Она размешала пластиковой ложкой мой кофе и подвинула стакан ближе.
Я внимательно посмотрел ей в глаза, а она улыбнулась кончиками губ, и эта тень улыбки наполнила меня спокойной радостью сильнее, чем тысяча поцелуев.
Я молча кивнул, улыбнувшись в ответ, и отпил из стакана горячую жидкость.
Наступил день — и многие из энтузиастов частного сыска и просто любопытствующие все же стали расходиться по койкам. На окна вагонов опускали металлические солнцезащитные жалюзи. Продолжалась спокойная размеренная жизнь, подчиненная такому же размеренному стуку колес и покачиванию вагонов. Казалось, ничего не произошло и никакого Дарби не было вовсе, а начальник поезда просто сбежал, вспомнив, что не выключил дома утюг. Во всем плохом всегда есть что-то неестественное, чужеродное…
Тут я услышал за спиной явно нарочитый кашель и хлюпанье. Я резко обернулся — это был один из охранников вагона-буфета. Рыжий, с большим красным носом, который словно извозился в пигменте волос. Этим носом он и хлюпал в паузе между стуком колес поезда.
— Тама, эта… — сказал он, делая волнообразный жест рукой, — мы урку того в хозблоке заперли… вот…
Казалось, я должен был что-то понять.
— И? — спросил я с легким нетерпением, не собираясь понимать ничего.
— Ну… — он натужно прищурился, будто подбирал слова, — он шуметь начал, Странного зовет, а… это… Хмурый сказал, что ты и есть Странный… Да?
— Да, — кивнул я, поджав губы, — что ему надо?
— Да вот не говорит, гад, — выпучил он глаза и опять хлюпнул красным носом. — Говорит, Странного позови, говорить с ним хочу. Вот…
Я шумно выдохнул.
— Пани Аида, — позвал я.
— Да, пан инспектор! — с готовностью откликнулась полька.
— Вы тут проследите за обстановкой, а я сейчас вернусь, — сказал я деловито.
— Я прослежу, пан инспектор!
Я поморщился.
— Ты надолго? — спросила Ирина с досадой.
— С нашим «зэка» пообщаюсь и приду, — ответил я, вставая.
— Приходи скорее. — Ирина поглядела на меня с мученическим выражением лица.
— Конечно, милая…
— Не переживай, Ирыся! — горячо сказала Дронова. — Он скоро будет: наверное, преступник хочет признаться!
Ирина тяжело вздохнула, а Дронова ободряюще стиснула ее локоть.
Мы с рыжим пошли, раскачиваясь на колеблющемся полу вагона, к хозблоку, рядом с купе убиенного Дарби.
Рыжий достал пистолет на изготовку и сказал через дверь:
— Слышь! Идет к тебе твой Странный! Ты это… без ерунды давай, а то шлепну, понял?
— Да понял я, понял… — послышался глухой голос Кадыка за дверью.
Рыжий вынул ключ и, повернув его в замке, отодвинул дверь.
В узком, забитом разным хламом отсеке на перевернутом ведре восседал Кадык, который, завидев нас, нервно сплюнул на пыльный стальной пол.
— Я только с ним разговаривать хочу, — гордо заявил он, словно хвастался какими-то глубокими моральными принципами.
Рыжий какое-то время буравил его взглядом, потом хлюпнул носом и, повернувшись ко мне, сказал:
— Я это, за дверью буду…
— Тока жало к дырке не щеми! — с пафосом произнес Кадык.
— Ты хлебало-то, это, прикрой, — вновь шмыгнул носом рыжий и вышел за дверь, с треском ее захлопнув.
Некоторое время Кадык смотрел на меня с некой горечью, будто я чем-то его обидел.
— Гляжу, в начальниках ты ходишь? — сощурясь, спросил он, наклонив голову набок.
— Да ладно, — ухмыльнулся я, скрестив руки на груди. — На Хмурого шестерю. А вообще у Охотников нет начальства, кроме главы клана: у нас, ты знаешь, все по понятиям живут…
— Ну да… ну да… — закивал он часто. — Ты мужик-то нормальный, как я погляжу… Ты скажи мне… что тут творится за хрень? Я с «Востока» потек, а тут — раз, и налип, прям сразу… Ты… Я про тебя слышал… Ты вроде как… это…
Он замялся, напомнив мне рыжего.
— Подгоняю запары? — помог ему я.
Он вскинул на меня дикий взгляд, сверкающий в забористой с проседью щетине.
— Скажи мне, как мужик: из-за тебя эта запара?
Он судорожно сглотнул, и я понял, почему его прозвали Кадыком.
— Не совсем, — ответил я, — но меня тоже задело. И интереса моего тут нет…
— Я просто хочу понять, что говорить, а что — лишком…
— Говори все, — посоветовал я.
Тот горько ухмыльнулся:
— Все скажешь — под грунт ляжешь… — Он опять сплюнул.
— Слушай, Кадык, уважаемый, — я не выдержал, — я к тебе хорошо, ты ко мне хорошо — чего ты очкуешь? Сдавать я тебя не сдавал и не сдам: знаю, что не фраер ты. Ты меня звал говорить? Говори… У меня без тебя проблем хватает…
Он недоверчиво поглядел мне в глаза.
— Ладно… — вздохнул он, глядя куда-то в пол. — Поможешь мне?
— Чем смогу, — кивнул я.
— Сможешь! — убежденно сказал тот. — Я тебе расскажу кой-чего, а ты уж постарайся, чтобы Кадыка не обмакнули…
— По-ста-ра-юсь, — по слогам сказал я, чувствуя, что желваки на лице напрягаются.
Кадык опять выдержал театральную паузу.
— В общем, так, — вздохнул он, — меня могут грохнуть… От тебя зависит…
— Слушай, хорош уже. — Я махнул рукой.
— Вошел я в поезд, — решительно начал Кадык, — схоронился в трансформаторе… Поспал, съел, что припас… А бабка? Что с нее взять? Мало ей было моих девайсов… В общем, я-то ходок тот еще. Жрать приспичило, я думал, она меня накормит, а она, жаба, ни в какую! Дескать, щас охрану позову, мы не договаривались, я тебя провела — вон иди у землюка проси… Ну я что? Я на крышу — жрать-то охота, а где вы, я не знаю… вот… пополз я к пищеблоку… ползу по крыше буфета…
— То есть на последнюю крышу ты не лазил?
— А на фиг? — удивился Кадык. — Чем меньше народу тебя видит…
— Дальше, — попросил я.
— Ну… ядрены пассатижи… Решил в задний тамбур лезть — хоть там и охрана рядом, да в переднем люди чаще курят, да и не возвращаться же? Цапанулся и поглядел…
— Как цапанулся? — поинтересовался я.
— А так! — Кадык расстегнул свой серый замызганный комбез, и я увидел на его голой груди что-то вроде портупеи.
Он снял с липучки закрепленный на ней моток какой-то ленты.
— Нанки! — сказал он.
— Что? — переспросил я.
— Ну подтяжки с нанониткой, — снисходительно пояснил он. — За вытяжку на вагоне цепляешь — глядишь в тамбур, а потом через эту вытяжку и достаешь: удобно…
Тут у меня в голове сверкнула бледная тень мысли.
— Ага, понял, — кивнул я.
— Ну так вот, — продолжил Кадык, — цепляю я нанки, ветер в морду, свешиваюсь к окошку… а там…
— Что? — спросил я, стиснув зубы, пытаясь не выказать волнения.