И спали с Финиста чары Пераскеи. И вернулись он и Леля вместе в Ирий, где поженились. А Пераскею из Тёмного Царства бог Велес не выпустил».
Сияна заметила на головах каменных идолов венки из свежих полевых цветов.
Ведунья поклонилась священным изваяниям, свернула направо и пробираясь сквозь густые заросли, очутилась наконец на небольшой полянке, посреди которой стоял древний раскидистый дуб. Вкруг дуба виднелись почерневшие от времени идолы давно забытых богов: Джермана, Догоды, Зеваны, Огненного Волха, Зибога[38], Ипабога, Карны, Немиза, Переплута, Родомысла, Белобога и Чернобога[39].
Когда-то здесь, вкруг священного дуба, на древнем капище молились пращуры бодричей. Возносили они молитвы богам и даже не ведали, что таким образом даруют им жизнь.
Чуть поодаль из-под земли струилась тонкая струйка дыма. Сияна направилась к нему и по шатким ступеням спустилась в землянку, которая принадлежала её давно знакомой Ждане.
— Ждана… — тихо позвала гостья, очутившись в чреве земляного жилища. — Ждана… Это я — Сияна, ведунья из Велегоша…
— Знала — придёшь… — раздался в ответ старческий голос. — Проходи…
Перед взором ведунья предстала сморщенная старуха с выцветшими от возраста глазами. Когда-то Ждана была красавицей и прислужницей в храме Лады, что в городище. По ней многие парни сохли. Избрала она одного из них. Однако отец Жданы был категорически против её избранника. И тогда девушка и её возлюбленный ослушались воли родителей — ушли в лес, построили землянку и прожили в ней всю свою жизнь. Ждана ухаживала за древними идолами, поддерживала заброшенное капище Лады. Там они время от времени соединяли воедино любящие сердца. Пары, которые не желали мириться с родительской волей, и были полны решимости провести свою жизнь вместе, сочетались союзом перед ликом богини Лады, её дочери Лели и подруги Купальницы. Обряды в лесном храме Лады когда-то проводил Велимир, муж Жданы, потому как был волхвом. Ждана лишь помогала ему.
После таких обрядов Ждана молила древних богов простить её и мужа. И они прощали. Но только не жители Велегоша — путь в городище для беглых супругов был закрыт навсегда.
Недавно умер муж Жданы. Умирая, Велимир долго держал жену за руку, чтобы передать ей свой дар предсказания.
Дети много лет назад покинули родные места, и старуха жила в полном одиночестве. Лишь изредка к ней заходила Сияна.
Сияна прошла внутрь убого жилища и присела на колченогий табурет подле стола.
— Что за дело привело тебя? — поинтересовалась Ждана, кряхтя, присаживаясь к столу, сверля цепким взором гостью.
— Надобно двух молодых сочетать перед божественным ликом Лады.
Старуха хрипло рассмеялась.
— Я — не волхв. Муж мой умер, сама погребальный костёр сложила… Я в юности прислужницей была в храме Лады, что в городище. И потому сама не могу обряд справить. А за кого хлопочешь, Сияна?
— За прислужницу Ладомиру и охотника Лесьяра…
Старуха глубоко вздохнула.
— Слыхала про Лесьяра. Говорят, из других краёв к нам прибился. А там, мол, любился с самой княгиней. Ладомиру не знаю… Не видала никогда… Но…
Старуха поднялась с табуретки и нырнула в сумрак своего жилища, через десяток ударов сердца она снова сидела на прежнем месте, держа в руках холщёвый мешочек.
— Руны моего мужа Велимира. Я всегда на них гадала… Сейчас посмотрим, что боги уготовили Ладомире с Лесьяром…
В этот момент к землянке Жданы подлетела пухленькая кукша. Она села на невысокую трубу, сложенную из камней, обмазанных глиной. Из неё чётко раздавались голоса женщин. Как только речь зашла о Ладомире с Лесьяром, которые намерены соединить свои судьбы, кукша встрепенулась и, словно, прислушалась.
Ждана развязала старый холщёвый мешочек, извлекла из него наугад пять рун и бросила их на стол. Лучина горела слабо и потому, чтобы лучше разглядеть «выпавшую судьбу», старуха низко склонилась над столом и для верности дотронулась до каждой руны указательным пальцем правой руки. Сияна невольно вздрогнула, её поразили руки старухи, жилистые, все в узлах, потемневшие от непосильного труда.
Ждана отпрянула от рун.
— Смотри сама, — сказала она Сияне. — Что видишь?…
Ведунья вгляделась в руны — они не предвещали ничего хорошего.
— В таком раскладе Лада с Берегиней предвещают молодой семье знатный приплод. А вот перевёрнутая руна Чернобога…
Сияна кивнула — выпавшая руна не предвещала ничего хорошего. Она означала фактически перевёрнутое древо Мира, нарушение установившихся родовых связей, разрыв магического обережного круга. Чернобог ассоциировался у бодричей со смертью и злом.
Оставалось ещё две руны. Ждана истолковала их сама.
— Приплод молодой четы станет великим воином… О том говорят руны Силы и Требы.
— Согласна… — молвила ведунья. И сделав паузу, спросила: — Так что же с обрядом? Лишь боги точно знают судьбу молодых… Руны — лишь знаки, символы, предупреждение…
Старуха хрипло рассмеялась.
— Вот так говорил и Велимир, когда толковал ниспосланные ему знаки богов. Говорил, что мы — лишь смертные и до конца не дано нам постичь волю тех, кто живёт в Радогоше.
Старуха сгребла руны с почерневшего от времени деревянного стола и бросила их в мешочек, туго затянула тесёмку и завязала на обережный узел.
— Вот возьми, — протянула она мешочек Сияне. — На память обо мне… Недолго мне осталось землю топтать… Пойду вслед за мужем. Жаль только некому будет погребальный костёр сложить.
Сияне стало жаль старуху.
— Я буду приходить к тебе, как можно чаще. Если твой земной путь закончится — справлю всё по чести.
Старуха поднялась с табурета и отвесила поклон гостье.
— Благодарствуй, Сияна… Иди к волхву Любомиру, он живёт в трёх верстах от капища, тропинка сейчас натоптана. Он родной брат моего мужа, не откажет тебе в просьбе, сговоритесь… А там мне дай знать, пособлю…
Тем временем кукша цепко держалась своими маленькими лапками за краешек трубы, вертела головой, внимая каждому слову, что произносили в землянке.
Как только Сияна покинула землянку, — кукша последовала за ней.
Ты это знаешь, Великий Волк,
Ты лучше всех это знаешь.
Красный, как свежая кровь,
В душе моей он бурлит:
Гнев — как расплавленный камень,
Вулкан, изрыгающий пламя.
Я разрываюсь на части и разрываю мир.
Это чистая радость, это экстаз,
и это любой ценой нужно остановить.
Ты это знаешь, Великий Волк,
Ты лучше всех это знаешь.
Корнями горы гнев мой в землю зарой.
Шумом кошачьих шагов заглуши мою злость.
Дыханием рыб горячность мою задуши.
Птичьей слюною бешенство слов уйми.
Жены бородою верни равновесие чувств.
Медвежьими жилами ярость мою обуздай,
И пусть отхлынет волна,
И пусть прояснится мой взор:
Дай мне увидеть, что будет и как поступить.
Свяжите меня, о боги, во имя защиты
Родных и любимых моих!
О милосердные, ярость мою свяжите
Внутренней цепью, которая даст мне власть
Над этим внутренним зверем, и, быть может, когда-то
Я снова выйду под солнце. Ибо зверь мой должен быть скован,
Или хаос пожрет мою жизнь.
Ты это знаешь, Великий Волк,
Ты лучше всех это знаешь,
И я добровольно готов разделить твою участь.
Волколаки, наполовину люди — наполовину волки, обитали в лесном городище, расположенном в непроходимой чаще леса, куда не ступала нога человека. За высоким деревянным частоколом виднелись трубы многочисленных землянок. Посередь них возвышался деревянный чертог вожака стаи, который выбирался всеобщим тагом, собранием, состоящим из всех взрослых, с четырнадцати лет, членов племени.
Последние пять лет волколаками правил Аудульф, что означало в переводе с местного наречия — Богатый волк. Недавно у него родился сын от молодой жены Трюд[40]. Старая вёльфа нарекла младенца именем Гуннульф — Защищённым волком.
История волколаков началась с приходом ирийцев на землю. Клан Одина из ирийского Асгарда расселился на побережьях холодных северных морей, а также полуостровах, омываемых ледяными водами. Там по приказу Одина был возведён прототип Асгарда, каменная крепость, устремленная в небо, тюрьма для тех, кто ослушался воли правителя и поминальный зал Вальхалла, где во время тризны вино лилось рекой. Для Одина в Асгарде искусные каменщики, ётуны, возвели чертог Валяскьяльв, дворец с серебряной кровлей, а для старшего сына Тора — Трудхейм.
