Да и не пошлет Мунтвиг их за нами, заподозрив, что это и является нашей основной целью: затормозить победоносное наступление, оттянуть крупные силы с главной линии фронта, заставить бороться с партизанским движением, что позволит Югу собраться с силами перед лицом такой угрозы и наконец-то организовать сопротивление.
Внизу заблистали огни, я присмотрелся: город, довольно большой, с одной стороны крепостная стена, с другой — свободное пространство даже без рва или каких-то защитных сооружений, во многих домах еще горят огни.
Город почти прямо на пути нашего войска, через несколько дней достигнем, что-то в нем тревожно знакомое, хотя я никогда вроде бы его не видел… по крайней мере вот так, сверху…
Словно некая сила заставила сложить крылья и пойти в пике, а недалеко от земли я выровнялся, прошел в бреющем полете над высокой травой и приземлился недалеко от блестящей в лунном свете дороги.
Везде тихо, я переполз в личину человека и пошел к воротам, еще не решив, стучать или же попытаться пробраться лисичкой.
К воротам идет хорошо накатанная дорога, лунный свет прячет в черной тьме глубокую колею, зато ярко высвечивает утоптанную до твердости камня землю.
В сотне шагов от ворот мрачно чернеет раскидистое дерево, я рассмотрел там человека в тени ветвей, он внимательно присматривается к часовым, что прохаживаются по стене.
Я подошел сзади на цыпочках, он вздрогнул и обернулся, глаза расширились в страхе и недоумении.
— Ты кто? — вскрикнул он. — И что здесь делаешь?
— А ты? — спросил я.
— Я спросил первый! — сказал он с чувством полнейшего превосходства.
— А мой меч у твоего горла, — напомнил я.
Он взглянул на острый кончик, что почти уперся ему в кадык, сказал примирительно:
— A-а… ну ладно, я тут мимо проходил.
— Ну и проходи дальше, — сказал я.
Он медленно отступил, держа руки на виду, некрасивое лицо чуть дрогнуло в улыбке.
— Благородный, да?.. Берегись, благородный…
— Что, — спросил я, — ударишь в спину?
Он изумился:
— Зачем?.. Ты мне ничего плохого не сделал. Но люди в этом городе подлые.
— Как называется город?
— Вифли, — ответил он, помедлил, глядя, как окаменело мое лицо, сказал почти с сочувствием: — Вижу, сам о нем слыхал.
— Да, — ответил я мертвым голосом. — Слыхал. На своей шкуре. Этот город будет уничтожен! На то Божья воля, которую мы обязаны выполнить.
Он вздрогнул, напрягся всем телом.
— Это что?.. Тебе видение?
— Еще какое, — ответил я гробовым голосом и пошел к воротам, чувствуя, как мои плечи сгибаются от тягостных воспоминаний, когда мне и моим людям отказывали в куске хлеба и глотке воды, а за спиной ехали хохочущие люди короля Хайбиндера и наслаждались нашим унижением и мучениями.
Городские врата закрыты на ночь, пытаться в них стучать и просить впустить — себе дороже, просто утащат наглеца в тюрьму для выяснения.
Я прошелся в темноте вдоль стены, прислушиваясь и всматриваясь, обходить весь город не хочется, в личине птеродактиля торопливо взмыл, перелетел через стену за спиной прохаживающегося стражника и тут же плюхнулся вниз, затаившись в тени.
Стражник обернулся, заслышав или ощутив что-то, хотя летаю бесшумно, как летучая мышь или сова, замер, прислушиваясь.
От башни кто-то крикнул лениво:
— Ты чего?
— Да как-то ветром пахнуло, — ответил тот недовольно, — словно вот такенный филинище пролетел прямо над головой!
От башни донесся хохоток:
— А ты не знал, что они летают только ночью?.. Иди сюда, тут факел, уже не обжулишь, как в прошлый раз. Кости с тобой?
— Да…
— Крапленые?
— Да пошел ты…
Я выждал, когда шаги удалились, перетек в людскую личину и, прячась в тени, начал удаляться от стены, перебегая под нависающими над узкой улочкой навесами.
Через три на четвертую увидел знакомый дом, здесь мы ехали с Каффаэлем и сэром Смитом, показывая горожанам мой плащ с гербом герцога Люткеленбергского, гранда Кастилии, конунга Хельнурга и графа Акваний, верховного сюзерена герцогства Пуатье, а за нами двигались торжествующие и нагло хохочущие сыновья короля Хайбиндера с многочисленным отрядом рыцарей…
Мы двигались через весь город, из каждого дома за опущенными шторками прячутся жители и смотрят со злорадством.
Сердце мое застучало чаще, а дыхание пошло горячее, как у дракона. Жгучая, просто испепеляющая ненависть поднимается даже сейчас, кулаки сжимаются до скрипа кожи…
Каффаэль молча молился, Смит зло сопел, а я тогда, помню, как сейчас, поднялся на стременах и прокричал страшным голосом: «Да будет проклят город, где у жителей нет христианской жалости… Да покарает вас Господь!.. И еще обещаю всем, я вернусь. Я вернусь однажды, и это будет страшный день!»
Мы тогда проехали город до конца, оставалось всего два дома, когда шторки одного окна раздвинулись, кто-то быстро протянул мне краюху хлеба и глиняный кувшин, которые я тут же спрятал, чтобы не увидели наши гонители.
Я остановился, повертел головой, вот этот дом, а вон то окно… Сейчас там опущены тяжелые ставни, между ними темно, в доме уже спят или только что легли, но свет погашен.
Тихо подойдя к двери, я постучал негромко, прислушался, стукнул еще дважды.
Через пару минут послышались легкие шлепающие шаги, женский голос спросил испуганно:
— Кто там?
— Странник, — ответил я. — Просто странник по жизни.
Женщина сказала торопливо:
— Прости, странник, но тебе лучше пойти в гостиницу. У нас всего две слабые женщины и трое детей. Мы не можем среди ночи принимать мужчин!
— Я не мужчина, — ответил я, — а всего лишь странник. А Господь велел быть добрым к странникам. Если обижу вас, то отвечу перед Господом.
За дверью послышался слабый вздох, затем дважды лязгнуло, дверь распахнулась. Женщина отступила, давая мне дорогу. Я учтиво поклонился и вошел, слабый свет из комнаты падает на ее простое крестьянское лицо, милое своей безыскусностью и непосредственностью, платье из простой и самой дешевой материи, ноги босые.
Я прошел в комнату, дверь за мной захлопнулась, женщина вошла следом, в глазах страх и удивление.
— Господин, — проговорила она, запинаясь, — вы, судя по одежде, человек очень знатный и небедный… Почему вы не пошли в гостиницу?
— Можно сесть? — спросил я тихо.
— Да, — ответила она торопливо, — да, господин.
— А где остальные? — спросил я.
— Спят, — ответила она быстро.
Из соседней комнатки донесся слабый голос:
— Не все… Арма, кто там?
