Джек Макдевит - Искатель

– Не знаю, – ответила Кейла. – У меня ее нет. Я не видела ее с детства.

– Может, она у Хэпа?

– Может быть.

– Знаете, – сказала я, – когда вернусь домой, пожалуй, попробую его найти. Мне бы хотелось снова с ним увидеться.

Черты ее лица стали жестче.

– Он вам теперь не понравится.

– Вот как?

– Он слишком похож на своего отца. – Кейла неодобрительно покачала головой. – Ладно, не будем об этом.

Мы поговорили о ее работе на станции, и при первом удобном случае я снова вернулась к чашке:

– И все-таки она меня всегда интриговала. Та чашка. Откуда она взялась, Кейла? Не знаете?

– Понятия не имею, – ответила она.

– Никогда бы не подумала, что Хэп интересуется старинными вещами.

– Сомневаюсь, что это старинная вещь, – ответила Кейла. – Но насчет Хэпа вы правы. – Взгляд ее помрачнел. – Его ничто не интересовало, кроме алкоголя, наркотиков и денег. И женщин.

Она тут же пожалела о сказанном, и я, постаравшись изобразить сочувствие, продолжила:

– Вероятно, это чей-то подарок.

– Нет. Она стояла на полке с тех пор, как я себя помню. Когда мы с Хэпом были еще маленькими. – Она на мгновение задумалась. – Возможно, чашка до сих пор у него.

– Кажется, я видела у Хэпа еще пару таких штук.

– Нет, Чейз, вряд ли. – Нам наконец принесли ужин. – Уверена, у нас была только одна такая. Кажется, мама говорила, что чашку ей подарил мой отец.

Известность Алекса отчасти распространялась и на меня. Может, я не настолько знаменита, чтобы притягивать к себе охотников за автографами, но маньяки порой попадаются. На следующее утро я стояла возле киоска с сувенирами и выбирала себе легкую закуску, чтобы забрать ее с собой в номер. В это время ко мне подошел невысокий, хорошо одетый мужчина средних лет с растрепанными черными волосами и спросил: «Вы Чейз Колпат?» В голосе его звучала легкая враждебность. Мгновение спустя я поняла, что передо мной – тот самый тип, что совершил идиотскую выходку на Съезде антикваров, во время выступления Олли Болтона. Кольчевский.

Я могла бы сказать, что он ошибся, – мне уже приходилось так поступать. Но я сомневалась, что с Кольчевским это сработает, и подтвердила: да, я Чейз Колпат.

– Так я и думал.

Я начала бочком отходить в сторону.

– Без обид, госпожа Колпат, но на вид вы вполне умная женщина.

– Спасибо, – ответила я, наугад хватая вишневый чизкейк и прикладывая ключ к считывателю для оплаты.

– Не убегайте, пожалуйста. Мне бы хотелось с вами поговорить. – Он слегка откашлялся. – Меня зовут Казимир Кольчевский. Я археолог.

– Я знаю, кто вы.

Несмотря на тогдашнюю истерику, Кольчевский был крупной величиной. Он вел обширные раскопки на Деллаконде, в Бака-Ти. Цивилизация процветала там на протяжении почти шестисот лет, а потом внезапно пришла в упадок. Сегодня там осталась лишь горстка деревень. О причинах этого упадка все еще спорили. Некоторые считали, что тамошнее общество, невзирая на технические достижения, не отличалось здравомыслием, другие – что оно стало жертвой культурной революции, после которой возникло нескольких враждующих группировок, третьи – что слишком высокое содержание свинца в посуде привело к массовому бесплодию. Кольчевский провел в Бака-Ти основательные полевые исследования и нашел немало древностей, хранящихся теперь в музеях. Он был известен как блестящий, но слишком уж воинственный ученый.

– Вот и хорошо. Значит, церемонии ни к чему. – Он посмотрел на меня так, словно я была кошкой со сломанной лапой. – Я читал о вас. Вы, несомненно, талантливы.

– Спасибо, профессор.

– Скажите, во имя всего святого, зачем вы работаете на Бенедикта?

– Простите?

– Да бросьте. Вы прекрасно понимаете, о чем я. Вы с ним – парочка потрошителей гробниц. Извините за прямоту, но я просто шокирован.

– Жаль, что вы не одобряете наших занятий, профессор.

Я попыталась пройти мимо него, но он преградил мне дорогу:

– Придет время, моя дорогая, когда вы вспомните все эти годы и пожалеете о содеянном.

– Профессор, я была бы вам крайне признательна, если бы вы разрешили мне пройти.

– Конечно. – При этом он не двинулся с места. – Бенедикт, – продолжал он, распаляясь, – гробовскрыватель. Мародер. Предметы, которые должны принадлежать всем, становятся украшениями в домах богачей. – Голос его чуть смягчился. – Вы знаете это не хуже меня.

– Мне жаль, что вы так считаете. Похоже, чужие мнения вас не интересуют. Может, каждый из нас останется при своем и мы разойдемся? Еще раз прошу вас дать мне дорогу.

– Извините. Нисколько не хотел вас обидеть. Но вы сами понимаете, как сотрудничество с Бенедиктом влияет на вашу репутацию?

– А мне хотелось бы знать, профессор, кто назначил вас хранителем всех сокровищ мира?

– Ну да, конечно. Когда защищаться нечем, остается лишь нападать. – Он отошел в сторону. – Вряд ли вас удовлетворит такой ответ.

– Меня не удовлетворяет такая постановка вопроса.

Я решила провести пару дней в обществе Джека, но прежде чем встретиться с ним за обедом, послала сообщение Алексу: миссия оказалась бесплодной, я возвращаюсь с пустыми руками. Про Кольчевского я говорить не стала.

Когда я вернулась домой, оказалось, что у Алекса есть для меня новости. Он встречался с Фенном и узнал кое-что об отце Хэпа.

– Его звали Рилби Плоцки. Для дружков – Райл. Вор, как и его сын.

– С такой-то фамилией… Неудивительно. – «Опыт передается по наследству», – подумала я. – Говоришь, он был вором? А потом исправился или так и умер?

– Ему стерли личность.

– Ого…

– Я спросил, нельзя ли с ним поговорить.

– Алекс, ты же знаешь, что нам никогда этого не позволят. И в любом случае от этого не будет толку.

Снова шел снег. Мы сидели в офисе, глядя на падающие большие мокрые хлопья, и не похоже было, что снегопад когда-нибудь закончится. На посадочной площадке снег доходил до колена.

– Стирание личности не всегда бывает полным, – заметил Алекс. – Иногда его последствия обратимы.

– Этого тебе тоже не позволят сделать.

– Знаю. Я уже спрашивал.

– И что тебе ответили?

– Мой запрос даже не прошел через официальные фильтры.

Я не ожидала, что Алекс решит зайти так далеко. Если старший Плоцки теперь вел новую жизнь под новым именем, у него имелся полный комплект ложных воспоминаний и прилагавшихся к ним жизненных привычек. Он был абсолютно благонадежным гражданином. Никто не мог даже предположить, что случится, если пробить эту стену.

Алексу не понравилось мое неодобрение.

– Речь идет о крайне важных вещах, Чейз, – сказал он. – Вряд ли стоит так сильно сочувствовать ему. Если бы он хоть чего-то стоил, его не подвергли бы процедуре. И в любом случае ее всегда можно повторить.

– Ты полагаешь, что он украл эту чашку?

– А ты думаешь, он был ценителем прекрасного?

Воровская карьера старшего Плоцки закончилась почти двадцать лет назад, в 1412 году, когда его осудили в третий раз по семнадцати эпизодам. Именно тогда его приговорили к промывке мозгов. Впервые его арестовали в 1389-м. По имевшимся сведениям, он занимался избранной им профессией в течение большей части следующих двадцати трех лет.

– И как все это может нам помочь? – спросила я.

– Попытаемся выяснить, когда и где он украл чашку.

– Каким образом? Есть полицейские отчеты?

– Да. Отчеты обо всех нераскрытых кражах на территории, где орудовал Плоцки. Но к ним нет доступа. Закон о защите персональных данных.

– Значит, придется покопаться в журналистской продукции.

– Видимо, да.

– А есть ли смысл? Плоцки наверняка забрал чашку лишь потому, что она привлекла его внимание. О ее ценности он явно не имел понятия, иначе чашка все эти годы не стояла бы на полке. Если бы где-то сообщалось о краже чашки, которой девять тысяч лет, Плоцки знал бы об этом.

– Хороший довод, – одобрил Алекс.

– Ладно. Слушай, мне неприятно об этом говорить, но есть повод подозревать, что мы становимся соучастниками преступления. Помогаем сбыть краденое.

– Чейз, мы не знаем, украл ли он чашку. Это всего лишь предположение.

– Угу. Семейка воров – любителей старины.

Алекс удрученно посмотрел на меня. На улице поднялся ветер, метель усилилась.

– Давай сделаем так, – сказал он. – Зададим Джейкобу параметры, и пусть он поищет в тогдашних новостях. Если даже не отыщется сведений о краже той чашки, что мы теряем?

Это было не так уж нереально. Случаи воровства редки. Большинство людей ставит высокотехнологичные охранные системы, да и преступное поведение само по себе стало довольно нечастым явлением. Мы живем в золотом веке – но сомневаюсь, что многие это понимают.

Я вдруг подумала о марголианах и том мире, который захотели покинуть пять тысяч человек, чтобы отправиться на «Искателе» и «Бремерхафене» к неизведанным рубежам. Каково это было – жить в двадцать седьмом веке? Повсеместная преступность. Нетерпимость. Политический гнет. Религиозный фанатизм. И прочее.