— Очень интересная реакция, - заметила Таня, опять двигая пальцами. – Все источники уверяют, что в подобных системах использовалось оповещение женским голосом, но похоже, вас он не успокоил, да, Михаил?
Она протянула ему невесть откуда взявшийся стакан воды, а Михаил посмотрел на нее, ощущая, как в крови вскипает ярость и одновременно с этим ощущая тошноту и легкую слабость. Вода отравлена?
— Можете смело пить, - заметила Таня, - это обычная вода, просто созданная прямо на месте. Расход кредитов и энергии на ее создание и все вокруг – за счет центра здоровья, на этот счет можете не переживать.
— Сколько? – спросил Михаил, держа стакан в руке.
Тот приятно холодил, словно его только что достали из холодильника.
— Сколько я пролежал в коме? – расширил он вопрос.
— В коме? О нет, - слегка улыбнулась Таня, снова демонстрируя белые зубы. – Вы находились в криокамере, Михаил, экспериментальной, едва не убившей вас, но в то же время, спасшей вам жизнь. Вижу, вы уже догадались, что прошло немало времени, и надо заметить, среди наблюдающей за нами комиссии были сторонники растягивания процесса, поэтому мы и воссоздали обстановку больничной палаты вашего времени.
Вашего времени! Михаил словно врезался во что-то лбом, в голове все поплыло. Он машинально осушил стакан залпом и чуть дернул головой, присел обратно на кровать. Все слова о больничных палатах и любви к Тане испарились, словно и не было. Наблюдающая комиссия! Михаил опять дернул головой, но так и не обнаружил камер.
— Но я придерживаюсь политики правды и…
— Сколько? – перебил ее Михаил.
— Сейчас две тысячи сто двадцать шестой год новой эры или от рождества христова, - ответила Таня, глядя на него с какой-то странной теплотой и сочувствием. – Обрывки информации о вас из уцелевших после войн информационных архивов уверяют, что вы не отличались особой набожностью, но если это важно, то я могу сообщить год по другим календарям.
— Не надо, - ответил Михаил, ощущая, как голова идет кругом.
Почти сто лет! Войны?! Но как? Почему? Уцелевшие архивы?!
— Так вы знали, кто я?! – почти взвился он, но вскакивать не стал – голова кружилась.
— Рекомендуется принять успокоительное и снотворное, а также немного отдохнуть, - сообщила кровать.
— В жо… к черту отдых! – вспылил Михаил. – Я и без того проспал почти сто лет!
— Учащенный пульс, усиленное сердцебиение, - Таня повела рукой и кровать заткнулась. – Да, Михаил, мы с определенной долей уверенности предполагали, кто вы, но не знали наверняка. Записи о том бункере, в котором вас нашли, отсутствовали. Конечно, многое оказалось уничтожено в пламени войн, но мы предполагаем, что записи отсутствовали изначально, это верно?
— Я сам не знаю наверняка, - убито отозвался Михаил, - но скорее всего. Нет записей – нет координат для удара, и мы всегда ездили на подобные объекты анонимно.
Таня зависла на секунду, похоже сверялась с сетью, и Михаил вдруг осознал, что на ней и нет ничего. Нет, одежда присутствовала, хотя и не слишком скрывала такое крепкое и ладное тело, словно вылепленное лучшими пластическими хирургами, но отсутствовали компьютер, монитор, модемы, всякие гаджеты, даже смартфона не наблюдалось.
— Мы поехали туда, - и он назвал дату, - нас было шестеро.
— Да, дата сходится, - кивнула Таня, - гипотеза подтверждена. Вы отправились туда в день начала Третьей Мировой, и остальные ваши товарищи…
Да какие нахрен товарищи, сердито подумал Михаил, ведь он и не знал там никого, кроме Степана, но говорить об этом вслух не стал.
— … оказались нейтрализованы системой управления бункером, и в конечном итоге умерли там. Если наши предположения верны, они успели повредить систему управления, но не до конца, и та отключилась не сразу, а лишь десятки лет спустя. По оценкам наших специалистов, бункер был спроектирован для автономного проживания в нем в течение ста пятидесяти лет, но вышло так, что жильцов в нем не оказалось, кроме вас, Михаил.
— Умерли?
— Система управления сочла их врагами, у них не было ни кодов, ни ключей, - в голосе Тани слышалась какая-то странная печаль, словно она сочувствовала погибшим, которых никогда не знала.
— И что было потом? – вырвалось у Михаила.
Следовало отложить все и отдохнуть, переварить новости, но его словно что-то толкало изнутри: спросить, узнать правду.
— Бункер не успели оборудовать оружием и он отсутствовал в записях и скорее всего именно поэтому не стал мишенью для ударов, которые обменялись в ходе начала Третьей Мировой, - ответила Таня. – Она оказалась разрушительной и мир, каким вы его знали, Михаил, рухнул и распался, но добила его уже Четвертая Мировая, которую, к счастью, не успели довести до конца, до окончательного истребления всего живого.
— А как же ядерная зима? – спросил он растерянно.
Почти сто лет. Две мировые войны, окончательное истребление всего живого? Живого! Все, кого он знал, умерли, родители, дети… ладно, детей у него не было, в свои тридцать он так и не женился, хотя и сожительствовал с рядом женщин. Алена! Коллеги по работе… ладно, их тоже не было, он подался во фрилансеры, одна из причин по которой его приметил Степан со своими анонимными работами.
— Загрязнение атмосферы было значительным и его последствия до сих пор сказываются, - кивнула Таня.
Михаилу вдруг нестерпимо захотелось, чтобы она подошла, села рядом, взяла его за руку и прошептала страстно, что теперь все будет в порядке и плевать на комиссию или кто там еще за ними наблюдал.
— Система управления бункером не получала никаких команд, так как их некому было отдавать. Вначале предполагалось, что создателя бункера и близких ему людей нашли мертвыми, но ваши слова, Михаил, подтвердили, что он там так и не появился. Соответственно, бункер так и простоял закрытым все эти годы и не стал мишенью и в ходе Четвертой Мировой, о нем просто никто не знал. Обнаружили его лишь недавно, когда реактор дал протечку за пределы бункера, стены которого, похоже строили не совсем по стандартам.
Михаил лишь улыбнулся криво, ну да, тут сэкономили, там не соблюли технологию, здесь срезали пару углов, обычное дело, он и сам так делал. Кто же этому «кто-то там» доктор, что хотел сохранить все втайне? Вот и поплатился за свою таинственность, да и в бункер не успел, так ему и надо!
— Погодите, - он потер переносицу, - если бункер был рассчитан на сто пятьдесят лет, то зачем там эти штуки, в одной из которых я очутился? И почему система управления позволила мне в ней лежать?
— Я не знаю, - просто ответила Таня, - но могу предположить, что система нейтрализовала угрозу, а потом просто не получала новых команд и продолжала держать вас в капсуле. Насчет этих штук (опять движение глазами, словно она что-то листала), есть предположение, что предполагалось «вахтовое проживание». Пара или тройка людей присматривает за системами, остальные лежат в капсулах, меняются по очереди.
— Но это же все равно, - вскинулся Михаил и тут же опустил плечи. – Неважно.
Что толку возражать или говорить, что парочка людей спятила бы от скуки? Или там предполагались вахты по месяцу? Какая теперь уже разница, что там планировалась и почему этот кто-то там так поступил, хотя, возможно, он просто торопился, зная что-то о приближении мировой войны, не локальных конфликтов. Оставил отделку на потом, ну и понятно.
— Так вы, Таня, - он попробовал улыбнуться, но поймал свое отражение в зеркале окна.
Да, тело его изрядно деградировало за время в капсуле, но он выжил! Проскочил две мировые войны и судя по Тане, не прогадал!
— Специалист по адаптации переселенцев из прошлого? – спросил он.
Таня весело и задорно рассмеялась, искренне и так открыто, словно знала Михаила всю жизнь. Ничуть не обидно, как он вдруг понял, и опять мысленно нахмурился. Все это сильно смахивало на синдром утенка, не того, который был в мемасике про утку-политика, а того, который обозначал первое впечатление. Увидел Таню и влюбился, или организм пытался так отыграться за пропущенные сто лет?
