тонкая деревянная шкатулка, похожая на пенал.
- Я видела это раньше, - сказала она.
Она взглянула на Чику Ред, но в глазах той не было узнавания.
- Мы тянули жребий из коробки, - сказала она наконец. - В ней были слоны, Самсунг и очки Рэй-Бан. Но это была другая коробка.
- Да, - сказала Чику, соглашаясь. - Но я видела это раньше.
Кану пустил по кругу чашки с чаем. - Она принадлежала Мекуфи, Чику. Он хотел, чтобы это было у тебя.
- Он завещал это мне в своем завещании?
- Что-то в этом роде. Он думал о том, чтобы отдать его тебе гораздо раньше, но время все не подходило.
- Ты не возражаешь? - Чику потянулась к коробке, но воздержалась от прикосновения к ней.
- Валяй - это твое, делай с ним, что хочешь.
Коробка в ее руках казалась пустой. Она открыла маленькую латунную защелку на одном конце и вытащила контейнер, обшитый войлоком с дюжиной квадратных перегородок. Она могла представить, как хранит яйца в этих перегородках. Или глазные яблоки.
Теперь она вспомнила. Это было давно - до смешного давно, - но она помнила.
- Когда Мекуфи впервые пришел ко мне в кафе на вершине подъемника Санта-Хуста, у него было с собой вот это.
- Что это? - спросила Чику Ред.
- В ней были пылинки. Полагаю, их было двенадцать. Он достал одну и отдал мне.
У Чику Ред, не имевшей доступа к расширению, не было недавнего опыта эмоциональной передачи пылинки, но она достаточно хорошо понимала концепцию. Она знала, что каждая пылинка содержит груз предварительно упакованных эмоций, сформулированных отправителем в состоянии сосредоточенности, подобной дзен, и помеченных для конкретного получателя, а затем навсегда запертых в стеклянной упаковке до момента их высвобождения. Она задавалась вопросом, зачем миру нужны пылинки - наверняка слов и лиц было достаточно.
В коробке оставались две пылинки, спрятанные в последней паре отделений и видимые только тогда, когда отделение было сдвинуто до предела своего перемещения. Одна была молочно-белой, безликой. Другая была какой-то черной с фиолетовыми крапинками.
- Возможно, моя память меня подводит, - сказала она, - но я могу поклясться, что в тот день в коробке была черная. Она выделялась - она была единственной черной. Что это значит?
- Мекуфи дал мне еще одно указание в дополнение к тому, чтобы убедиться, что ты приобрела шкатулку.
Она бросила на сына более пристальный взгляд, чем намеревалась. - Какое?
- Белая пылинка - это для тебя. Ничего не делай с черной пылинкой, пока не испытаешь на себе белую. Он был очень настойчив.
- Мекуфи сформулировал это перед смертью?
- Давным-давно. Я думаю, что за эти годы он несколько раз обновлял формулировку, но, как я уже сказал, для него никогда не было подходящего времени, чтобы дать ее тебе.
- И его смерть все исправит?
- Полагаю, что да, - сказал Кану. - Послушай, я здесь всего лишь посыльный. Я действительно не знаю, что все это значит.
- Правда? - спросила Чику, надеясь, что сын заметил ее скептицизм.
- Полагаю, я могу сделать обоснованное предположение - особенно в свете нашего вчерашнего разговора, того, что ты говорила о... - Но Кану спохватился, и они оба улыбнулись тому, что он чуть было не упомянул Арахну. - Смотри, и о делах в доме тоже. Однако вас и покойного Мекуфи касается что-нибудь более конкретное, чем это.
Чику зажала белую пылинку между пальцами. Она подержала ее несколько мгновений, затем положила обратно в отделение. Она вообще не прикоснулась к черной пылинке.
Она закрыла коробку.
- Он сказал, когда я должна открыть белую пылинку?
- Нет, просто очень важно, чтобы ты сначала открыла белую.
- Ты должна открыть это сейчас, - сказала ей Чику Ред.
Теперь, когда она знала, что находится внутри коробки, она почему-то казалась тяжелее в ее руке, полная скрытых возможностей. Прошло пятьдесят лет с тех пор, как она впервые встретила Мекуфи в подъемнике Санта-Хусты. Если она была права насчет черной пылинки, то ей было по крайней мере столько же лет. Если это предназначалось ей, почему он просто не отдал ее ей тогда?
- Я не уверена, - сказала она своей сестре.
- Ты должна открыть ее сейчас, - повторила Чику Ред. - Я не могу открыть ее для тебя.
Обе женщины вышли на палубу. Сейчас они находились на паруснике, направлявшемся в Лиссабон. Ветер усилился, волны стали серо-стального цвета. Новизна плавания под парусом уже давно прошла, и Чику захотелось вернуться домой.
Коробочка лежала у нее в кармане - она чувствовала, как ее твердые деревянные края упираются ей в бедро. Черная пылинка все еще была внутри, но белая снова была у нее в руке. Она подняла ее к серой неопределенности горизонта. Ее молочный интерьер намекал на структуру. Это напомнило ей облака Венеры.
- Зачем ему это делать, Чику Ред?
- Понятия не имею, Чику Йеллоу, но, думаю, тебе пора это выяснить.
- Мне страшно. Я знаю, что это всего лишь набор эмоций, так какой вред это может мне причинить? Я продолжаю говорить себе это. Но я все равно боюсь.
- Я с тобой, - сказала Чику Ред.
- Ты понятия не имеешь, на что это похоже.
- А ты понятия не имеешь, каково это - быть мной. Открой пылинку.
Чику собралась с духом. Она перевела дыхание, расправила плечи, вздернула подбородок. Она подумала о Травертине, бросающем вызов Ассамблее. Травертин никогда бы не дрогнул в такой момент. Травертин вскрыл бы пылинку в мгновение ока.
Она прищелкнула пальцами. Стекло сопротивлялось сильнее, чем обычно, поэтому она сжала его сильнее. Пылинка разлетелась вдребезги, ее белые внутренности закипели, как дым. Стеклянные осколки упали на палубу и самоуничтожились.
Она ждала.
- Ну? - спросила Чику Ред.
- Я ничего не понимаю. Во всяком случае, я ничего не узнаю. - Но она жестом приказала своей сестре замолчать. Некоторые пылинки были очевидны - эквивалент дешевой парфюмерии. Другие были гораздо более утонченными. Они несли деликатный и сдержанный эмоциональный груз, который нуждался в пространстве и тишине, чтобы заявить о себе.
Теперь она давала ей пространство и тишину. По-прежнему ничего не было.
- Я думаю, это ерунда, - сказала она. - Должно быть, срок годности содержимого истек, или Мекуфи каким-то образом испортил тег назначения. Вот что произошло бы, если бы ты попыталась
