Она вспылила:
— Вы дурно отзываетесь о женщинах!
— Напротив, — возразил я. — У нас таких тоже хватает, но в то же благословенное время у нас нет ограничений для женщин ни в каком деле и роде деятельности! Хочешь — сиди покорно и жди повелителя, хочешь — живи как человек. И потому многим нравится чувствовать себя не уступающими мужчинам.
Я говорил вроде бы небрежно, как о деле, всем нам там, на Юге, знакомом и привычном, но слова подбирал тщательно, чтобы не отпугнуть излишними свободами.
— Какая женщина решится? — воскликнула она. — Только… из самого подлого сословия?
Я нагло расхохотался.
— А вы дура, принцесса. Понятно же, что отваги хватает только у благородных, а также воспитания, образования и умения обращаться с людьми. Только леди из высокого сословия может и смотреть свысока, и вести переговоры… да что я вам такое говорю? Вам что об стенку переспелым, а то и вовсе испорченным горохом. Даже пример Лаутергарды не убеждает, верно? А таких, как она, в цивилизованных и развитых королевствах тысячи и тысячи!
Она поднялась с самым надменным видом, закусив губу.
— Может, где-то и есть такие люди, — ответила она холодно, — однако вы грубиян, хам и невежда, с благородными людьми и рядом не сидели!
Я проследил взглядом, как она вышла, прямая и высокомерная, даже выплыла, будто ног нет вообще, словно скользит по льду, а ведь уже пользуется, хоть и вынужденно, одним из важных преимуществ женщины нового типа — ходит куда пожелает, одна, без осточертевшего сопровождения служанки. Надо будет напомнить и поинтересоваться, сильно ли чувствует себя ущемленной, что разговаривает с мужчинами без того, чтобы за ней наблюдали с близкого расстояния недремлющие и так надоедающие тетки?
Утром сдержанный шум за стенами шатра, негромкие голоса, приятный аромат костров и жареной еды, где запахи мяса вкусно смешиваются с запахами поджаренного хлеба.
Я услышал голос Альбрехта, Зигфрид что-то ответил неразборчиво.
— Я не сплю! — крикнул я. — Барон, заходите!
Полог отодвинулся, Альбрехт заглянул, убедился,
что я не под одеялом, а уже за столом, вошел и уставился на меня с хмурым вопросом в темных глазах.
О том, что уже граф, а не барон, напоминать не стал, вдруг у меня память пошаливает с чьей-то еще более ветреной памятью, пока я сплю, так что мое никчемное ехидство даже не царапнуло.
— Норберт уже выехал, — напомнил он.
— Его работа идти впереди, — ответил я, — и убирать камешки с пути моего высочества. Чем вы так встревожены, дорогой друг? У вас брови какие-то не такие.
— Что думаете насчет принцессы? — спросил он.
— Уже работаю, — сообщил я.
Его брови приподнялись еще выше.
— И?
— Наш ответ Чемберлену будет несимметричным, — ответил я. — Идеи побеждаются только другими идеями, но, как гласит история, благородные идеи проще побивать низменными, ибо человек в натуре своей подл. Как благородный рыцарь, я против, но как политик — использую!
Он кивнул.
— Есть подвижки?
— Хоть и с опозданием, — сказал я, понизив голос, — но отвечаю. Для начала разосрем этот их союз двух империй. С одной еще не знаю, как управлюсь, а уж с двумя… И пусть империя Вильгельма не такая воинственная, но, возможно, многолюдная, богатая, и тогда силы Мунтвига будут постоянно подпитываться ее мощью…
Он прислушался, сказал быстро:
— Упомяни черта, он тут как тут.
Донесся властный голос принцессы, кого-то отчитывает, женщины даже в плену уверены, что это у них все в плену, затем прозвучал цокот ее каблучков, в шатер заглянул Зигфрид.
— Ваше высочество, — проговорил он, — тут эта, как ее, ну, принцесса вроде бы, если не врет…
— Пропусти, — велел я, — может, и не врет. А может, и врет.
Принцесса вошла предельно высокомерная, явно слышала, еще с порога спросила надменно:
— Я вчера забыла поинтересоваться, вы уже отправили сообщение, что я у вас в плену? Запросили выкуп? Какой?
Я указал ей на лавку.
— Присядьте ваше высочество. Мы сейчас закончим с графом обсуждать послевоенное устройство территорий, ранее занимаемых неким Мунтвигом.
Она села, громко фыркнув, и отвернулась. Альбрехт сказал почтительно:
— Ваше высочество, вы предложили прекрасный план по нейтрализации последствий и полного искоренения даже памяти о. Однако, умоляю вас…
Я сказал грозно:
— Чего еще?
Он сказал совсем просительно:
— Давайте остальное перенесем на потом, я не смею задерживать прекрасную принцессу.
Я пробурчал недовольно:
— Ладно, но представьте мне подробный план по расчленению империи и наказанию военных преступников.
Он вышел, а я повернулся к принцессе. Она выпрямилась и посмотрела на меня уничижающе.
— Принц?
— Ваше высочество, — ответил я, — с момента вашего появления сэр Дарабос по моему приказу тут же послал несколько гонцов в направлении возможного нахождения армий Мунтвига. Вы понимаете, с каким донесением.
— Нет, — ответила она дерзко, — не понимаю!
— Я велел сообщить Мунтвигу, — терпеливо сказал я, — что вы, его невеста, такая прекрасная и вежливая, случайно захвачена моими отрядами в плен. Я жду от него сообщения, как и где передать вас в его нежные, без всякого ехидного сомнения, руки.
Она выслушала, поморщилась.
— И что, все еще нет ответа?
— Принцесса, — напомнил я, — вас перехватили год назад? Или хотя бы месяц тому?.. А мы с Мунт-вигом на приличных расстояниях друг от друга.
— А вы послали несколько гонцов? — спросила она.
— Да.
— Зачем?
— Я не знаю, — ответил я терпеливо, — где Мунтвиг, потому мои сообщения попадут разным командирам в разных землях. Кто-то доставит послание позже, кто-то раньше.
Она слушала с таким видом, словно собиралась что-то сказать еще, хотя вроде бы все сказано, я запоздало сообразил, что хочет просто побыть здесь и поговорить, очень уж необычные вещи рассказываю, а про посылку гонцов и так наверняка уже слышала от Норберта.
Полог приоткрылся, заглянул бледный и расстроенный Палант, одежда помята, лицо просто желтое.
— Ваше высочество? — проговорил он.
— Ну что? — спросил я. — Давай входи, но там и стой.
Аскланделла тут же, чувствуя его неудачу, посмотрела на меня победно.
— Ну? — повторил я.
Он поклонился.
— Ваше высочество, я приехал поздно, тот мудрец уже закрыл двери на ночь. Я стучал, кричал, бросал камни и палки в окна, но там крепкие ставни… В общем, простоял там целую ночь, а под утро, помня о вашем приказе, снова сел на коня и вернулся.
