— Эйрел? Расслабиться?
— О да. Видите ли, попойки Эйрела были столь примечательны…
— Я думала, он не умеет пить. Слабая голова.
— О, именно этим он и славился. Он ведь редко пьет. Хотя у него был довольно тяжкий период после смерти его первой жены. Он тогда все время шатался в компании с Гесом Форратьером… хм-м… — Он украдкой глянул на Корделию и решил уйти от опасной темы. — Короче, поить его сверх меры было опасно, потому что тогда он делался ужасно серьезным и подавленным и тут же заводился по поводу какой-нибудь очередной несправедливости или глупости властей. Боже, какой это был поток красноречия! После пятой рюмки — как раз перед тем как свалиться под стол — он, бывало, пятистопным ямбом провозглашал неизбежность революции. Я всегда был уверен, что рано или поздно он подастся в политику. — Он усмехнулся, с нежностью глядя на коренастую фигуру в сине-красном, видневшуюся среди графских мантий в дальнем конце зала.
Результаты голосования Объединенного Совета по утверждению Форкосигана на должность регента чрезвычайно удивили Корделию. Она даже представить себе не могла, что семьдесят пять барраярцев могут договориться о чем-либо — даже по поводу того, с какой стороны по утрам встает солнце, — однако выбор Эзара был одобрен ими практически единогласно. Исключение составляли пятеро упрямцев, которые предпочли воздержаться — четверо в полный голос, а один так тихо, что лорд-протектор Спикерского Круга был вынужден попросить его повторить ответ. Корделия заметила, что даже граф Фордариан проголосовал «за» — вероятно, Фортала сумел-таки встретиться с ним рано утром и загладить вчерашний разрыв. Столь удачное начало показалось Корделии добрым предзнаменованием для Форкосигана на его новом поприще. Она поделилась этим соображением с лордом Форпатрилом.
— М-м… да, миледи, — отозвался тот, как-то двусмысленно улыбаясь. — Император ясно дал понять, что желает одобрения большинством голосов.
Его тон ясно давал понять, что она снова упустила нечто важное.
— Вы хотите сказать, что некоторые из них предпочли бы голосовать против?
— При сложившейся на данный момент ситуации это было бы довольно неблагоразумно с их стороны.
— Тогда, выходит, те, кто воздержался… должны обладать немалым мужеством. — Она с новым интересом принялась разглядывать маленькую группку людей.
— О, с _ними-то_ проблем не будет, — сказал Форпатрил.
— Что вы имеете в виду? Они ведь оппозиция, в этом нет никаких сомнений.
— Да, но это явная оппозиция. Тот, кто действительно замышляет государственную измену, ни за что не станет так открыто демонстрировать свою позицию. Те, от которых Эйрелу надо опасаться удара в спину, находятся среди голосовавших «за».
— А от кого именно? — с тревогой нахмурилась Корделия.
— Кто знает? — пожал плечами лорд Форпатрил, и тут же ответил на собственный вопрос: — Разве что Негри.
Места вокруг них пустовали, и Корделия гадала, была ли причиной тому забота о безопасности, или же просто вежливость. Очевидно, последнее: двое опоздавших — мужчина в зеленом мундире с командорскими нашивками и второй, помоложе, в роскошном цивильном костюме — извинившись, уселись перед ними. Корделия подумала, что они похожи на братьев, и ее догадка подтвердилась, когда младший произнес:
— Гляди, вон отец, через два ряда позади старого Форталы. А который здесь новый регент?
— Вон тот кривоногий тип в сине-красном, который сидит справа от Форталы.
Корделия и Форпатрил обменялись взглядом у них за спиной; Корделия прижала палец к губам. Форпатрил ухмыльнулся и пожал плечами.
— А что говорят о нем среди военных?
— Разное говорят — зависит от того, кого спрашиваешь, — ответил командор. — Сарди считает его гениальным стратегом и благоговеет перед каждым его коммюнике. Где он только не побывал! Ни одна заварушка за последние двадцать лет не обходилась без него. Дядя Рульф его прямо-таки боготворил. С другой стороны, Нильс, который был при Эскобаре, говорит, что в жизни не встречал более хладнокровного подонка.
— Я слышал, будто у него репутация тайного прогрессиста.
— Никакой тайны в этом нет. Некоторые из старших офицеров-форов боятся его как огня. Он на пару с Форталой пытается уговорить отца поддержать этот новый закон о налогообложении.
— У, тоска зеленая…
— Речь идет о прямом императорском налоге на наследство.
— Ой! Ну, по _нему-то_ это не ударит, верно? Форкосиганы дьявольски бедны. Пускай Комарр платит. Мы ведь для этого его завоевали, не так ли?
— Не совсем, невежественный мой братец. Да, кстати — никто из вас, городских бездельников, не видел его бетанскую бабу?
— Из нас, светских людей, сэ-эр, — поправил его брат. — Попрошу не путать с вами, армейскими невежами.
— Этого можешь не опасаться. Нет, правда. О ней, Форкосигане и Форратьере ходят самые невероятные слухи, большинство из которых противоречат друг другу. Я думал — может, мать что-нибудь про нее знает.
— Для женщины, которая, судя по рассказам, трех метров ростом и ест на завтрак целые крейсера, она держится весьма скромно — видимо, предпочитает оставаться в тени. Ее почти никто не видел. Может, она уродина.
— В таком случае они составят отличную пару. Форкосиган сам не красавец.
От всей души забавлявшаяся Корделия прикрыла рот ладонью, пряча улыбку. Но тут командор произнес:
— Интересно, что это за трехногий паралитик, которого он повсюду таскает за собой. Подчиненный, что ли?
— Что за мутант. Форкосиган мог бы подобрать себе в штат кого-нибудь получше. Он ведь может сливки с армии снимать, с регентскими-то полномочиями.
Корделию словно ударили в солнечное сплетение — такую неожиданную боль причинили ей эти небрежно брошенные слова. Капитан Форпатрил не обратил на них внимания — его внимание было всецело поглощено происходящим внизу, где принимали присяги. Друшнякова, как ни странно, покраснела и отвернулась.
Корделия подалась вперед. Слова бурлили в ней — сколько всего ей хотелось им наговорить! Но она сдержала ярость и обратилась к ним самым холодным «капитанским» тоном, на какой она была способна:
— Командор. И вы, кем бы вы ни были. — Они обернулись к ней, удивленные внезапным вторжением в их беседу. — К вашему сведению: джентельмен, о котором вы только что говорили, — это лейтенант Куделка. И офицера лучше него нет нигде. Ни в какой армии.
Они уставились на нее, раздраженные и недоумевающие — это странное явление совершенно не укладывалось в их представления о мироустройстве.
— По-моему, это была частная беседа, мадам, — жестко заметил командор.
