старика. Он сказал:
— Пожалуйста… пожалуйста, просто уйди… Я пытаюсь отсоединиться.
К тому времени руки Траска, ветерана стольких кровавых войн и мексиканских стычек, уже сжимали автомат. Его голос звучал непринужденно. Он скользил вперед, как масло по полированному стеклу.
— Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред, — сказал он старикану. — Просто расслабься. У меня только вопросы. В Большом Уроде были убийства. Ты, наверное, слышал… очень мерзкие, приятель. "CyberPath" проследил тебя до каждого места преступления. Я хочу знать как ты в этом замешан. Мы можем выяснить это здесь или можем сделать это в "Сточной Канаве".
— Хочешь знать, являюсь ли я Ползучим Лицом?
— А это ты?
— Да, я — Ползучее Лицо. На самом деле, мы все — Ползучее лицо в наших снах.
— Ну, в каком-то смысле.
— Я допустил ошибку. Ужасную ошибку.
— Расскажи.
Старик пытался, но все это не имело смысла. По крайней мере очень мало. Что-то о гиперпространственной физике, вихревых перемещениях и гравитационных падениях, ускорении углов и пространственных отклонениях. Мать была ключом к разгадке. Мать разобралась с переменными и открыла дверь в то, что лежало за пределами.
— Ты говоришь загадками, — сказал Траск, потому что, несмотря на то, что это было интригующе, он чувствовал, что Мать становится беспокойной от таких разговоров.
Но старик его не слышал.
Он, будто пребывая в каком-то наркотическом бреду, нес безумную хрень о "решетчатом дверном проеме 5-го звена", "гноящихся многоцветных трущобах застывших теней" и "запутанном лабиринте пересекающихся зеркальных миров". Вещи, которые вызывали какое-то беспокойство, но явно были блевотиной ума, полностью погрязшего в отвратительной выгребной яме. Траск все пытался перебить его, но его голос не был услышан. Старик хотел, чтобы он что-то узнал, и твердил ему красными губами, покрытыми белой пеной:
— Ты не знаешь и не слушаешь. Мать учит и Мать направляет, но еще Мать — враг и зодчий Ползающего Лица… она посеяла его в миллиарды голов, как оно было посеяно в ней… она знает… она знает, что в мире есть дыры и трещины в континууме… и когда ты смотришь сквозь них…
— Ты несешь какую-то бессмыслицу, — сказал ему Траск.
— Я придаю смысл бессмысленному. Ползучее Лицо! Хранитель ключей от темных пространств между звездами, материнского чрева первобытного хаоса антимира.
— Какое это имеет отношение к чему-либо?
— Прямое! У Ползучего Лица есть другое имя, но я не смею его произносить! Культ Корчащихся Мужчин, Храм Бескостных Женщин… было известно, что Он, Призрак Тьмы и Кровавый Язык, придет, потому что его голос эхом отдается в пустоте, и только он — Лицо-которое-Ползает! Мать уже не та, кем она была когда-то…
— Да ты совсем, блядь, спятил, — заорал на него Траск.
— Кристаллы, — бормотал в ответ старик. — Они падают через отверстия, через разлом. Ты их видел! Они повсюду! Один из них у тебя в кармане. Ты — часть матрицы.
Полоумная чушь, — но Траск вытащил кристалл, хотя бы для того, чтобы показать сумасшедшему старику, что он безвреден. И поймал себя на том, что смотрит в него… и снова что-то происходило… он вглядывался сквозь самое темное беспросветное пространство туда, откуда на него смотрел сверкающий трехлопастный глаз.
Нет, нет, нет…
Он видел многое, его мысли касались черных атласных фасадов кошмарных миров. Мать должна была остановить это… но она этого не сделала. Его зрение затуманилось, голова закружилась от вспышек белого света. Но когда он сморгнул, то увидел, что старик подошел ближе, и что-то змеевидное и раздутое заполняло его рот, как мясистый угорь, что его лицо было луковицей болезненного цветка из склепа, который хотел распуститься и излить нечистый свет, что из его носа хлынула черно-красная кровь… Затем старик дотронулся до него рукой и ощущение было будто от прикосновения покрытых слизью щупалец глубоководной медузы и… милостивая Мать… словно тысяча шершней одновременно вонзили в него свои жала.
У Траска перехватило дыхание, его тело содрогнулось. В голове вспыхивали точечные взрывы, и он дергался в клонических судорогах, ощущая кислотно-вонючий запах сгоревших батареек и грязного озона, мозг наполнялся желтыми парами и ртутными пульсациями.
Его глаза раскрылись, как резко раздернутые оконные шторы… Траск увидел, как мир расстегнулся и обнажил свою мясистую грубую анатомию, ползучие сине-зеленые сферы вгрызлись в его розовые, сочные ткани, открывая клубящийся черный туман мерцающего свечения и сияющие многолепестковые бриллиантовые глаза…
Затем он вернулся, тяжело дыша рухнул на колени, с серой, как пепел, плотью, из его горла вырвался визг, как у ободранной кошки. Он вдыхал и выдыхал, пока фантомы проносились перед его глазами, пытаясь ощутить себя здесь и сейчас, не зная, где он и что он. Было только это засасывающее ощущение темных скоростей и огромных пространств, смыкающихся позади него, как губы, его тело ныло, словно он прошел сквозь жестокий вражеский шквал порошкового стекла. Мозг Траска, казалось, вибрировал в черепе, полуразмытые воспоминания и наваждения летели через поле его разума. Беспорядочные геометрические формы, такие как трапеции и октаэдры, ползали, как черви. Лунные лестницы поднимались в бездны сплошной гудящей черноты. Ярусы протоплазменной слизи и кубоидов, которые медленно, как слизняки, перемещались в вакууме взвешенной металлической пыли. Сама вселенная дрожит, пульсирует, раскалывается, как яйцо, чтобы высвободить некий дрожащий нарост с головой эмбриона и телом, похожим на дрожащий мешок с веревками.
Траск моргнул, наверное, в десятый раз, и все исчезло.
Старик все еще стоял неподвижно, словно в трансе, затем его слезящиеся глаза разверзлись на покрытом тенями лице. Они были похожи на провалы, уходящие в удушающие глубины, окна, выходящие в комнату, где царили запустение и разложение.
По сети доносилось:
— Третий? Третий? Ты здесь?
Траск услышал свой собственный голос:
— Пх'нглуи мглу'наф Ктулху Р'лайех вга'наг фхтагн…
Может быть, старик рассмеялся со звуком, похожим на хруст стеклянных осколков под сапогами, или, может быть, это был шум вещей, перемещающихся в обратном направлении в сферах времени-пространства, но Траск видел его глаза, чувствовал их жар. Это были ярко-фиолетовые неоновые огни, горящие в ночи, шаровидные солнца, садящиеся над отравленными мертвыми мирами. Плоть старика превратилась в желе из пузырьков, из каждого вырывались щупальца и языки, пока он не стал чем-то вроде шевелящейся массы фосфоресцирующих пальцев, ползающих и скользящих существ, наводняющих его, а его лицо и форма переплавлялись в пластичную перистальтику ядовитого органического изобилия…
— Третий, пожалуйста, ответь немедленно!
Затянутый в перчатку кулак Траска помнил смертоносные очертания автомата, который он держал. Он нажал на спусковой крючок. Пули попали старику прямо между глаз… или туда, где они могли бы быть, если бы не выскользнули со своих мест в
