— Ты назвал себя мстителем. Рукой Азуриана. — По лицу Фараетиль пробежала почти незаметная улыбка. — А для меня? У тебя есть для меня имя?
— Твой порыв. В свое время в тебе проявилась воля Азуриана. Теперь же я стал его орудием.
— Ты же знаешь, что боги мертвы? — Девушка взглянула на себя и отшатнулась. Она подбежала к стене, и ее сразу вырвало.
Азурмен подошел к ней, но не слишком близко, чтобы она не расценила его действия как угрозу. К тому же у нее в руках все еще был нож. Фараетиль посмотрела мимо него туда, где лежали тела.
— Это мы сделали? Я сделала? — с ужасом произнесла она. — Как? Как нам удалось?
— Эта жестокость таится во всех нас и только ждет, когда ее выпустят наружу. Так же как и тоска по радостям, лести и удовлетворению — все это живет в наших сердцах. Мы должны противиться их соблазну, должны стойко противостоять искушениям.
— Ты раньше уже творил подобное? Убивал?
Азурмен покачал головой.
— Я всего лишь был сосудом. Жестокость таится во мне, но теперь я нашел умиротворение.
— Правда? — невесело усмехнулась она, глядя на окровавленные трупы культистов. — Я бы не назвала это умиротворением.
— Жестокость проявляется в намерениях, а не в действиях, — произнес Азурмен. — После Падения я долго размышлял об этом.
— Падения? Что это?
Азурмен махнул рукой в сторону дверей и сводчатого потолка вестибюля.
— Все, что произошло вокруг нас. Потеря невинности. Проклятие нашего народа. Погибель, пришедшая за нами.
Девушка недоверчиво насупила брови.
— Ты помнишь то время?
— А ты нет?
— Я была ребенком. Я помню только смерть и крики. Прежде чем умереть, мой брат присматривал за мной и научил меня, как заботиться о себе и избегать демонов и культистов. Если судить по старому исчислению, то в последний раз я была здесь лет семь назад. Ты все это время был в одиночестве?
— Я был в одиночестве даже дольше, чем сам вначале думал, — сказал Азурмен. Он указал рукой на клинок, зажатый в руке Фараетиль. — Дай-ка мне его сюда.
Помявшись, она отдала ему кинжал, и Азурмен бросил его в сторону. С характерным металлическим звоном оружие ударилось о каменную плитку.
— И как же я теперь смогу себя защитить! — выпалила она, шагнув к отброшенному клинку.
Азурмен рукой остановил ее.
— Пока тебе нельзя использовать оружие. Твой гнев погубит тебя. Подогреваемая страхом ярость ослепляет тебя и не дает разглядеть опасность.
— А ты, значит, не боишься? Так ведь?
— Фараетиль, я видел, как наш мир был поглощен алчущим богом. Меня больше ничто не страшит. Я довольно долго пробыл в одиночестве. Позволь мне научить тебя тому, чему я сам научился. Показать мир за пределами культов и улиц. Позволь мне помочь тебе контролировать страх и ярость, успокоить бурю, бушующую в твоем сердце.
— Мне придется сражаться. Борьба — единственный путь к выживанию.
— А я не говорил, что ты не будешь сражаться. Я научу тебя, как бороться с врагом и при этом не испытывать захлестывающего душу желания убивать. Наших сородичей погубили эмоции, поглотили страхи и страсти. Те, кто остался, должны научиться контролю. Мы должны осторожно следовать между потворством и отказом. Мы должны перестать потакать нашим темным желаниям, но мы не можем отрицать, что они живут в нас. Мы должны умерить свои души, познав дисциплину и выбрав себе цель. Только тогда мы освободимся от груза своих страстей.
Девушка посмотрела на него глазами, полными надежды и благодарности.
— Это правда? Мы в самом деле можем избавиться от этого кошмара?
— А ты хотела бы попробовать, Фараетиль?
— Я хочу поменять имя. Когда мы впервые встретились, ты не был Азурменом. Если я должна переродиться, как и ты, то мне нужно другое имя.
Азурмен призадумался, и вдруг его губы искривились в улыбке. Уж очень давно он не улыбался.
— Я научу тебя, как обратить твою ярость в шторм ударов, которые не выдержит ни один враг. Твой крик будет возвещать смерть всякому, кто встанет на твоем пути. Ты станешь Джайн Зар.
Буря Тишины. Первый ученик.
21
Призванный массовым жертвоприношением культистов зверь возвышался над своими рабами, которые пали ниц в знак преданности. От смертного тела Темной госпожи ничего не осталось. Новым обликом женщины стала угольно-черная кожа, глаза цвета сапфиров и теневые крылья, что широко раскрылись за ее спиной. Она шла на своих копытообразных ногах, одной рукой обхватив эфес длинного золотого ятагана. Другая ее рука была объята шаровой молнией.
Темная княгиня остановилась неподалеку от «Цепкой молнии», воздев меч к звездному небу. Воздух завьюжил вокруг клинка, и тут же вихрь варповой энергии разросся, бурля внутри появившихся из ниоткуда неестественно черных облаков.
Прижимая оружие к груди, культисты толпились вокруг демонической княгини и с широко раскрытыми от благоговейного страха глазами наблюдали за усиливающимся штормом. Лиловая энергия мерцала в облаках, озаряя поле битвы ослепительными вспышками света. Рев танковых двигателей, который прокатывался по усеянным трупами склонам, походил на гром.
Демоническая буря застала эльдарские суда врасплох, поэтому они не рискнули приближаться к ней. Гравитанки вышли на свои позиции, нацелив звездные пушки и яркие копья на громадного монстра, а аспектные воины выбрались из «Волновых змей», рассредоточившись для защиты подходов к подбитому звездолету. Пестрая броня эльдар образовывала цветастые узоры на сожженной земле.
По сигналу Гиландриса войска открыли огонь, осветив ночную тьму яркими энергетическими лучами и зарядами плазмы. Через миг дюжина человеческих танков взорвались сияющими цветками огня, отчего ближайшие ряды людских пехотинцев пали замертво. Сосредоточенные бело-голубые импульсы энергии обуяли демоницу, но ничуть не навредили ее эбеновому телу.
Она опустила меч и направила его на «Цепкую молнию», после чего наконечник клинка охватило пламя. Демоница прорычала что-то на своем зверином языке, и живая волна культистов тут же рванула вперед, действуя еще более отчаянно и безрассудно, чем раньше. Водители грубых человеческих машин запустили двигатели и погнали на линкор, безумно давя гусеницами своих товарищей. По приказу своего бога хаосопоклонники ворвались в защитные линии эльдар, умирая от рук враг со смехом и улыбкой на лице. Смерть они встречали с радостью в душе, а не со страхом.
Оставшись на борту звездолета, Гиландрис искал Неридиат. Он не нашел пилота на прежнем месте. Следуя по тропе из расчлененных и обезглавленных трупов, ясновидец добрался до одной из пустых складских камер, где отыскал Неридиат и Азурмена. Весь коридор был завален распотрошенными мертвецами, около которых валялись топоры, ножи и пистолеты. У многих было перерезано горло и отсечены конечности.
На Гиландриса накатила тошнота, но он сдержался и мысленно напрягся, импульсом психической энергии прорезав путь через трупы. Пока он шел по проходу, бездвижные тела отлетали в стороны вместе с потоками крови. Гиландрис остановился у двери в складской отсек, потрясенный открывшимся перед ним зрелищем.
Лорд-феникс стоял с головы до пят в крови, которая пропитала насквозь гребень его шлема и знамя, висящее за его спиной. Кровавые капли стекали по лицу Неридиат и ее дочери, которую женщина, прислонившись к стене, сжимала в своих руках. Глаза пилота не отрывались от Азурмена — точнее от его мерцающего клинка. Пол был залит свежей кровью, по которой побежала рябь, как только лорд-феникс развернулся.
Неридиат так и сидела без движения, а девочка, заключенная в ее крепкие объятия, взглянула на ясновидца своими невинными глазами.
