением?
— Да. Сикстен — «дурная компания». А вы их знаете? Ах, да, Нильссон как-то упоминал, что вы прятались с ними за скалами.
— Пряталась? — задохнулась она от гнева.
— Да ладно, не заводитесь! Я все понял совершенно правильно. Это все злой язык Нильссона. Я сам это испытал, так что знаю, что вы чувствуете.
— О, а что же он говорил… о вас?
— Ну, — фыркнул Коль, но они вновь вышли на открытое пространство, и ей было нелегко расслышать, что же он ответил. Но что-то о жене Севеда и младшем ребенке. Последние слова она расслышала хорошо: — Но парень белый, как молоко, так что его злобная болтовня оказалась напрасной.
Анна-Мария помолчала. А потом произнесла:
— Я не поблагодарила за то, что вы пошли за нами и помогли.
— Не за что, — буркнул он. — Я живу здесь, на пустоши. Так что мне все равно надо было сюда. Она поразилась.
— Где?
— Да вот, в доме прямо перед нами. Мы как раз идем туда сейчас, я подумал, что вам надо немного согреться.
Из окошек совсем рядом падал свет.
— Я — не ожидала, что вы здесь живете, — проговорила она. — Но мне кажется, я понимаю, почему. Наверное, вас, как и меня, пустошь поразила своим величием и околдовала.
— Наверное. Я не хотел жить ни в бараках, ни в деревне, там для меня слишком тесно.
— У вас есть… семья?
— Есть женщина, которая заботится, чтобы у меня было все, что мне необходимо.
Анна-Мария потеряла дар речи. Говорить подобное так прямо и жестоко! Да, пожалуй, он и на самом деле неотесанный, они правы.
— Мне, наверное, следовало бы пойти домой, — прокричала она ему. — Клара может волноваться!
— Клара отреагирует на это спокойно. А с Нильссоном — хуже. Не боитесь еще раз стать объектом его болтовни?
— Опять? А он так много говорил обо мне?
— Он говорил, что хозяин хочет на вас жениться. Она так растерялась, что даже остановилась.
— Нет, но!.. Адриан никогда не стал бы рассказывать об этом Нильссону!
Коль тоже остановился. Он поднял фонарь и изучающе посмотрел на нее, чтобы определить, правда ли то, что она говорит.
— Нет, не хозяин, — коротко сказал он. — Но его сестра.
Анна-Мария была слишком взбудоражена, чтобы говорить разумно.
— Но на каком основании они… они… Коль состроил гримасу.
— Поосторожнее с этими кошками, — только и сказал он.
И снова двинулись в путь. Они подошли к калитке, и Анна-Мария крайне неохотно последовала за ним. На самом деле, выбора у нее практически не было, она теперь просто-напросто не смогла бы найти дорогу домой. Да и тепло, конечно, манило.
Он открыл дверь и, довольно небрежно помахав рукой через плечо, попросил ее войти.
Внутри было уютно. Все говорило о заботливых женских руках. Это было видно и по приятному теплу, и запаху свежеиспеченного хлеба, и по чистой, аккуратной комнате, в которую они вошли.
Из кухни вышла пожилая женщина.
— У меня гости, фру Аксельсдаттер. Новая учительница. Будьте добры, дайте ей выпить что-нибудь теплое, она провожала Эгона домой, и это была довольно-таки драматическая прогулка.
После чего зашел в другую комнату и захлопнул за собой дверь.
«Женщина, которая заботится, чтобы у меня было все, что мне необходимо…» Теперь Анне-Марии стало стыдно, это у нее были гадкие мысли, а не у него.
Фру Аксельсдаттер почтительно посмотрела на нее и улыбнулась.
— Думаю, барышня совсем замерзла. Присядьте сюда и подсушите одежду у очага, подождите минутку, и я принесу что-нибудь горячее.
— Спасибо, — благодарно улыбнулась Анна-Мария.
— Рада, что у мастера гости! Он совсем себя не жалеет на этой шахте, только о ней и думает день и ночь. Так и человеческий облик потерять недолго.
Анна-Мария могла лишь кивнуть, ведь она совершенно не знала Коля. Только по словам Нильссона: «Он хочет, чтобы у детей было то, чего никогда не было у него самого». Школа…
Мысли ее путались, взгляд стал отсутствующим. Эти слова много говорили о Коле.
Когда он вернулся, Анна-Мария уже сидела за столом, перед ней дымилась тарелка. Накидка висела и сохла у очага.
Теперь она смогла увидеть, насколько хорош собой был Коль — смуглый, с темными волосами и задумчивыми, пытливыми глазами. Он переоделся в простую, но красивую одежду и смыл с себя рудничную пыль. Но в кожу на руках она просто въелась, и с этим ничего нельзя было поделать.
— Хорошо, я пошла домой доить корову, — сказала его домоправительница. — Приду попозже убрать посуду после обеда.
Коль кивнул.
Они остались одни.
Возникла какая-то неловкость. Анна-Мария просто потеряла дар речи, он тоже ничего не говорил.
В конце-концов она заметила:
— Вы ничего не едите.
— Меня не учили, как вести себя за столом. Анна-Мария отложила ложку.
— Я думаю, что у вас чересчур много комплексов из-за того, что у вас якобы слишком простое воспитание! Мне тоже не особенно приятно сидеть и есть в одиночестве.
Он сжал губы, удрученно улыбнувшись, но взял ложку и начал есть — с преувеличенной осторожностью, так, чтобы это выглядело прилично. Анна-Мария поглядывала на него, поднимая глаза от своей тарелки, и ничего не могла поделать с тем, что глаза ее смеются. Он наклонил голову и полностью сосредоточился на своей тарелке.
