чашечку горячего кофе.
Я укрылся от ветра на крыльце бывшего книжного магазина, закурил и направился мимо церкви к колледжу. Настроение у меня было великолепное, и дохлые жуки — последнее, что меня сейчас заботило. А всё потому, что прошлым вечером «Ведьмаки» из Мискатоника на последней секунде забили гол «Орлам» из Бостонского колледжа и выбились на самый верх турнирной таблицы, пододвинув «Крестоносцев» и «Технарей» из Вирджинии. Теперь у «Ведьмаков» всё складывалось «на ура». А значит, и у меня всё складывалось так же. Ведь прошлым вечером я поставил на них и выиграл две штуки баксов, и теперь направлялся к своему букмекеру за выигрышем.
Мир был прекрасен. Точнее, так мне тогда казалось.
А затем я увидел толпу перед крыльцом небольшого мотеля, который местные называли «Любовным Гнёздышком», и понял: быть беде. «Гнёздышко» располагалось напротив внутреннего дворика Мискатонского университета. Это было грязное блочное строение, зажатое между городским бассейном и забегаловкой, в которой круглосуточно подавали жареных цыплят. Владелец и управляющий «Гнёздышка» — Буч Вайс — был настоящим душкой; он никогда не задавал постояльцем неудобных вопросов, даже если к нему на одну ночь без вещей заезжали мужчины с девушками, втрое младше их самих. Так уж случилось, что Буч и был моим букмекером. Вообще, многие делали ставки через него. Это была часть его жизни — и часть немаленькая, если подумать, сколько он вытрясал из безголовых, не умеющих остановиться студентов.
Однако вернёмся к мотелю. Сейчас, в этом промозглом холоде, перед зданием стояли, по меньшей мере, человек десять — и женщины, и мужчины, и даже парочка детей. И даже в тусклом свете фонаря, свет от которого едва разгонял наползший туман, я видел, что они напуганы. В тот момент у меня и появилось это мерзкое ощущение надвигающихся проблем — чувство, которое я выработал за столько лет работы на своём месте. Я хотел лишь забрать свой выигрыш, но, похоже, именно это мне сейчас и не суждено было сделать.
— Мы уже вызвали патруль, — сказал мне какой-то щёголь в выглаженном костюме-тройке. — Позвонили по телефону. Мы понятия не имеем, что за чертовщина там происходит.
Я окинул его взглядом с головы до ног, заметил стоящую рядом молодую девушку и сложил два и два. Интересно, его жена в курсе, где он сейчас находится? И знает ли она о том, что её мужу нравятся молодые кудрявые мулатки?
— Хорошо, что вызвали, — кивнул я. — А теперь расскажите мне, уважаемый, что здесь происходит.
— Понятия не имею, — ответил мужчина. — Но мы ни за что не останемся в этом мотеле, пока из соседней комнаты доносятся эти жуткие звуки.
Ну, естественно, найдёте себе другой мотель… Но сначала, до того, как я начну давить сильнее, нужно, чтобы отсюда ушли дети. Да, я прекрасно знал, что эти два мальчика и девчонка видели вещи и похуже. Они были беспризорниками и часто крали еду с лотков. Вряд ли их теперь можно удивить хоть чем-то, но я всё равно не хотел, чтобы они оставались рядом. Особенно рядом с таким местечком, как чёртово «Гнёздышко».
— Так, вы трое! — прикрикнул я, указывая на детей свободным концом дубинки. — Кыш отсюда! Нечего здесь ошиваться!
Дети пожали плечами и пошли прочь. Они знали, кто я, и знали, что я могу сделать. Поэтому никаких возражений не последовало.
— Хорошо, — кивнул я. — А теперь продолжим.
— Звуки, — сказал другой мужчина. — Странные звуки. Будто там кого-то убивают.
— Я слышал крики, — подтвердил другой.
— И вопли, — вклинился третий. — Это добром не закончится, помяните моё слово.
К нам подошла девушка. Джуди Лаперье. Она была «продажной женщиной», как мы их тогда называли. Мы с Джуди отошли в сторонку. Я пару-тройку задерживал её за занятие проституцией. Но всегда отпускал. Я же не зверь; я прекрасно понимаю, что девочкам нужно на что-то жить. Но чем бы она ни занималась, я не собирался рассказывать об этом всем присутствующим. От меня этого точно никто не узнает.
— Всё так, как они и сказали, — сказала Джуди. — Даже хуже. Я как раз… хм, навещала друга в соседней комнате. И слышала этот звук. Действительно странный.
— На что он был похож?
Она сглотнула и посмотрела на меня густо накрашенными глазами. Сейчас в этой девушке не осталось ни капли невинности. Там, где у остальных находилось сердце, у этой дамы явно был сейф. Но в её огромных карих глазах я уловил то, что заставило меня напрячься — страх. Что-то напугало Джуди до чёртиков. Напугало настолько, что она утратила свой привычный циничный вид и вновь превратилась в испуганного тринадцатилетнего подростка.
Девушка наклонилась ближе ко мне.
— Это напоминало… Ты сейчас решишь, что я спятила… Но это напоминало жужжание. Словно там был целый рой жуков. Вот, на что был похож тот звук. Жуки.
— Это точно, — кивнул стоящий рядом парень. — А потом начались крики и вопли, и удары, будто там крушат комнату. Я убираюсь отсюда к чёртовой матери.
Жуки. Жуки? Безумие. И, тем не менее, то, что происходило в номере 205, было действительно странным. И жутким. Из ряда вон выходящим.
В этот момент показался Буч. Он вышел из номера 350; это был жирный и скользкий человек — как маринованный огурец, только что вытащенный из рассола.
— Ладно, ладно, — бурчал он. — Я сейчас со всем справлюсь. Джуди, а ты какого чёрта здесь делаешь? Ты же знаешь: у меня приличное заведение.
Джуди рассмеялась.
Буч рванул к ней и попытался дать подзатыльник. Но Джуди оказалась быстрее. Годы, проведённые на улице, научили её проворству.
— Отстань от девчонки, Буч, — попросил я.
— Конечно, Дубина, конечно. Мне просто не нужно, чтобы здесь ошивались подобные ей.
Дубина. Забавное прозвище. Моя старушка-мать могла назвать своего сына хоть Томми Кьюсаком, хоть Джорджем Вашингтоном, но на улицах меня всё равно все звали «Дубина». Почему? Да потому что я не выходил из дома без дубинки и не боялся пустить её в ход. Чёрт, да я даже мог с её помощью сыграть на прутьях железного моста весёлую мелодию! И если это вас не впечатлило, то могу уверить, что у меня ещё куча других талантов. Не поймите меня неправильно. Я никогда не пускал в ход дубинку, если человек этого не заслуживал. Если вы уважаете закон, то со мной у вас проблем не будет.
— Чёртова Джуди, — бурчал тем временем Буч. — Ты же знаешь таких, как она, Дубина. Ей бы только проказничать. Одни забавы на уме. Но если из-за неё у меня будут неприятности, я ей устрою
