Джейк физически чувствовал каждый километр, с болью, со страданием отры-вающий его от прежней жизни, от всего, что там осталось. Перед закрытыми глаза-ми стояло заплаканное измученное лицо Кайны, а он мог лишь шептать беззвучно с отчаянием, с упорством:
— Я вернусь! Вернусь!
И сердце глухо откликалось на каждое слово. Он сам себе верил, и лишь это обе-щание давало силы терпеливо ждать удобного случая для побега. Не спешить, не дёргаться, не делать глупостей. И главное — не лезть под пули!
Везёт так, по-крупному, всего один раз за всю жизнь. Второй раз попадать под автоматную очередь — верх безумия. Испытывать свою живучесть и при том точно знать, что ничего это не даст. Нужно ждать и верить… Верить, как всегда! Верить в лучшее!
…Шум мотора заглушал дыхание сержанта, но Джейк чувствовал его локоть, упирающийся в бок, больно тычущий под рёбра на каждой ямочке.
Сонливость прошла ещё раньше, ещё тогда, когда вспомнилась Кайна, вспоми-нался и заново прокручивался в памяти весь день с самого утра. Да, как же он хо-рошо начинался, этот день! Джейк вздохнул, расправляя плечи, звякнула цепочка наручников, и сержант прикрикнул беззлобно, скорее по привычке:
— Эй! Сиди там! Не́чего…
Глаза сионийца, сидящего напротив, встретились с глазами Джейка, угрожающе прищурились, дуло автомата упёрлось в грудь: коротким, сильным толчком сиони-ец толкнул Джейка назад, заставляя лопатками и затылком прижаться к стенке фур-гона.
— Ещё движение! Понял?..
Джейк в ответ кивнул головой, хотя и знал, что в полумраке солдат может и не уви-деть этого, но заставить себя издать хоть звук он не мог: пересохло горло. Он так и сидел, высоко вскинув голову, неслышно втягивая воздух сквозь разжатые зубы, когда к шуму работающего двигателя добавился ещё один звук. Тонкий, высокий, на одной знакомой до сладкого ужаса ноте. Это был гул самолёта! Самолёта-разведчика! Ниобианского "Факела".
— Боже! — прошептал он невольно, и тут его оглушил громкий щелчок: сиониец снял автомат с предохранителя.
Гул самолёта нарастал медленно, но Джейк знал: "Факел" пошел на снижение. Он сам летал на таком самолёте, знал, что двигатель его устроен так, что при пикиро-вании и при приближении к земле, его почти не слышно. На то этот самолёт и был разведчиком, что он мог подбираться к любому объекту. Прячась за естественные укрытия, хотя бы даже за деревья, этот крошечный самолёт своим неожиданным появлением мог свести с ума любого. Только бы сейчас одинокая машина, еле пол-зущая по дороге, не привлекла внимание пилота! Только бы он не поддался соблаз-ну открыть пальбу по такой удобной мишени!
— Это "Факел"! Вы слышите его?! — крикнул, забыв о предупреждении. Машина неслась по дороге со всей возможной скоростью, завизжали тормоза на повороте, когда "Факел" прошёл, казалось, над самой головой. Два мотора работали в уни-сон, но и их рёв не заглушил стука очереди из крупнокалиберного пулемёта. Это было единственное, чем мог им угрожать самолёт-разведчик. Лёгкий самолётик не был рассчитан на бомбометание. Пилот расстреливал кабину, стараясь достать шо-фёра. Машина елозила по дороге с обочины на обочину. Вправо-влево! А потом прямо, когда самолёт шёл вверх.
Ещё один заход! Ещё одна очередь! Вторая! Уже вдогонку! По фургону!
Джейк закрылся руками, сжался, повалился вперёд и вниз, на пол, а машина полетела с дороги вправо, подскочила на всех колёсах, проваливаясь носом в широ-кую канаву, стала валиться на бок.
Джейк зажмурился, чуть не оглох от треска автоматной очереди, раздавшейся над самым ухом. Потом что-то нечленораздельное крикнул сержант, но захлебнулся этим криком. Тело кого-то из сионийцев упало прямо на Джейка, когда машина с грохотом завалилась на бок, а "Факел" сверху прошил её двумя длинными очере-дями.
Это был кошмар! Это был ад!
В металлическом фургоне, когда кидало от стенки до стенки, било о лавки, вы-жить, казалось, было невозможно. Джейк и сам не сразу поверил, что всё ещё жив. Какое-то время лежал, придавленный чем-то тяжёлым, и боялся пошевелиться. Первой из всех чувств вернулась боль. Болело всё! Всё, до последней косточки, даже глазами было больно моргать. Он с трудом и очень медленно вытащил из-под себя затёкшие скованные руки, почти потерявшие чувствительность, опёрся на них, привстал, подтягиваясь. Ноги что-то придавливало. Что-то тяжёлое и мягкое. Джейк неожиданно понял, ЧТО это. И осел со стоном ужаса.
— Боже мой!.. Сержант, это вы?
От собственного опыта стало ещё страшнее. Никто отозвался. Кто бы это ни был, он был мёртв. Джейк вытащил ноги из-под тела очень осторожно, будто мог этим причинить умершему новую боль.
Стараясь не крутить раскалывающейся от дикой боли головой, он огляделся. Че-рез покорёженную, чудом не отвалившуюся дверцу в фургон попадал дневной свет. Сам Джейк сидел на полу. Видимо, пока он был без сознания, машина всё-таки встала обратно на колёса. В последний момент Джейк ещё помнил, как он и сер-жант падали вперёд, на второго сионийского солдата, как всё трещало, сминаясь, а потом (или чуть раньше?) громыхнула очередь из автомата. Из автомата, а не из пулемёта! Автомат, снятый с предохранителя, был у сионийца. Сейчас же сам сио-ниец лежал на полу, рядом с Джейком, лежал лицом вниз, но всё также сжимал в руке своё оружие. Мёртвой белой рукой, застывшей в лужице натёкшей крови.
Джейк глубоко, почти судорожно сглотнул, пытаясь справиться с тошнотой. Его отрезвила боль в груди, появляющаяся при каждом вдохе. Опять что-то с рёбрами. Наверное, ударился о лавку, когда падал.
Сержант сидел, привалившись спиной к лавке, опустив голову на грудь. Казалось, он просто уснул или был без чувств. Может, только ранен?
Джейк подполз к нему, тронул за плечо. Сержант вдруг стал валиться на бок, Джейк скорее инстинктивно подхватил его, пытаясь удержать. Голова сионийца запрокинулась, и Джейк отпрянул, натолкнувшись на неподвижные, но ещё живые глаза умершего. Огромные на белом, как бумага, лице, и в них всё ещё стояли удив-ление и укор. Детское совсем, почти мальчишеское удивление и растерянность…
Боже!.. Господь милостивый!.. Ведь он же умер от своих же, сионийских пуль. Косая очередь через всю грудь, поперёк. Это была очередь из автомата. Та очередь, которую слышал Джейк в последний момент.
Глупая, идиотская смерть!
А разве другой сиониец умер лучше? На войне не бывает других смертей, только такие, неожиданные, бессмысленные, глупые.
Джейк пополз на свет, но тут вспомнил про ключ от наручников. И хоть воз-вращаться не было ни сил, ни желания, всё же вернулся, подполз к сержанту. Ключ нашёлся на радость быстро, в кармашке на груди, но, липкий и скользкий от крови, тут же вывалился из рук, громко звякнул о металлический пол.
