Леди Конституция аккуратно берет двумя пальчиками нежнейшие ломтики севрюжины, довольная улыбка не покидает губы, а ест с непритворным наслаждением, закатывая глаза и томно вздыхая.
Я уже уверился, что севрюжина севрюжиной, но я еще и либерал, который без конституции никак, и только на самой верхушке коры предостерегающе стучит, как дятел острым клювом, мыслишка, что нельзя хватать то, что само плывет в руки. Я уже серьезный игрок на мировой арене, ко мне в постель полезут не только бабы, но и шпионки, которые хоть и лучше любых баб в плане подготовки к любым действиям и операциям. Но мне особая изощренность не нужна, до сих пор не отличаю хорошее вино от очень хорошего, а от баб так и вовсе не требуется чего-то особенного, если уж честно, не корча из себя особенного эстета, что вообще-то всегда врут, чтобы придать себе значимость.
В слабом свете свечи ее нежно-белое севрюжье тело смотрится так же лакомо и кусабельно, как и разложенные двумя горками прозрачные ломтики деликатесной рыбы, такой же сочной и вызывающей слюну во рту.
Я бросал их в рот и, поглядывая на то, как одно лакомство пожирает другое, время от времени одергивал себя и напоминал о некой осторожности, которую должны и даже обязаны проявлять в таких случаях власть имущие, а это значит, пусть в чреслах хоть все сгорит, но надо вообразить себя святым Антонием, которому являлись вот такие, но он устоял, устоял и снова устоял.
Вообще-то, на мой взгляд, когда у женщин вот такая могучая поросль внизу, как у леди Конституции, то они вполне могут ходить голыми — пусть не во дворе, но хотя бы по замку. По крайней мере, в нижней части, где густые кучерявые волосы скрывают абсолютно все и можно только догадываться, что за этим лесом что-то там внизу под ветвями есть еще. А может, и нет. Хорошее пока что время, целомудренное. Хотя волос вообще-то многовато. Когда-то придет бесстыжее, но удобное. Которое будем клеймить, но охотно результатами такого прогресса пользоваться. Говорить об упадке нравов, но втайне радоваться.
— Вы так молоды, — обронила она, как мне показалось, с некоторой печалью, — а на ваших плечах уже такая ответственность…
— И не говорите, — сказал я со вздохом и осторожно налил ей вина, — теперь я даже страшусь подумать, какую ношу несут короли… если, конечно, настоящие правители, а не дураки, за которых правит совет.
— Это печально, — сказала она между двумя ломтиками севрюжины, что ей понравилась особенно, — на войне убивают…
— Кому нужна опасность, — ответил я, — должен идти в политику, как вот пошел я. Там еще опаснее и непредсказуемее. На войне убивают лишь однажды, в политике — много раз.
— Но вы побеждаете и в войнах, — напомнила она. — Как вам так удается?
Я ответил скромно:
— Нельзя просить у Господа победы в кавалерийском сражении тем, кто не умеет ездить верхом, но я… умею. Конституция, не странно ли сидеть в закрытой комнате с голой… простите, обнаженной женщиной и говорить о войне?.. Давайте поговорим о ваших ланитах… э-э… персях! Перси — это вот эти штуки, позвольте потрогать… ах, что за волшебство!.. Их галантно называют еще сиськами, это на языке гурманов, они у вас бесподобны! Даже не знаю, как вы так делаете?
Она застеснялась, даже чуть повела плечами, словно стараясь их скрыть, из-за чего они сжались и выпятились еще сильнее, так и просясь в мои жаркие и ждущие ладони.
— Ну что вы, сэр Ричард, — прошелестела она скромно, — они сами такие выросли…
— Везет же, — сказал я искренне. — Сколько замечательных женщин остаются плоскими, как доски! И всю их замечательность не замечают, если не торчат перси. Несправедливо.
— Несправедливо, — довольно промурлыкала она. — Но что делать, Господу виднее, кому что дать… Ой, что это такое красивое?
— Тоже съедобное, — ответил я. — Пробуйте! Это же такое счастье, сидеть с незнакомой женщиной обнаженными и жрать в свое удовольствие!.. Как много люди теряют, не умея вести себя естественно и в свое удовольствие!
Она мягко улыбнулась, я видел в ее глазах настоящий интерес.
— Сэр Ричард, а вы в самом деле умеете вести себя, как хотите, а не как от вас требуют… обстоятельства.
— Сперва было трудно, — признался я. — Все мы кого-то изображаем, что-то доказываем, боимся уронить себя… Возьмите теперь вот эти пирожки, это переходное к сладостям. Здорово? Я до сих пор к ним не привыкну, хотя жру с детства.
Она откусила пирожок и в восторге закатила глаза.
— Бесподобно!
Я снова подлил ей вина.
— А с этим?
И все-таки, чтобы завершить все так же блистательно, а не портить банальной вязкой, мы все сожрали, почесали языками, после чего я помог ей по-братски зашнуровать на спине платье, и она тихонько выскользнула в коридор.
Но теперь точно не спится, пришло запоздалое сожаление об упущенных возможностях. Воображение мгновенно нарисовало их столько и в таком жарком разнообразии, что хватило бы на месяц, а ночь все еще теплая и насыщенная пряными запахами, зараза, а тут еще эта севрюжина разожгла страсть, никогда бы не подумал, вроде бы рыба, от нее такого предательства не ждал, думал, только мясо способно на такие подлые шуточки.
Я тихонько вошел в личину исчезника, выбрался наружу, а там прокрался на открытое пространство, откуда шуганул в небо с такой мощью накопленных сил, что внизу поднялся ветер.
Когда шел на скорости под самыми облаками, стараясь не пропустить ни огонька на темной земле, вспомнил, как однажды летал, это еще в самом начале, вне, так сказать, материальной оболочки.
Странное ощущение — никаких усилий, кроме мысленных, можно бы снова попробовать так, земли внизу проплывают вроде бы почти те же, где летел тогда…
…с другой стороны, тогда я рисковал больше. Во-первых, в астральном теле был так же уязвим, если не больше, чем в материальном, к тому же реальное тело лежало абсолютно беспомощное, и если бы меня вдруг кто разбудил до того момента, как душа вернется…
Я зябко передернул плечами, из-за чего провалился на несколько ярдов, словно попал даже не в воздушную яму, а в воздушный овраг, раздраженно каркнул на такого дурака, но полетел уже на этой высоте, так рассматривать ночную землю удобнее.
Вообще-то главную задачу выполнил: вблизи никаких крупных сил Мунтвига, две большие армии в неделе пути слева и одна достаточно крупная справа, до нее почти столько же. Нерационально их ориентировать на перехват, не успеют, а когда доползут сюда и соединятся в одну грозную силу, мы будем уже у стен… нет, даже себе пока нельзя называть это место.
