Внешне он оставался спокойным, но Ламио, слушая, как постукивают каблуки, чувствовал, что если вставит еще хоть слово, князь его просто убьет.
– Ну и дела… – вполголоса произнес Расин, остановившись перед окном. – Я знал, что еду не за хорошими новостями, но вы, сударь, сумели удивить…
– Простите, – только и ответил секретарь.
– За что? – Расин невесело усмехнулся.
Они сидели еще три четверти часа, и «Старая гавань» обмелела еще на четыре бокала, когда князь наконец разузнал все, что хотел.
Внизу, в передней, со звоном начали бить часы. Одиннадцать раз. Тут же понеслись гулкие удары с улицы, с курантов Рыбачьей башни на углу Морских заступников. Секретарь встал.
– Ваша светлость, мне нужно в гавань. Если Ванцера увидит, что я еще здесь, начнутся расспросы.
Князь кивнул, нагнулся над стулом, разбирая шнурки брошенного плаща. Ламио наблюдал за каждым его движением, словно ему было жаль расставаться с утренним гостем. Когда Расин поднял голову, солнце светило ему прямо в лицо, и весь он был пронизан этим солнцем – и ясные глаза, и светлые волосы, и слепящая хрустальная сережка.
– Мне следовало сказать это сразу, – князь взял его за руку, и Ламио крепко сжал маленькую твердую ладонь. – Я глубоко признателен вам за помощь. Но думаю, мы видимся не в последний раз.
– Я надеюсь, – искренне ответил Ламио.
– Тогда до встречи.
Расин завернулся в свой плащ и выскользнул из дверей. Ламио проследил, как гость спустился по лестнице, и уже через минуту ему казалось, что эта ранняя встреча ему просто приснилась.
Когда князь приблизился к самой двери, снаружи ему послышался шум и голоса. Расин встал в уголке, чтобы не попадаться на глаза, как и подобало скромной просительнице. Звякнул замок, и на порог, пятясь, вступил привратник, любезно кивая и бормоча. За ним шли двое, вполголоса переговариваясь низкими мелодичными голосами. Князь услышал знакомые слова, но не сразу понял, на каком языке шел разговор. И тут похолодел: гости говорили на древнем лафийском.
Полы плащей с легким шуршанием волочились за ними, как змеиные хвосты. Вот один из них повернулся так, что виден стал точеный профиль, и Расин узнал близнецов с Южного архипелага. Вот принесла нелегкая! Надо бы ноги уносить из этого вражеского стана.
Перед тем, как выйти, князь еще раз обернулся, глянув на Асфеллота, и выскользнул из Кормчего дома.
Кассий, на ходу расстегивая плащ, поднимался по лестнице, когда снизу заторопился привратник:
– Сударь, э, ваша милость! Платочек обронили! – Асфеллот повернулся, глянув на протянутый платок.
– Это не мой. Видимо, принадлежит той, гм… А, впрочем, дай взглянуть.
Кассий взял протянутый платок. Странно: дама, казалось, бедна была, как церковная мышь, а вещица из тонкого батиста. От платка шел легкий, еле уловимый запах духов, дорогих, но не женских. Надо бы спросить, кто навестил в это утро господина Ванцеру… Кассий, помахивая платком, двинулся дальше. На втором этаже, у кабинета Луня, он остановился и коротко постучал в дверь.
– Явился-таки, бездельник! – Кассий даже отскочить не успел, как тяжелая створка мореного дуба распахнулась и хватила его по носу.
Ванцера замер на пороге.
– Вы?! В такую рань, господи, да еще не сказав!
– Доброе утро, сударь, – с холодной злостью ответствовал Асфеллот, ощупывая нос. – Любезность ваша не знает границ.
– Так ведь я думал, что это секретарь, уж давно его зову, а вы у двери встали, будто…
– Может быть, вы предложите войти? – раздраженно спросил Асфеллот.
– Ах, да, прошу, прошу. Нос не сломан?
Кассий промокнул кровь платком, который все еще держал в руке.
– На ваше счастье – нет, – отрезал он. Нос вспухал, наливаясь горячей болью. «Мерзавец!» – все более злясь, подумал Асфеллот.
Он взял кувшин с водой, развернул платок и застыл на месте. С клочка батиста смотрел вытканный золотом ключ, а под ним красовался такой знакомый вензель…
Лунь вскинулся, перепугавшись: кувшин, выпав из рук Кассия, разлетелся вдребезги.
– Простите, – бросил Кассий, комкая мокрый платок, и отвернулся к окну.
Что же это такое? Асфеллот, выгнув бровь, смотрел на утреннюю гавань, пока Ванцера носился за прислугой. Кассий видел этот вензель не раз, и герб в виде ключа тоже. И то и другое принадлежало люмийскому княжескому дому.
Значит ли это, что его светлость был здесь? Как давно и к кому он приходил? Догонять бесполезно – всяко ушел. Спросить Ванцеру? Так Лунь и сказал. Гм… Кассий спустился в переднюю. Брат, проводив его, ушел по своим делам.
Асфеллот склонился над дремавшим привратником, тронув его за плечо. Тот открыл глаза и мигом вскочил, увидев перед собой гостя. Кассий поднес палец к губам, потянулся к поясу и выудил золотой. Слуга оживился.
– Скажи-ка, милейший, ты эту даму, – Асфеллот кивком указал на дверь, – раньше здесь встречал?
– Нет, сударь, не встречал. Первый раз приходила…
Кассий кивнул.
– Лицо заметил? Узнать сможешь?
– Э, какое заметил! Закутанная была вся до бровей, одни глаза торчали.
– Какого цвета? Синие?
– Откуда мне знать! Что я, под капюшон ей смотреть буду? Сдалась она мне!
– Гостья приходила к капитану? – продолжал Кассий, немигающими глазами глядя на привратника.
Тот скорчил плутоватую рожу и доверительно склонился к Асфеллоту.
– К молодому секретарю! – Кассий изумленно щелкнул пальцами:
– Не врешь?
– А вот провалиться мне на этом месте! – выпучив глаза, горячо зашептал прощелыга. – Только никакая это не дама, – он, подмигнув, осклабился.
Асфеллот уперся в него глазами так, что тому на миг стало не по себе. Однако золотой, припрятанный в кармане, подогрел сердце.
– Не дама, девица незамужняя! Я по одежде понял! – под видом страшнейшего секрета поведал привратник. – Тайно явилась, да еще к молодому секретарю, чуете, зачем? Ох, сударь Ванцера узнает, или ее родня, достанется бесстыдникам на орехи! – привратник затрясся от смеха, не замечая, как тень досады пробежала по лицу гостя. – Только я знаете, что смекаю? – слуга осмелел, схватил Кассия за локоть и зашептал: – Это не иначе как жена его скрытая! Точно говорю! Его Ванцера со службы вышибет, коли узнает! Он ему строжайше запретил шашни крутить, дом-то хороший, а то на весь город слава пойдет! Я давно заприметил, что наглец этот… – Кассий высвободил локоть.
– Довольно, милейший! Тебе бы не в дверях сидеть, а на месте сударя Ванцеры! Если дама еще явится, посмотришь, какова из себя.
Привратник сощурился. Он не сводил глаз с Кассия, ожидая звонкой добавки к его словам, но Асфеллот и так уверен был, что переплатил. Услышанное стоило самое большее десятка палок от хозяев, если те себя уважали. Но откуда же взялся платок с княжеским вензелем? С неба свалился? И значит ли это, что его светлость исхитрился пройти незамеченным на Лакос?
Увидев, что Кассий поднялся на второй этаж, Ламио высунулся из-за угла. Все это время он стоял, ни жив ни мертв, боясь даже дыханием выдать себя. Секретарь спустился сюда, чтобы проверить, благополучно ли покинул Кормчий дом князь Расин. Потом услышал звон разбитого стекла у Ванцеры, а сразу за этим спустился Асфеллот. Теперь Ламио возносил небу хвалу за то, что так своевременно схоронился и услышал все до единого слова.
– Подлая дрянь, – прошептал бедный секретарь. – Когда-нибудь я до тебя д-доберусь и язык вырву! Запомнишь, как чужое имя трепать… Впрочем, нынче мне впору в ноги тебе упасть! – Ламио поскреб в затылке. – Значит, любовница? А, будь по-вашему, лишь бы Асфеллот поверил! – он замолк и прислушался.
Через открытое окно донеслись колокола Морского собора.
Лакос был наполнен предчувствиями.
Со дня на день ждали чего-то. Тайны ползли по городу, плодились домыслы. Слухи набегали с прибоем – невнятные, противоречивые. Корабли со всех концов морей приносили вести о том, что где-то в Архипелагах разгорелся новый пожар. Из гавани новости взлетали к площади Чайки, выплескивались на улицу Старых ветров, в тамошние кабачки и харчевни, а там уж неслись по всему городу, от Маячного вала до северных предместий. Особенно часто говорили, что близится конец Смутному времени и в Светломорье грядет новая власть.
Вспыхивали беспорядки в гавани, на приморских улицах. Недовольные порядками Ванцеры забрасывали Кормчий дом письмами о бесправии горожан и засилье Асфеллотов на Лакосе.
Эти-то слова, сказанные за соседним столом, и заставили очнуться молодого человека, который дремал в дальнем углу зала, положив голову на руки. Он открыл глаза, словно бы и не спал, чуть потянулся, незаметно оглядываясь по сторонам, и тут же кивнул кому-то.
– Вечер добрый. Слава богу, я уже беспокоиться начал.
