– Господин майордом абсолютно прав, – согласился Алкуин, до этого что-то сосредоточенно записывающий на покрытой воском дощечке – в своей привычной «записной книжке». – В стране только тогда будет порядок, когда жители смогут безбоязненно путешествовать из одного гау[90] в другой, не вызывая враждебного отношения со стороны местных жителей. Иначе страна обречена на вечную смуту и неустойчивые, глиняные ноги даже при самых сильных, стальных руках.
– А что скажет нам владетельный представитель той части нашей страны, о которой идет речь? – повернулся король к эделингу Кнесслеру.
– Только одно, ваше величество… Только одно… Война в Саксонии одинаково утомила и франков и саксов. – Кнесслер ответил убежденно и твердо и посмотрел при этом на короля так же, как говорил.
Карл любил, когда собеседник ведет себя так.
– Так что же тогда требуется для установления устойчивого мира? – попросил он уточнения.
– Только добрая воля с двух сторон, государь. Только добрая воля…
– То есть, – возмущенно фыркнул Бернар и вскочил со своего низкого кресла, – вы хотите сказать, что король-победитель должен поклониться побежденному им народу. Я вас правильно понял, мессир Кнесслер? Тогда от имени короля любезно благодарю вас за оскорбление!
– Вы, ваше высочество, извращаете мою мысль, – совсем не смутившись агрессивных слов королевского дядюшки, ответил эделинг. – Я хотел сказать только то, что сказал. И могу добавить лишь одно – для установления мира следует сделать два одновременных шага навстречу друг другу. И протянуть руки для рукопожатия…
– Кому, простите, милейший, мою несообразительность, может пожать руку монарх великого королевства? Есть здесь, в вашей стране, кто-то равный ему?
Бернар откровенно отстаивал интересы военной партии, и это видели все. Вне войны, без нее, все влияние монсеньора Бернара сводилось к нулю, и потому он всячески противился устойчивому миру.
– Рукопожатие короля, – стоял на своем сакс, – может быть монаршей милостью и не обязательно должно означать рукопожатие равных сторон. Я думаю, все эделинги в нашей стране понимают, что равными королю они быть не могут. А если Карл Каролинг протянет им руку, они почтут это за честь для себя.
– Я полностью согласен с уважаемым эделингом, – сказал Алкуин.
– Я тоже вижу единственную возможность для установления прочного мира в одновременном шаге навстречу друг другу, – присоединился к ученому майордом дю Ратье.
– Это пустые разговоры! – Бернар почувствовал, что король сам думает о мире, и потому забеспокоился. – Сколько бы мы ни говорили о меде, во рту от этого слаще не станет. Как вы это представляете на практике? Я лично не вижу ни одного хода, который не уронил бы достоинства моего короля и дал бы положительный результат.
– Есть старинная латинская мудрость, – изрек Кнесслер. – Только сильный имеет право прощать. Латиняне были очень мудрым народом, иначе они не смогли бы на протяжении многих веков держать под своим управлением большую часть европейского, африканского и азиатского развитого мира. Я хочу вслед за латинянами сказать, что если на уступки идет слабая сторона, ее обвинят в трусости. Если это делает сторона сильная – это будет проявлением доброй воли и именно утверждением силы.
– Практически! Практически! – раздраженно повторил Бернар.
– Да, – согласился и Карл. – Практическое решение вопроса волнует меня больше всего. Я даже имею на этот счет свои соображения, но сначала хотел бы услышать ваше мнение. Нельзя ли использовать с толком предстоящий большой праздник?
– Не только можно, ваше величество, но и необходимо, – Алкуин поднял свою навощенную дощечку и потряс ею, как обвинитель в суде потрясает доказательствами. – Я тут изложил кое-какие практические мероприятия и прошу моего короля рассмотреть их.
– Прочитай, мой друг… – кивнул Карл.
Алкуин встал, чтобы привлечь к своим словам больше внимания.
– Я предлагаю устроить турнир так, чтобы одновременно с зачинщиками со стороны короля были выставлены еще и зачинщики из других народов. Скажем, мессир Кнесслер сам пожелает принять участие в турнире и пригласит других знаменитых и славных сакских рыцарей. Скрестить оружие на турнире – вовсе не то же самое, что скрестить оружие на поле боя. Турнир – праздник. А праздник в благородных сердцах никогда не порождает вражды. Я бы даже предложил расширить границы нынешнего мероприятия. Мы можем пригласить сюда же князя вагров Бравлина и князя бодричей Годослава. А чтобы это не выглядело нарочито, в число зачинщиков обязательно следует включить и прибывшего вместе с графом Оливье сарацинского рыцаря Салаха ад-Харума. Весьма хорошо бы смотрелось присутствие датских рыцарей. Они славные воины и придадут интерес зрелищу.
– Я, кажется, предвидел такие пожелания со стороны моего ученого друга и сам уже утром послал герольдов к бодричам, к лютичам и к ваграм, – сказал Карл. – Думаю, они уже прибыли на места. По крайней мере, до Старгорода-то и до Рарога уж точно доскакали. Надеюсь, что владетельные князья, несмотря на некоторую натянутость наших отношений, пожалуют на большой праздник, забыв о прошлом непонимании, и с надеждой на будущее понимание. Я хотел бы познакомиться с ними лично. Хотя с Бравлином уже заочно знаком по трем битвам, если можно назвать знакомством разглядывание друг друга через ратное поле и угадывание характера противника посредством действий его войск. И вижу в князе достойного, умного и отважного противника. Против Годослава не однажды воевали мои бароны, и он не показался им агнцем для заклания. Лютичи уже много лет воюют с Годославом, и ни одна сторона не может добиться значительного преимущества. Значит, и лютичи отменные воины. Хотя они могут к турниру и не успеть, до их столицы далековато… А если успеют, тем лучше… Нам будет на кого посмотреть, если славяне примут наше приглашение. Что же касается датчан, то здесь вопрос обстоит сложнее. Наши взаимоотношения с царственной особой Готфрида Датского довольно странные, и мое приглашение данам выглядело бы, мне кажется, слегка нелепым. Но не могу же я пригласить датских рыцарей, не поставив об этом в известность их короля… Если они сами каким-то образом узнают о турнире и решатся пересечь границу, я буду рад видеть их в числе участников. Такое усиление состава будет только украшать наш праздник. Впрочем, я рано взял инициативу на себя. Продолжай, Алкуин…
– Я уже все сказал, ваше величество. Есть только маленькое дополнение. Конечно, война или мир – об этом всегда заботятся короли и князья, они принимают решения. Но нельзя забывать и простой народ. Потому я предложил бы в завершение праздника устроить гуляния отдельно для простого люда. Пусть они посоревнуются не только в умении размахивать кулаками или дубинками, но и в умении петь и танцевать. Тогда это будет не только турнир для воинов, а действительный всенародный и даже международный праздник. Праздник, который надолго запомнится и будет всегда связан в памяти с именем короля Карла.
– Я согласен! – утвердил Карл.
– Но если у нас будут две группы зачинщиков, следует определить новые правила турнира, – как истый воин, Бернар больше интересовался боевой частью предстоящего праздника. – Кто будет с кем драться?
– Что ты думаешь, Алкуин? – спросил Карл.
– Что касается правил турнира, я предложил бы определить их тем, кто лучше работает копьем и мечом, чем пером. Хотя и на этот счет мне сейчас пришла в голову неплохая мысль.
– Мы слушаем тебя.
– Пусть зачинщики сразу сразятся между собой, и каждая сторона будет олицетворять один из цветов королевского дома – красный и синий. Тогда определится пятерка сильнейших. И если в эту пятерку войдут рыцари из второй группы, это будет прекрасно. Тогда уже саксы или славяне, если они войдут в это число, сами будут защищать цвета короля. Это ли не будет уже означать, что мир состоялся!
– Таким образом, вы, дорогой аббат, заставляете нас отдавать сердца противнику! – усмехнулся майордом дю Ратье. – Как сторонник ваших предложений, я вынужден буду болеть сердцем не за конкретных рыцарей, которых прекрасно знаю, с которыми дружен и которых люблю, а за тех, кто, победив моих друзей, утвердит наступление мира. Здесь кроется великий парадокс, преодоление которого может иметь значительные последствия.
Карл встал, показывая этим, что намерен произнести завершающее слово. Встали и другие участники совета.
– Я согласен с предложениями аббата Алкуина. Пусть будет так. Мессир Кнесслер, я прошу вас взять на себя организацию турнира со стороны первоначальных противников королевской партии. Надеюсь, в вашей среде найдутся достойные рыцари?
– Найдутся, государь, – склонил голову эделинг.
В напряженную минуту всегда кажется, что тишина встает особенно ощутимо, и не слышно даже пения птиц. Посмотреть со стороны, волхв Ставр просто наблюдал за происходящим, почти равнодушно ожидая решения противника и продолжения, которое в любом случае обязательно последует. Упавший воин не подавал признаков жизни – настолько силен был удар посоха волхва, и непонятно было, остался ли он вообще жив.
