Нет, не обычный. Достаточно было посмотреть на его тело. На ноги и руки, руки и ноги существа, которое не помнило, как это — лазить по деревьям. Его стопы и кисти были стопами и кистями типичного пешехода, в то время как у обычных, настоящих австралопитеков ступни больше напоминали обезьяньи. Во всяком случае, большой палец не так плотно прижимался к остальным, служа больше опорой при ходьбе и беге, чем для того, чтобы обхватывать пальцами ветки.
И это было еще одной загадкой, вдобавок к тем, что ожидали ее дальше. А Ната не любила загадок.
Закончив любоваться — а он довольно симпатичный, даже для австралопитека — она включила сканнер.
— Пошла запись, — окликнул ее Тим.
— Иду!
На экране медленно — несовершенство техники, которая не «привыкла» работать с такими крупными объектами — стала появляться голова и часть шеи с плечами. Сканнер мог захватывать одновременно только сорок сантиметров. Для большинства местных животных — нормально, а для человека — нет.
— Что видим интересного? — задала Ната первый вопрос пару минут спустя.
— Черепную коробку, — ответил Петер.
— А что такого интересного в черепной коробке?
— Мозг, — подал голос Тим.
— Угу. Мозг… довольно крупный мозг, вам не кажется?
— Мне рассчитать объем? — понял намек Петер.
— Давай. Но заодно обратите внимание на черепную крышку.
— А что с нею не так? — напрягся Тим.
— Она слишком толстая. У человека она примерно на полмиллиметра тоньше…
— Но это же ничего не значит… наверное? — уже начавший вводить программу расчетов Петер пожал плечами. — Мозг — самое ценное в организме и естественно, что он нуждается в защите!
— Ты прав, — кивнула Ната. — Может ничего не значить… а может значить очень многое. Хм… Парни, вы это видите? — наклонившись вперед, она ткнула пальцев в экран.
— Зона Брокка? — блеснул познаниями Петер.
— Да. Тут должна быть зона Брокка…
— Но ее нет? — встрял Тим.
— Наоборот. Она… она есть. Но слишком мала для мозга такого размера. Петер, есть предварительный расчет?
— Сейчас… Ага! Тысяча двести пятьдесят кубосантиметров.
— Сколько? — Ната бросилась к его ноуту.
— Я чего-то не понимаю, — снова заговорил Тим. — Это много или мало?
— Это нормально для человека. Для человека, понимаете? У австралопитеков он намного меньше. И при таких размерах наличие недоразвитой зоны Брокка, зоны, отвечающей за понимание речи…
— Он может разговаривать? — сообразил аспирант-зоолог.
— Он может… вернее, он плохо может понимать речь. Но… это невероятно. Он же австралопитек… ну, или близкая к нему форма. А у австралопитеков не было зоны Брокка! То есть, разговаривать и понимать речь они в принципе не могли. То есть, звуками обменивались, но… но на уровне обычных обезьян.
— Может, он мутант?
— Может быть. Жаль, что мы не успели взять анализы у тех двоих его соплеменников…
Ната вздохнула. Степной пожар помешал им со сбором материала. А было бы интересно провести сравнительный анализ. Кроме того, те два существа — австралопитеками Ната их не хотела называть хотя бы потому, что здесь была не Африка — были мертвы. Их останки могли послужить науке. Описывать новый вид по всего одному телу… Такие случаи бывали, но всегда вызывали много споров. Велика вероятность ошибки.
Сканнер тем временем продолжал работу. Появилась челюсть с полным набором постоянных зубов — еще одно свидетельство молодости пленника — а потом появились гортань, шея, трахеи…
— Мама дорогая! — Ната ухватилась за спинку стула, на котором сидел Тим. — Вы… это видите?
— Место прикрепления черепа к позвоночнику? — предположил Петер. — Указывающее на прямохождение?
— Гортань, дубина! Голосовые связки! Ты видишь, где они находятся?
— Эм-м…
— Вот именно, что «эм»! Гортань ниже. Ниже положенного… для обезьян. Там, где должна быть у существа, умеющего говорить.
Ната произнесла эти слова — и сама себе не поверила. Лежащее под сканнером существо могло говорить — об этом свидетельствовало строение его тела — но не говорило. Во всяком случае, там, в саванне, она не слышала от этих дикарей ни одного членораздельного вопля. Почему? Может быть, причина в строении мозга? Но почему мозг примитивного антропоида достался такому… м-м… развитому телу? Что за мутация привела к появлению этого вида животных? Или…
Она попятилась, отходя за спины практикантов, которые удивленно таращились на экран компьютера. Сканнер почти дополз до края, скоро надо приостановить запись и передвинуть его, чтобы можно было просканировать его грудную клетку. В третий раз сканнер передвинут так, чтобы изучить живот, затем — бедра и ноги. Работы на пару часов, не больше. Она успеет.
Торопливо метнулась к запасному компьютеру, активировала программу. Хм. Они уже сняли все анализы и запустили программу расшифровки генетического кода. Компьютер обрабатывал данные, уйдя в режим экономии. Экран не светился, но стоило Нате активировать программу, как по нему поползли столбики части расшифрованного кода.
Сорок семь хромосом. При этом, если верить анализу, не добавилась одна лишняя, как у больных синдромом Дауна, а одна из обычных разделилась надвое. В ископаемых останках — те самые волоски — хромосомы частично разрушились от времени, и это не было так заметно. Да, вот она, разделившаяся на две половинки. На «обрубках», если так можно выразиться, образовались «наросты» — оба «обломанных» конца «зарубцевались». И как раз там, на них, и были заметны те самые новые, невесть откуда взявшиеся, странным образом синтезированные гены, которые и дали пресловутые 0,8 % от «неизвестного вида». Но как? Почему?
Перед глазами задумавшейся Наты мелькали колонки давно знакомых букв. А, Т. Г, У, Ц…
Стоп.
«У»! Это ведь урацил. Белок, который образуется из цитамина только после смерти живого существа, при разложении обычных белков. Но это ведь образец крови, взятый у живого объекта. Почему здесь и сейчас нарушились законы природы? Не в этом ли причина?
Ната откинулась на спинку стула, поставив запись на паузу.
В теле человека происходит непрерывное деление клеток. Растут волосы и ногти. Изнашивается кожный покров. Гибнут и тут же синтезируются снова клетки крови и лимфы. Отмирают клетки печени, почек и слизистой оболочки желудка и кишечника. От вспышки яркого света могут частично отмереть в глазном яблоке «палочки» и «колбочки». Восстанавливаются погибшие нервные клетки. И каждый раз происходит синтез новых белков, из которых состоит тело. Четырех знакомых каждому биологу белков — аденина, гуамина, тимина и цитозина. Когда тело умирает, белки начинают разрушаться. Так появляется урацил. Но если что-то пойдет не так, если что-то нарушит нормальный синтез белков? Иногда это становится причиной рака. А иногда…
Иногда появляется это существо.
Ната сжала виски руками. В голове не укладывалась мелькнувшая мысль. Существо, лежащее на лабораторном столе, было человеком. Не австралопитеком, хотя близко к нему, а именно человеком. Человеком на 99,2 %. И лишь те самые пресловутые 0,8 %… Люди от шимпанзе отличаются на один процент. А тут намного меньше. Тут…
Что тут произошло? И…
— И вообще, откуда ты тут взялся? — произнесла она вслух.
Ответ на этот вопрос маячил где-то рядом, на краю сознания, но, чтобы поверить в то, что это не бред, нужно доказательство. Нужна дополнительная информация.
Нужно продолжать работу.
Стиснув зубы, Ната снова запустила программу анализа. Вовремя.
— Имирес Чех, пора сканнер двигать! — окликнули ее.
Мужчины! Ничего не могут без женщин сделать! Она со вздохом поднялась, подошла к практикантам, бросила взгляд на трехмерную модель. Голова, шея, плечи…
— А это что?
Поскольку объект был явно теплокровным, разные ткани отмечались разными оттенками красного — от бледно-розового до насыщенно-рубинового. И сканнер среди бледно-розовой мышечной ткани у самой ключицы — форма ключицы это, как говорится, отдельная история! — высветил почти черное пятно.
