египетских богов с головами шакалов, змей и баранов. Свет был включен, и я был этому несказанно рад.
— Тебе здесь не нравится, Дубина? — спросил Фрэнни.
— Да я видел и куда более весёлые морги.
Фрэнни рассмеялся, будто над отличной шуткой. Клаустрофобическая аура этого места поселилась во мне, заставляя мое горло першить, а легкие — хрипеть. Мы миновали зал, где раньше находился таинственный саркофаг, и оказались в другом зале, где было много столов, витрин и несколько человеческих мумий в стеклянных контейнерах. В помещении находились несколько полицейских и люди из службы коронера. Они знали меня, а я знал их.
Майк Францезе тоже был здесь. Много лет назад, только окончив академию, мы вместе работали в Ривертауне и Нижнем Саутсайде.
— Дубина? — удивлённо вскинул он брови. — Как ты умудряешься вляпываться в подобную хрень?
— В детстве плохо воспитали, — откликнулся я.
Мы оба расхохотались, потому что это была одна из наших общих старых добрых шуток. Но смех быстро прекратился. Потому что существуют места, где смех неприемлем. И когда я увидел тело, распростертое возле какого-то бронзового египетского саркофага, я понял, что Зал Египтологии — именно такое место.
— Что думаешь? — спросил у меня Фрэнни, кивая на хладные останки на полу.
Что думаю? Ещё одна грёбаная мумия, вот что. Как и та мерзость в "Гнёздышке". Единственное отличие здесь заключалось в том, что этот парень умер не в тесной ванной комнате с забитыми тряпками трещинами и щелями, чтобы никто не пролез внутрь, а прямо на открытом месте, на этом полированном кафельном полу. А сам труп… Он был весь высохший и сморщенный, словно его только что выгребли из могилы. От останков исходило зловоние затхлости и старости, а в воздухе, как пылинки, кружили хлопья высохшей кожи.
Всё точно так же, как и в мотеле.
Майк подошёл ко мне.
— Это что-то, правда, Дубина? А эти, прости Господи, клоуны пытаются меня уверить, что этот человек умер не три сотни лет назад.
— И не надейся, — крикнул коронер.
Майк усмехнулся.
— Да ты посмотри на него! Он же весь скукожился, как чернослив на солнце!
Он перевёл взгляд на меня.
— Образумь их хоть немного, Дубина! Это тело — одна из тех мумий, что выпали из одного из этих ящиков…
— Да я не против твоей версии, Майк, — покачал головой Фрэнни. — Только вот что…
Он достал из глубокого кармана своего плаща пакет с вещественными доказательствами. В нем лежала пачка "Честерфилда".
— Я думаю, что египетские мумии не слишком часто носят пачки сигарет без фильтра в задних карманах.
Майк отшатнулся, не в силах ни поверить, ни понять.
— Как и прошлый раз, — произнёс я.
— И да, и нет, — ответила мне Фрэнни, глядя высоко вверх, на слуховое окно.
Ну да. Конечно. Это тело выглядело так, как будто оно умерло там, наверху, было сброшено вниз с силой и как бы взорвалось от удара. Осколки его были разбросаны повсюду, конечности раздроблены, а кости превратились в пыль. Это был не более чем скелет, завернутый в крошащуюся плоть с вопящим Хэллоуинским черепом вместо головы, кучей тряпья и мусора, разбросанного по полу, как будто кто-то вывалил здесь содержимое парочки пылесосов.
Всё и так выглядело до жути мерзко, а тут ещё повсюду валялись сотни мумифицированных насекомых. Они были повсюду; складывалось впечатление, что их рой просто умер в полёте и свалился наземь. Когда люди коронера попытались подложить под останки простыню, чтобы переместить их, тело перевернулось и рухнуло на пол. От удара оно распахнулось, обдав окружающих облаком вонючей пыли… и десятки этих высохших жуков высыпались наружу. Все до единого — иссушенные, как хлопья пыли, и разваливающиеся на части.
— Твою мать, — пробормотал Майк. — Да он просто… нафарширован.
И так оно и было. Нафарширован теми же черепоголовыми насекомыми, похожими на каких-то крылатых призраков. Такие жучки не встречаются ни в одном полевом справочнике… по эту сторону ада.
С выражением отвращения на лице Фрэнни наступил на одного из них, и он хрустнул под его ботинком с ломким меловым звуком, оставив на полу лишь серо-голубое пятно чего-то, похожего на сигарный пепел.
— Кто это был? — поинтересовался я, еле ворочая языком в пересохшем рту.
Фрэнни сверился с записной книжкой.
— Скорей всего, это парень по имени Старнс, Альберт Старнс. Один из тех археологов, которых Мискатоник отправил в Египет вместе с Дэвидом Генри Брауном полгода назад.
— Ещё один пропавший? — уточнил я.
— В точку. Конечно, по этим обломкам сложно сказать, — хмыкнул Фрэнни, — но судя по бумажнику в заднем кармане этих тряпок, тело вполне может принадлежать Старнсу.
Связи?
Конечно, я их видел. Я их даже ощущал, как некий холодок, навеки поселившийся в моём животе и ползущий вдоль позвоночника. Трясущейся рукой я стёр капли пота со лба. Я никак не мог понять, что здесь происходит.
Было ясно лишь то, что всё началось с древнеегипетской гробницы.
И теперь это нечто облюбовало Аркем.
5
— Так что просто держи ухо востро, — сказал мне Фрэнни позже, когда мы сидели в его машине на стоянке у вокзала, пили кофе, от которого наши нервы были на пределе, и курили сигареты, от которых саднило горло.
Все, что угодно, лишь бы избавиться от привкуса этой пыли во рту.
— Может быть, время от времени наведываться к Вайсу и напоминать о его положении.
А положение Буча было просто: либо он будет держать язык за зубами по поводу произошедшего в "Гнёздышке", либо полиция сделает его жизнь по-настоящему неприятной. Два тела. Два парня, которые были связаны с экспедицией в Египет. Оба — видные ученые из Мискатоникского университета. И оба заканчивают как мумии с жуками внутри и снаружи. С теми же жуками, которые волшебным образом появились из Египта в том саркофаге. Дело дрянь. В Аркхеме за эти годы было немало уродливых гадостей — многие из них умело сметены под ковер сильными мира сего, — но это была самая большая, самая вонючая куча дерьма, которую город видел со времен дела Уилбура Уэйтли [24]. Офис окружного прокурора был в ярости, а Совет правления Мискатоника корчился от ужаса. В те дни Аркем был очень консервативен, и самой консервативной его частью стал университет.
— Дубина, — сказал Фрэнни, жуя жвачку, — ты теперь часть всего этого, хочешь ты этого или нет.
— Полагаю, выбора у меня нет.
— Правильно полагаешь. Все это заставляет нас рвать на себе волосы, — признался мне Фрэнни. — Это такой кошмар, который не дает человеку спать по ночам, заставляет его хотеть держать свет включенным. Ты же
