часто бывают изумительно красивые птицы — в том числе те самые альбатросы, илассиа, в честь которых она получила свое необычное имя. Небольшие изящные чайки — ниссоа — похожие на летучую тень, ибо в сумерках или в тумане они практически не заметны, забавные жирненькие гулламы, которых близ Меннавара почти истребили, а здесь они в безопасности — Морну считается Императорским заповедником, и охота на полуострове запрещена.
Однажды, когда Ласси была еще совсем маленькой, два годика с небольшим, дедушка привез очередную добычу, выгрузил ее в подсобку у кухни и пошел вымыться и поспать перед ночным дежурством. Бабушка и мама спешно взялись разбираться с уловом — долго хранить его негде, нужно поскорее всё очистить, выпотрошить, разрезать на куски, сварить, засолить, закоптить, а кости и раковины оставить для красивых поделок…
Мама сперва не заметила, что гиммор, у которого острый шип на хвосте, оказался не снулым, живым. При разделке он дернулся и поранил ей руку. Она быстро прикончила тварь, наскоро обработала ранку, но решила не устраивать суеты из-за этакой малости. С гимморами она раньше не сталкивалась, обитают они на большой глубине, ближе к дну, и попадаются очень редко. К вечеру ранка воспалилась, рука покраснела, у Айлиссы поднялся жар. Она всё ещё не придавала случившемуся особенного значения: некоторые шипастые жители моря ядовиты, и что? Никогда их яд не причинял ей большого вреда. Хуже было, когда Айлиссу острекала медуза-флирр: тогда волдырями покрылось всё тело. Неприятно, но не смертельно. Полежала три дня в постели, попила лекарство, помазалась мерзко пахнущей, но целебной мазью из жира гулламов — и всё понемногу прошло. Пройдет и на сей раз.
К утру она всё-таки разбудила родителей. Рассказала про шип. Говорить уже было трудно, сознание путалось, огонь сжигал изнутри. Кайс немедленно вызвал медиков. Айлиссу увезли в Меннавар, а оттуда Меннао, в клинику экстренной помощи.
На маяк она не вернулась. И тело не отдали: часть тканей взяли для дальнейшего изучения, остальное кремировали на месте. Яд гиммора очень опасен, а для некоторых индивидуумов смертелен. Если бы Айлисса сразу же обратилась к врачам, ей вкололи бы сильную сыворотку, и тогда заражение крови могло бы и не начаться. А по прошествии столь долгого времени даже полное переливание не помогло.
Муж Айлиссы — папа Илассиа — постарался примчаться из Уллинофароа как можно скорее. Но спешить уже не было смысла. Последние часы своей краткой жизни Айлисса провела без сознания — хотя уже и без боли. Проститься с любимой женой он не смог.
С захоронением праха тоже вышла заминка. У семьи Вайнир никогда не имелось собственного фамильного склепа. Откуда он у простых рыбаков? Первым, кто выбился из своей низкой страты, был погибший в море Карео. Но его останки сожрал океан, не осталось даже следов. И пришлось основательно похлопотать и даже поскандалить с родными, чтобы прах Айлиссы поместили в место общего упокоения Саонсов — семьи, хотя и не знатной, но весьма процветающей и уважаемой.
Саонсы владели двумя ресторанами, несколькими магазинчиками сувениров, собственным домом в Меннао и пансионатом для отдыхающих в пригороде, Меннаваре. Эта часть «большого Меннао» всеми воспринималась как отдельный городок со своим собственным именем и отдельной администрацией. Жизнь здесь шла размеренно и определялась сменой сезонов: во время долгих зимних дождей Меннавар пустел, все местные сидели у своих очагов, а приезжие сюда не заглядывали, зато летом, когда дожди случались лишь вечером или ночью, в Меннавар стекались любители морских купаний, прогулок на катерах и приятного безделья. По распоряжению местных властей даже громкие увеселения ограничены всего парой вечерних часов. В отдельно стоящих помещениях с крышей и толстыми стенами можно устраивать вечеринки и ночью, однако таких заведений в Меннаваре немного.
Кайс иногда привозил жену и дочь прогуляться по набережной. Задерживаться допоздна они не могли: работа на маяке допускала паузы, но не позволяла простоев. Ему думалось, дочка заслуживает хоть каплю веселья, а то вырастет, видя вокруг лишь море, дикие скалы, птиц, ящериц и бесконечные хлопоты по хозяйству.
Айлиссу не слишком тянуло туда, где легко потеряться в толпе, и где все чужие и какие-то странные. Что они все там делают? Отдыхают? От чего? Они вовсе не выглядят сильно уставшими. Когда устают, не идут гулять по длинной набережной, а ложатся спать. Айлиссе не нравилось находиться среди шума, гама, мелькания лиц, хаотических разговоров, обрывков музыки, криков торговцев… Она никогда не просилась на материк, и отец перестал устраивать эти изнурительные семейные выезды, во время которых мама Файя тоже чувствовала себя неловко: она одевалась не как городские дамы, на нее посматривали снисходительно или презрительно, а заводить себе новые платья ради редкой возможности покрасоваться перед незнакомыми «отдыхающими» — и дорого, и неразумно.
Даже когда Айлисса достигла школьного возраста, отец предпочел обучать ее сам. Иначе пришлось бы отдать девочку в интернат, ведь возить Айлиссу в Меннавар каждый день и потом забирать ее нет никакой возможности. И зачем дочке смотрителя маяка быть ученой? Достаточно, чтобы она умела читать, писать, считать, вести хозяйство, шить, лечить простые хвори, перевязывать раны, управляться с несложной техникой, — то есть, знать всё, нужное для будущей взрослой жизни. Такую невесту даже без приданого примут в любой приличной семье. Пробуждать в ней мечты о несбыточном ни к чему. Хорошо, что Айлисса вполне довольна своим положением и не рвется из дома туда, где ей вовсе не место. Со временем Кайс сам присмотрит ей жениха. Молодого, работящего, крепкого, но не грубого, способного содержать семью в достатке, однако не кичащегося богатством, нажитым предками.
Всё сложилось не так, как задумывалось.
Лаон Саонс, студент Императорского университета в Уллинофароа, проводивший каникулы у родственников в Меннаваре, приехал на Морну с компанией экскурсантов. Он бывал там еще ребенком и решил освежить впечатления.
В тот день за лотком у пристани стояла не Файя, завершавшая дома стирку, а Айлисса. Покупатели сгрудились у прилавка, разглядывая морские диковинки, Лаон же смотрел лишь на юную стройную девушку.
У нее была светло-серая кожа с чуть серебристым отливом, лицо, затененное широкополой соломенной шляпой. Верхний глаз вообще оставался невидимым. А два нижних внимательно наблюдали за мельтешением вокруг выставленных товаров. Лаон едва сумел разглядеть цвет ее глаз: серо-голубоватый, как море в вечернем тумане, сквозь который изредка сверкают огоньки проплывающих кораблей.
Окончательно покорил его голос девушки. Мелодичный, успокоительно низкий, не слишком громкий, но звучный. Ни единой крикливой ноты, ни тени раздражения
