— Сэр, слышите меня? — раздался каркающий одышливый голос сзади. — Вы искали старого Хью?
— Дэн! Странный! Ты меня слышишь?? — в купе раздался голос Хмурого. — Зайди в купе охраны в соседнем вагоне, тут есть вещь интересная…
Я вздрогнул от неожиданности, озираясь по сторонам, — селектор в купе проводников, из которого доносился голос Хмурого, не горел светодиодной лампой вызова — именно от этого я встрепенулся, вытащенный, словно рыба в неводе, из пучины мыслей. Со мной будто заговорил стол.
Стук колес поезда отсчитал шесть ударов, и я сказал:
— Иду…
Надо сосредоточиться, собраться с мыслями… Надо…
Чужой запах встретил меня в последнем вагоне. Только я открыл дверь тамбура и сделал несколько шагов — в коридоре вагона, покачиваясь в такт движению поезда, появился сам Хмурый.
— Вот! — крикнул он в голос, и некоторые люди, сидевшие на полках, обернулись.
— Что «вот»? — спросил я.
— Ключ! — сказал Хмурый, словно я должен был все сразу понять.
Он держал в руке никелированный Г-образный штырь с шестигранным сечением, обмотанный полоской красной изоленты.
— Ключ? — переспросил я, глуповато прищурившись.
— Да! — с каким-то злорадством сказал Хмурый. — Ключ бригадира! Мы нашли его в купе охраны!
— Позови часовых из этого купе, — попросил я.
— Уже позвал, — удовлетворенно хмыкнул Хмурый.
Подошли часовые.
— Где вы это взяли? — грозно спросил Хмурый, словно предъявлял тяжкое обвинение.
— В смисле? — спросил высокий чернявый охранник с восточным акцентом, тот самый, который поймал Кадыка.
— В прямом! — рявкнул Хмурый.
— Ну… — протянул второй охранник, коренастый, с большим прыщом на подбородке, — кто-то потерял из наших…
— Где? — требовательно повторил Хмурый.
— Да это… — слегка смущенно принялся объяснять охранник, — мужик из пассажиров на полу нашел и нам отдал… у нас-то все на месте, за ключами следим…
— А почему ты решил, что это ключ бригадира? — спросил я Хмурого.
— Он разноцветной изолентой ключи маркировал, — ответил тот, — у него их целая связка была, этот ключ стандартный, у всех наших есть: от переходных межвагонных дверей и от выхода…
— Так какой мужик вам это дал? Где он?
Мы вернулись почти к тамбуру. В одном из крайних закутков сидел пожилой сухощавый мужчина с игровой приставкой в руках.
— Он, — лаконично сказал охранник с прыщом.
Хмурый стал его расспрашивать, где тот нашел ключ. Оказалось, что этот человек полез под свою полку, в рюкзак за сигаретами — и нашел на полу этот ключ. Решив, что он принадлежит Машинистам, отдал его охране. О том, как он попал под его койку, мужчина не имел ни малейшего представления и бригадира поезда не видел. Пару раз отходил курить…
— Ясно… — Хмурый сжал губы.
— А мне нет, — ответил я, когда мы вышли в тамбур покурить.
— Что-то мне подсказывает, что бугра грохнули… — затягиваясь сигаретой, сказал Хмурый. — И наверное, тот же малый, что вашего Дарби порешил: больше-то некому, пожалуй…
— Больше некому… — задумчиво повторил я, глядя в окно на проносящийся пустынный пейзаж, перемежаемый ярдангами.
— Ох как мне это все не нравится, — вздохнул Хмурый. — Жили себе, жили… и так проблем навалом, а тут еще это дерьмо… У тебя хоть кто-то на заметке есть?
— Не знаю пока. — Я помедлил с ответом. — Скорее всего, кто-то из наших, из группы… Только вот многое пока в голове не укладывается.
— Так давай укладывай, — произнес тот под стук колес, — я тоже поразмыслю.
— Надо шмон устраивать, глобальный. — Я тоже вздохнул, представив себе перспективу этого мероприятия.
— Ну с этим-то мои ребята справятся, — спокойно кивнул Хмурый.
— Вот и отлично, — ответил я с плохо скрываемым облегчением. — Это сильно упростит дело.
На том и порешили. Сначала Хмурый предложил проверить три последних вагона: этот, что с туристами, вагон-буфет, где произошло убийство, и «верблюжатницу», вместе с поклажей на зверях.
Я вернулся в буфет и стал чертить на электронном планшете схему поезда, расположение опрошенных людей в разное время. Сбоку этого своеобразного чертежа я писал график событий, располагая в левой графе время, а в правой — что происходило в поезде.
Через плечо постоянно заглядывала пани Аида, которая пыталась давать ценные советы, и не только она. Я постоянно отвлекался и, отбиваясь от расспросов, посылал всех к марсианскому дьяволу — работать было невозможно. Ира не хотела идти со мной в купе, где недавно убили Дарби, а отпускать меня туда одного решительно отказывалась — ей было без меня одиноко и жутко.
Публика вокруг продолжала хаотичное и сумбурное, параллельное моему, расследование, и кандидатура убийцы менялась несколько раз за пятнадцать минут. Вспыхивали шумные споры, кто-то даже начал кричать, пока не подошел часовой и не навел порядок.
Хмурый тоже не сидел без дела. Он отрядил своих людей обыскивать вагоны, вместе с вещами и пассажирами. Он велел охране при сопротивлении применять сначала уговоры, а потом силу. По его словам, отказ в досмотре означал стопроцентную виновность.
Я позавидовал его методам, смекнув, что несколько штук виновных будут найдены в ближайшее время.
Ира заказала у бармена две чашки эрзац-кофе. А я отчетливо понял, что вляпался не то чтобы совсем, а по самые усы и ноздри: не «крот», так Вэндерс, не Вэндерс, так танки, — а Большой Брат все следит за тобой.
На меня вдруг опять навалилась безысходность — я почувствовал, что будто кто-то сзади подставляет мне «рожки» и напевает: «Дом горит, дурак не видит, дом горит, дурак не видит…»
Я чувствовал, что меня опять обводят вокруг пальца, много, много людей… И… обведут… Что я знаю? Как всегда… Почти ничего… И что самое безнадежное — если тот человек, которого я пытаюсь изобличить, работает на этот пресловутый «Пантеон», мои акции стремительно падают: ведь, по слухам, туда набирают лучших из лучших. Этот человек должен быть отличным бойцом и диверсантом, прекрасным лицедеем и мастером спецэффектов, да плюс ко всему обладать некими сверхспособностями. Одним словом — «элита». А я? А я просто Странный, и ничего больше.
Будто прочитав мои мысли, Ирина ласково погладила меня по щеке.
— Не переживай, — тихо сказала она, — ты найдешь этого «крота», Пастух Глюков… Мы найдем… мы вместе, помни…
Она размешала пластиковой ложкой мой кофе и подвинула стакан ближе.
Я внимательно посмотрел ей в глаза, а она улыбнулась кончиками губ, и эта тень улыбки наполнила меня спокойной радостью сильнее, чем тысяча поцелуев.
