– Сюда, сюда, бестолочи! – прокричала шишига, прежде чем Гена, Якур и Даша опомнились и сообразили, что пора удирать.
Конечно, уйти им не дали. Злобные бестии набросились на друзей всем скопом, повалили на пол и принялись яростно колотить их.
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не хозяйка избы, завизжавшая по‑поросячьи, как только кто‑то из сородичей вытащил ей кляп изо рта:
– Бусурманина не тро‑ожь! Велено было в целости сберечь!
Нечисть замерла, осмысливая требование, а затем нехотя сползла с поверженных тел и с любопытством уставилась на них, пытаясь понять, кого из троих нельзя трогать.
Перед глазами у Гены все плыло и двоилось. Подняв гудящую голову, он увидел Дашку, скрючившуюся рядом, и Якура, потиравшего ушибленные места, которых, по всей видимости, было куда больше, чем не ушибленных.
Усмирившая орду нечисти хозяйка подошла к ним, пригнула голову, присматриваясь, уперла руки в бока и смерила Гену гневным взглядом. Косматые брови сомкнулись над крючковатым носом.
– Ты откуда на мою башку свалился?
– По следу шел, поганец! – сообщила Дашкина похитительница.
– Тащишь в дом кого ни попадя! – проворчала горбунья, зыркнув на нее. – Что вот теперь с ним делать?
– Сварить вместе с девкой, что ж еще! – Карлица захихикала и довольно потерла руки.
– Костлявый, кожа да кости! – Горбунья склонила голову, оценивающе глядя на долговязого и худосочного пленника. – На бульон, разве что… Где топор? Давай ногу отрубим покамест, а то прыткий больно.
Топор нашелся быстро. Хозяйка занесла его над головой и застыла, прицеливаясь для удара. Гена хотел было вскочить, но многочисленные твари облепили его с боков, пригвоздив к полу. С ужасом осознав, что не способен предотвратить грозившее ему членовредительство, парень уставился в потолок и начал громко выкрикивать пришедшую ему на ум молитву «Отче наш». Помнил он, правда, только три первые фразы, которые услышал давным‑давно в каком‑то фильме, да и в Бога не очень‑то верил, но это раньше, а теперь думал, что, раз существует нечисть, вознамерившаяся его растерзать, то и Бог, должно быть, есть на свете, и только он сейчас может защитить его и друзей от расправы в бесовском логове.
– Иже еси на небеси! – неистово вопил Гена, таращась в черный потолок в надежде, что тот озарится светом, и там появится божий лик.
Он свято верил, что Бог придет на помощь, потому что верить больше было не во что, и даже не удивился, когда и потолок, и крыша избы вдруг растворились в ярком сиянии, хлынувшем с небес. Лик тоже появился, но почему‑то женский. Очень красивое, но злое лицо, обрамленное белокурыми ангельскими локонами, проступило в сиянии. Алые губы недовольно скривились, а потом гневно выплюнули:
– Что, черт возьми, тут происходит? Почему мой заложник весь в синяках, и кто эти двое?!
Хозяйка испуганно присела и подняла голову, насколько ей позволял горб.
– Целехонек бусурманин, разве что упал да ушибся малость, а так – целехонек, все косточки на месте. Не трогали мы его!
Гена с удивлением узнал Божену, предводительницу черных теософов, и захлопал глазами, пытаясь понять, как ее голова, увеличенная в несколько раз, очутилась на месте крыши. Выражение лица Божены вдруг изменилось со злого на радостное. Судя по прозвучавшему следом восклицанию, она тоже узнала и его, и Дашу:
– А‑а‑а, вот и наши пропавшие кадаверы! Как все удачно складывается‑то! Марк, взгляни только! Эклер и Шпица с ног сбились, разыскивая беглецов, а они тут! Попались, красавчики!
Рядом с лицом Божены появилось еще одно, мужское. Оно принадлежало человеку, которого Гена видел вместе с Тильдой в лесу перед тем, как забраться в дом к ведьмам. Это был Марк Костин, новичок среди черных теософов, служивший, по их словам, «напрямую повелителю смерти». Он с изумлением рассматривал Гену и Дашу, а Якура удостоил лишь мимолетным взглядом, словно тот не представлял для него особого интереса.
– Удружила ты мне, Ягиня Виевна. Обещаю, что и я в долгу не останусь! – произнесла Божена елейным голоском, обращаясь к хозяйке дома. – Вели стреножить всех троих и береги, как зеницу ока. Они мне скоро понадобятся.
– А как же бульон? – недовольно прогундосила шишига, плотоядно глядя на пленников и толкая в бок хозяйку, все еще державшую топор.
– Да, а как же?.. – Та согласно кивнула – концы платка на макушке качнулись, коснувшись головы, и вновь встали торчком. Горбунья вопросительно уставилась вверх, на призрачную собеседницу, сквозь лицо которой просвечивало звездное небо.
– Нет, ни в коем случае! – отрезала Божена. – Они нужны мне все, и живыми!
– Не пойдет! Девка моя, это я ее изловила! – Косматая карлица подергала горбунью за рукав, но посмотреть вверх, на властную собеседницу из другого мира, не осмелилась. – Скажи ей, что это моя добыча! И я ее сожру!
Услышав это, Божена воскликнула:
– Ты хоть знаешь, с кем споришь?
Карлица втянула голову в плечи и буркнула тихо, но упрямо:
– Моя добыча!
– Ла‑адно, – примирительно протянула Божена. – Тогда давай меняться. За эту девку двух других получишь, еще мясистее, но попозже.
Глядя в пол, шишига ответила:
– И за парня!
– Ла‑адно! – медовым голосом пропела Божена. – Но обещайте, что ни волоска с их головы не упадет.
– А ты поспеши с заменой, тогда и не упадет! – заявила шишига, смелея.
– А ты мне не указывай, а не то… найду на тебя управу! – рассердилась Божена и даже задохнулась от возмущения. – К меркатору в ящик отправишься, если будешь много болтать!
Горбунья склонилась к уху шишиги и забормотала громким шепотом, так, что слышно было каждое слово:
– Ну, чего артачишься, Беспута? За одного битого двух не битых дают. Хорошо ведь! Будет нам пир на весь мир. Можно и обождать.
***
Божена прикрыла крышку чемодана и повернулась к Марку.
– Какая невероятная удача! Не один дружок, а целых трое. Теперь я уверена, что девчонка не станет упираться и отдаст иглу. Главное, чтобы у нее получилось ее достать. И тогда … – Она мечтательно закатила глаза и дальше заговорила, будто наедине с собой: – Рыба сама идет в руки. Вначале узкоглазый мальчишка попался Грабарю прямо у моих дверей, теперь кадаверы, исчезновение которых меня не на шутку встревожило, вдруг нашлись, причем, в том укромном месте, где мы спрятали этого мальчишку! Даже возиться не пришлось. Все происходит так, как будто предначертано. Одно странно, как все‑таки кадаверам удалось разрушить заклятье мертвоцепи? Надо будет спросить у Мортема, когда он придет… Что‑то давно его не было. Я даже почти соскучилась.
Марк решительно не понимал, о каком Мортеме говорит его покровительница, но ни о чем не спрашивал. Тайн в Божене Блаватской было, как воды в бездонном колодце – столько его скромный разум не мог вместить, и Марк не пытался, зная по опыту, что любопытство может обойтись дороже, чем он готов был заплатить.
Неожиданно Божена, словно опомнившись, схватила его за руку и взволнованно спросила:
– Она ведь не сломает иглу? Ты же сказал ей?!
16. Летучий корабль
Песок был мелким, как просеянная мука. «Или как порошок куркумы», – подумала Тильда, вспомнив обряд изгнания демонов. Интересно, где теперь Якур? Жив ли еще? И Гена с Дашей – что с ними? Вспомнилось лицо Марка, бледное и худое, с горящим взглядом волка, следящего за добычей. Как искусно он перевоплотился в Якура! Точно так же ее обманул Водима Бранимирович, притворившись ее отцом. И Марк, и охранник служили одному и тому же подземному демону, но последний уже отслужил свое. А вот Марк явно пытался спасти свою шкуру, иначе зачем еще могла ему понадобиться игла с кощеевой смертью? Только он ее не получит, а отправится вслед за своим повелителем – в пекло, небытие, или куда там уходят после кончины подобные существа? Как только Тильда добудет иглу, она тотчас ее сломает, избавив тем самым мир от этих злодеев.
