Глава 5
— Мы получили ответ от китайцев.
Володин уже изучил содержание послания с «Ксинь Джи», и оно, мягко говоря, не было дружелюбным. Однако сам факт того, что китайцы все-таки вышли на связь, внушал некий оптимизм, а потому доклад связиста выглядел чрезмерно бодрым. Капитан Кольский же пропустил это сообщение мимо ушей, он был слишком погружен в собственные раздумья.
— Борис Владимирович? — напомнил о себе связист, чем, собственно, и отвлек капитана от его мыслей.
— Да, Евгений Павлович, — очнулся Кольский, — что ты говорил?
— Я говорю, китайцы на связь вышли. Требуют предоставить гарантии безопасности. Хотят первыми обследовать шар.
— Да? И каковы их аргументы?
— Говорят, вы, мол, летели со спасательной миссией к «Осирису-3», миссия ваша выполнена, а теперь, будьте так любезны, свалите в туман, а мы займемся настоящей работой.
— Что, так и сказали?
— Ну, в общих чертах да, — Володин ухмыльнулся и после кивка капитана присел напротив, — это мой вольный художественный перевод. Но к тексту оригинала близко.
— А с чего они взяли, что мы будем им мешать? Ты, кстати, угощайся.
Связист застал Кольского в его каюте за ужином. На столе капитана красовалась глубокая тарелка с виноградом и сырная нарезка. Володин угостился холодной ягодой — самое то во время дежурства по кораблю.
Володин, кстати, предпочитал именно такое, неформальное общение с капитаном. Он заглядывал к нему всякий раз, как заступал дежурным. На мостике или на ЦП капитан выдерживал субординацию и выкал всем офицерам. Доклады по селектору или голофону Володин не любил, слишком уж формально они проходили, к тому же не всегда было понятно, как именно к тебе относится командир в данный момент. А тут, в его каюте, можно было услышать от него отеческое «ты». Именно отеческое — Кольский никогда не опускался до панибратства. Такая неформальная обстановка плюс сам факт того, что командир в любое время суток принимает именно его у себя в каюте, ведет с ним беседу тет-а-тет, позволял Володину строить свои взаимоотношения как с руководством, так и с сослуживцами. В неформальной обстановке человек раскрывается, ведет себя иначе, говорит иначе, позволяет себе больше вольностей и нет-нет да и выдает ту или иную полезную информацию. Благодаря такой близости с командиром Володин всегда был в курсе, как к кому Кольский относится, и уже в зависимости от этого строил свои планы на будущее. Сегодня целью Володина был кап-три Павленко. Нужно только дождаться момента и понять, что о нем думает Кольский.
— Я у них не спросил, Борис Владимирович, не хотел вступать с врагом в диалог без вашего ведома. Осмелюсь предположить, их положение не лучше нашего, они боятся вступать в прямое столкновение с нами.
— Что-то они не опасались нас, когда своего червя запускали, — буркнул в ответ капитан и отвернулся от тарелки с сыром.
— Тогда и у нас, и у них работали энергощиты, — возразил Володин. — Сейчас же мы в одинаковом положении. Одинаково уязвимы.
— И, ко всему прочему, и нам, и китайцам нужно выполнить приказ.
— Точно. Они видят нашу нерешительность в этом вопросе и решили первыми вступить в физический контакт с инопланетянами.
— Будь там инопланетяне, — возразил капитан, — они бы уже сами вступили с нами в контакт.
Володина передернуло, он даже не донес до рта очередную виноградину. Все прекрасно помнили, чем завершился первый контакт с инопланетным разумом.
— Не хотел бы я вновь с ними контактировать, — признался он.
— Как и я, — сказал капитан. Он не ел. Володин понял, что своим появлением отвлек командира от каких-то серьезных раздумий.
Связист не ошибся. Капитан Кольский действительно перебирал сейчас в голове все возможные варианты развития событий и склонялся к тому, что этот выскочка Павленко все же был прав насчет шара. Все указывало на то, что эта штука необитаема, что это никакой не звездолет, а некий прибор. Более того, за последние два месяца наблюдений стало понятно, какой именно это прибор.
Как оказалось, шар постоянно посылал в космическое пространство какой-то странный гравитационный импульс. Сигналы эти были точно выверены, промежутки между импульсами были равными, а сама мощность импульсов неизменной. Каждые стандартные сутки шар с кем-то связывался. Или, как предполагал Павленко, слал отчеты о своем местоположении. Командир БЧ-5 предположил, что этот шар является своего рода маяком, его поддержали силовики Сергеев и Иванов. Остальные офицеры сомневались, резонно предположив, что, будь это маяк, обозначающий путь в нашу звездную систему, мы бы наблюдали и другие такие маяки.
Несмотря на кажущуюся пустынность вселенной, в ней имеется множество объектов, с которыми любому телу, перемещающемуся в пространстве, так или иначе пришлось бы взаимодействовать. На пути пришельцев, откуда бы они ни прибыли, наверняка лежали миллионы звезд с их планетами, а также планеты-потеряшки, бесцельно бороздящие пространство, оторванные от своих звездных систем вследствие различного рода катаклизмов. Таких крупных объектов в космосе миллионы, а то и миллиарды, и это если не учитывать бессчетное множество объектов поменьше — астероидов, метеоритов, комет, планетоидов, спутников планет и прочих небесных тел, способных уничтожить любой объект, движущийся с релятивистскими скоростями. А в том, что эти пришельцы двигались быстро, ни у кого сомнений не было, в противном случае путь к Солнцу занял бы у них миллиарды лет. По сути, такие путешествия бессмысленны, именно поэтому человечество еще не шагнуло за пределы своей звездной системы. В ближайших к Солнцу системах жизни, как известно, нет, а более отдаленные участки космоса обследовать не получалось, слишком уж медленно передвигались звездолеты Земли. Даже программа «Осирис» была направлена не столько на поиск внеземной жизни, сколько на поиск резервной планеты для землян, и рассчитана эта программа была на изучение ближайших к Солнцу звездных систем.
Вот и выходило, что если этот шарик был маяком, то должны были быть и другие такие шарики, составляющие для инопланетян своеобразный фарватер в космическом пространстве. Если бы предположение Павленко было верно, земляне уже давно наблюдали бы целую сеть гравитационных аномалий, а в совокупности они указывали бы на определенную звездную систему. Но таких аномалий земные и космические обсерватории не наблюдали, а стало быть, и вся теория Павленко не выдерживала критики.
