Разбогатев, Кроун захотел большего – перейти в высший круг и стать аристократом. С величайшими трудностями он выучился грамоте, вычурным манерам и куртуазности своего галантного века. Иногда он днями просиживал в королевской библиотеке, вчитываясь в сложные для понимания книги.
Науку быть аристократом он прошел, да только себя одолеть не смог, ибо его, словно огонь, начала пожирать безумная страсть, которая волновала, пугала, а иногда доводила до ужаса. То была любовь к принцу. И чем противнее она казалась ему самому, тем меньше оставалось в нем сил противостоять ее постыдному пламени. Кроун страдал. Неистово. Он дошел до того, что стал бояться самого себя. Своих чувств. Заложенные природой склонности до того разрывали его душу, что он уставил свои покои статуями обнаженных греческих богов, созерцание которых успокаивало его. Но Кроуну, как истинному ханже, везде, всегда и при всех хотелось казаться истинным мужчиной.
Вот и сейчас к нему подошли двое раскрашенных мальчишек в масках и с голыми животами.
– Жизнь пахнет розами и ландышами, сеньор? – писклявым голосом сказал один из них.
– Ландыши появляются только весной, а розы имеют шипы, – грозно ответил Кроун. – Идите, мне не до вас, – выдохнул он, избавляясь от тяжкого соблазна погладить нежное тело юноши, запустить руки в его светлые кудри и ощутить блаженство. Возможно, он не пойдет дальше и щедро заплатит мальчишке, но, сколько сладостных минут подарил бы ему этот «грязный» и, в общем, равнодушный Амур.
Конечно же, некоторым читателям будет неприятно читать подобные строчки, но такова была Венеция 1773 года, некогда сильная морская держава, которая предаваясь веселью и наслаждениям, переживала утрату своего могущества. Но догорающая свеча горит особенно ярко. Семь театров давали представления каждый день, по улицам бродили разряженные венецианки с крашенными, осветленными волосами, в казино проигрывали целые состояния, а роскошь и разврат были нормой жизни.
В зале ридотто (казино) стоял приятный сумрак, несмотря на множество свечей, стоящих в роскошных люстрах. Стены были обиты красной материей, мебель сияла малиновым бархатом, а за расположенным у стены столом, сидели венецианские патриции в масках и париках. Их напудренные лица и накрашенные губы были сосредоточены – ведь они играли на деньги! И сами они как будто бы воплощали своим видом карты, в которые играли! Вокруг ходили полуголые девицы в корсетах и высоких париках, наряженные в клоунов голодные мальчишки и непонятные создания в черных плащах.
Только Кроун казался внешне спокойным. Ненавидевший пудру и парики, он надел только черную блестящую маску, закрывающую половину его лица. Ставки он делал небольшие, но природная хватка и обыкновенное жульничество помогали ему почти все время выигрывать. Но не для этого Кроун посещал ридотто. Как ни странно, оно очищало его. Ему казалось, что все эти люди вытаскивали из его души пагубные страсти и пускали их гулять по красному ковру. Кроуну было приятно, и он чувствовал себя добродетельным, ибо все его пороки сидели с ним рядом, гуляли перед его глазами в виде смешных коломбин с красными, как спелые яблоки, щеками; карнавальных персонажей в перьях и масках; наряженных чудищ с рогами и смешных, похожих на обезьян, карликов.
Но сейчас Кроун думал о принце, а, следовательно, о своей судьбе.
Последние события совершенно не вписывались в раз и навсегда заведенный им порядок. Этот ужасный цирк, который устроила Фаустина, оторвав статуе Нарцисса детородное место. Хохот принца. Эта складка под нижней губой, придающая его нежному, почти женскому лицу, суровый вид. А появившиеся высокомерные нотки приводили в ужас Кроуна, который приложил все силы, чтобы оградить принца от общения с внешним миром. Он хотел создать иное королевство, где будут править он и принц Перль. Но кто-то помешал. Видимо, в этом замешана его умершая мать. Ведь, по его мнению, она была колдуньей и, лежа в гробу, своими кружевными перчатками дважды обожгла ему пальцы. После этого Кроун испугался хоронить ее. Да, та империя, которую он хотел построить для себя и принца, дала трещину.
На ковре перед столом стоял карлик, одетый в широкий комбинезон с цветными ромбами. Сделав головокружительное сальто, он сорвал кучу аплодисментов, а Кроун снова выиграл несколько лир.
– Вам постоянно везет, сеньор, – вежливо отметил его сосед, приятный темноглазый молодой человек. Одет он был не так кричаще, как все, однако богатая отделка сюртука и кольца на пальцах выдавали его высокое происхождение. – Не поделитесь секретом?
– Отчего же не поделиться, сеньор, – вальяжно ответил Кроун, принимая позу добропорядочного аристократа из высшего общества. – Не думайте о выигрыше, и удача сама придет к вам.
– Но сидя за игорным столом, трудно думать о чем-нибудь другом, – усмехнулся молодой сосед.
– Тогда думайте о прекрасной сеньорите, с которой вы катаетесь на гондоле.
– Я обязательно последую вашему совету, – рассмеялся юноша.
Неожиданно к столу подошла женщина в простом белом платье и такого же цвета маске, закрывающей все лицо. Сверху на ней был надет черный плащ. В руках женщина держала букет маргариток.
– Не хотите купить маргариток, сеньор? – просто обратилась она к Кроуну. – Посмотрите, какие они свежие и пышные.
При виде маргариток Кроун вспомнил Фаустину и изменился в лице. Несмотря на свое природное позерство, он не смог скрыть гримасы отвращения. Как же неприятно было вспоминать о женщине, которая была ему не нужна! «Эта Фаустина просто неприлично ведет себя, напоминая о своей любви»!
– Я не люблю маргаритки! – воскликнул Кроун.
– Как знаете, сеньор, – равнодушно ответила женщина в белом.
– Эй, постойте сеньора! – окликнул ее темноглазый молодой сосед, но женщина исчезла, словно ее и не было. – Какие-то чудеса! Ведь только что была здесь! Может, пойти окликнуть ее?
– Прошу вас, не надо, – попросил Кроун.
– Как знаете.
При виде этих маргариток что-то перевернулось в душе Кроуна, и он понял, что ему предстоят тяжкие испытания. Ведь он прекрасно осознавал, насколько жесток он был по отношению к Фаустине. Но она для него была уже прочитанной книгой. Кроун даже не вписывал ее в круг своих приближенных, не говоря уже о друзьях, которых у него не было вообще.
Взгляд Кроуна случайно упал на большую настенную фреску, изображающую руины какого-то замка. Между полуразрушенными колоннами протекала река, в которой плыла лодка с влюбленными, одетыми в яркую, но очень простую одежду. На заднем плане оранжевые лучи предрассветного солнца освещали разрушенный замок, от которого остались лишь несколько башен и часть стены. Несмотря на изображенные руины, картина внушала оптимизм сочностью красок и счастливыми улыбками, застывшими на лицах двух влюбленных. Видимо, художник хотел показать, что все на свете возрождается вновь, в том числе и любовь.
Кроун недовольно хмыкнул и сделал неверный ход.
– Вы проиграли, сеньор, – как-то застенчиво сказал его молодой сосед. Ему явно было неловко за свой выигрыш.
– Теперь вы знаете, что все дело в везении, – улыбнулся Кроун. – Вы выиграли, значит, этот кошелек ваш. – И Кроун широким жестом швырнул на стол небольшой кошелек, набитый лирами. – Продолжаем игру? – спросил Кроун, и в его глазах появился хищный блеск.
– Сеньор Кроун, – послышался чей-то знакомый взволнованный голос.
Кроун поднял голову и увидел, что перед ним стоит его шпион, Витторио.
– Сеньор Кроун, у нас такое произошло!
– Говори тише.
– Эти сеньоры так увлечены игрой, что не слышат нас.
– Что же такого могло произойти в замке, чего бы я, всемогущий Кроун, не мог знать?
– Кто-то ночью проник в верхнюю тронную залу, похитил тело королевы Маргариты, незаметно похоронил его и построил роскошное надгробие из перламутра.
– Откуда они взяли ключи? Ключ от верхней тронной залы, где уже 19 лет покоится ее тело, находится у меня! – И Кроун вытащил из кармана блестящий серебряный ключ и помахал им перед носом испуганного Витторио, чьи крысиные глазки стали совершенно круглыми и по цвету напоминали кладбищенские незабудки. Тем не менее, вышколенный лакей выглядел безукоризненно: его черный кафтан украшало пышное кружевное жабо, а парик был тщательно напудрен. – Ты что думаешь по этому поводу?
– Понятия не имею.
– Ты недоглядел! Вот в чем твоя вина! – И Кроун потряс своим огромным кулачищем перед лицом лакея. – В этом замке живут всякие эльфы, феи и всевозможная нечисть, которая и сперла ключ. И я думаю, что Фаустина здесь тоже приложила свою ручку бывшей ныряльщицы! Ей хочется отомстить мне.
– Нет, сеньор Кроун, только не Фаустина. Она очень больна. – И обычно бесстрастное, каменное лицо Витторио омрачилось глубокой печалью.
– Что с ней?
– Во время отдыха к ней в спальню ворвался ворон и укусил ее за шею.
