с Фа Шэньхао в доме Минлэй.
– Приветствую, даочжан! – как и годами ранее, обратился к нему всадник, по-прежнему скрывавший свое лицо.
– Ты! – Ван Сяоши схватился за меч. – Что тебе нужно?
– Уже ничего, – усмехнулся в ответ незнакомец. – А я ведь предупреждал тебя, что мой хозяин очень влиятельный господин и на твоем месте я бы сделал все, о чем бы он ни попросил. И что теперь, доволен ли ты тем, как все сложилось?
– Твой хозяин – Го Лицзянь? – Ван Сяоши крепче сжал пальцы на рукояти меча. – Это его рук дело?
– Как жаль, что твоих ума и проницательности не хватило, чтобы вовремя согласиться занять его сторону, – сипло рассмеялся всадник. – Но теперь уже поздно. Мы никогда не прощаем ошибок. И теперь твое время расплачиваться за них. Если не хочешь, чтобы кто-то еще пострадал, мы желаем видеть твое смирение.
Ван Сяоши бросился на него с мечом, но конь встал на дыбы, а в следующее мгновение сорвался с места и исчез за поворотом лесной тропы. Жажда мести на секунду затмила разум, и Ван Сяоши едва не пустился в путь, чтобы выследить и убить Го Лицзяня, но понял, что люди не дадут ему сделать это. Куда бы он ни пошел, везде его сочли бы убийцей, отступником и чудовищем. После случившегося в провинции Хэ слухи разгорелись смертоносным пожаром. Все новые и новые люди доносили на Ван Сяоши, обвиняя его в ужасных преступлениях и рассказывая такие небылицы, в которые сложно было поверить, но почему-то все в них верили.
И что у него было, кроме собственного слова?
Он остался совершенно один. И в какой-то момент даже стал верить, что его это устраивает. Уж лучше так, чем снова и снова пытаться сделать что-то по соображениям своей совести и получить тот же урок, что и прежде.
Теперь, после встречи со слугой Го Лицзяня, его хотя бы не мучили вопросы о том, почему так произошло. Чуть позже он придумает, как отомстить ему, а пока хотя бы разберется, как жить дальше.
Каково же было удивление Ван Сяоши, когда поздним вечером кто-то постучал в дверь его хижины. Свечей почти не осталось, так что он сидел в темноте, к которой давно привык. Он застыл от удивления, увидев на пороге Лун Байхуа. Это был последний человек из тех, кого Ван Сяоши мог представить в таком месте, как юго-западные леса.
– Ты…
– Здравствуй, – кивнул Лун Байхуа, и даже во мраке без источников света его глаза, казалось, отливали серебром.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Ван Сяоши.
– Я хотел поговорить с тобой. Я знаю, что ты не мог совершить то, в чем тебя обвиняют.
Как же Ван Сяоши хотелось услышать эти слова и поверить в них! Однако, даже если Лун Байхуа действительно так считал, что это давало? Не был же он настолько глуп, чтобы выступить в его защиту, тем самым запятнав репутацию собственной семьи?
Пропустив его в хижину, Ван Сяоши зажег свечу. Ее пламя подрагивало на сквозняке из щелей. По ночам здесь было очень холодно.
Лун Байхуа взглянул на его залатанную одежду, потом перевел глаза на флейту, что лежала на низком деревянном столике. Ван Сяоши играл на ней, когда становилось совсем невыносимо. А это случалось часто. Когда он купил ее, вырезал на ней двух белых змей, вспоминая о том дне в их юности, когда Лун Байхуа излечил его от яда своей духовной силой. Тот явно заметил этот узор, но ничего об этом не сказал.
– Совет Старейшин решил избрать в качестве наказания изгнание, – произнес Лун Байхуа.
– Хорошо, – Ван Сяоши пожал плечами. – Я и так это понял, когда прекратились попытки убить меня.
В чужом взгляде мелькнуло что-то странное, будто тень пронеслась. Лун Байхуа прочистил горло.
– Я готов поддержать тебя. Но ты должен и сам предстать перед советом, чтобы оправдаться.
– Я не стану этого делать.
Го Лицзянь не остановится. Если он поймет, что у Ван Сяоши появились защитники, придумает что-то еще. Это ясно дал понять своими угрозами незваный гость на гнедом коне, явившийся в юго-западный лес только ради того, чтобы поглумиться над ним и предупредить, что любого, кто осмелится выступить на его стороне, ждет та же участь. И Ван Сяоши не хотел, чтобы этим человеком стал Лун Байхуа. Он достаточно заплатил за сопротивление гибелью отца и сестры. Но как убедить в этом такого упрямца, как он?
Лун Байхуа ждал, что он продолжит, так что Ван Сяоши добавил:
– Мне не за что оправдываться. Что бы про меня ни говорили, это уже не имеет никакого значения.
Лун Байхуа сжал руки в кулаки.
– Есть те, кто готов встать на твою сторону! Мы с братом, Фа Шэньхао, дева Минлэй. На Совете был фермер, который прямо говорил о том, что ты спас его сына.
Ван Сяоши вздохнул.
– Это никого ни в чем не убедит. И тебе не стоит здесь находиться. Что скажут о тебе, если узнают, что ты наведывался к отступнику?
Одно только это место совершенно не подходило Лун Байхуа. Его ждала судьба великого совершенствующегося. И ему точно нечего было делать рядом с таким, как Ван Сяоши.
– Я…
– Байхуа, – холодно произнес Ван Сяоши. – Прошу, уходи.
Не навлекай на себя новую беду, иначе это никогда не закончится. Пусть круговерть мести остановится на мне.
Лун Байхуа какое-то время молчал. По его лицу сложно было предположить, о чем он думает. Он так странно смотрелся в этой заброшенной лесной хижине. Как Император, заглянувший в нищий переулок. Ему место среди бессмертных, а не здесь, в этих лесах, пропитанных тьмой. Ван Сяоши сам становился ее частью.
Внезапно Лун Байхуа шагнул к нему и вытянул перед собой руку, раскрыв ладонь.
Ван Сяоши опешил и отшатнулся, когда увидел, что в ней лежит. Подвеска Белого Дракона! Нефрит ловил отсветы свечи, переливаясь тончайшим узором в самой глубине. Когда-то в юности он мечтал о том, чтобы заполучить ее даже силой, пусть это и было в шутку, а теперь Лун Байхуа сам предлагал ему ее.
– Я признаю в тебе самого достойного совершенствующегося и целителя и прошу присоединиться к моей семье, – произнес Лун Байхуа.
Ван Сяоши почувствовал, как дрогнули губы, но быстро взял себя в руки. Ему нельзя было соглашаться на это, хотя одному Небу известно, насколько сильно он хотел уйти прочь из этой хижины, из этого проклятого леса вместе с Лун Байхуа прямо сейчас. К семье Лун. К людям. Чтобы
