на этом не успокоился. Неудачный эксперимент, испортивший земную электронику, навел его на одну мысль — что, если «Прорыв» подвергся атаке амальгитом? Что, если реакторы и главный компьютер крейсера сходят с ума именно из-за него? Своими первыми выводами Павленко поделился на летучке с капитаном и другими офицерами, чем сильно всех озадачил. То, о чем говорил Дмитрий, просто в голове не укладывалось. Однако его версия, хоть и была фантастической, все же имела под собой основания. Выведенные из строя приборы красноречиво доказывали теорию Павленко, однако скептиков на мостике хватало. Кольский хорошо помнил тот роковой брифинг двухмесячной давности, на котором кап-три открыл всему экипажу страшную правду.
— Погодите, Дмитрий Фролович, — задал тогда вопрос Серов, — но проблемы на корабле начались задолго до того, как мы посетили «Осирис».
— Я ждал этого вопроса и подготовился, — спокойно ответил Павленко. — Помните то ЧП, когда наш носовой шлюзовой отсек был полностью разгерметизирован? — все переглянулись. — Тогда мы не разобрались в причинах повреждения шлюза, — продолжил Павленко, — рабочей версией так и остался метеорит или другой космический мусор. Но меня насторожило тогда два факта: во-первых, на момент поражения Виктор Сергеевич успел выставить носовые щиты на шестьдесят процентов, а этого более чем достаточно для защиты от любого метеорита. Поправьте меня, если я не прав.
Серов утвердительно кивнул.
— Все именно так. Стандартная защита от космических объектов работает уже на двадцати процентах от мощности щитов.
— Спасибо, Виктор Сергеевич, — Павленко сделал паузу и посмотрел на старпома. — И во-вторых, Владимир Ильич, вспомните, что произошло после того инцидента.
Старший помощник Сорокин, замещавший Кольского в тот день, прекрасно помнил, как после устранения разгерметизации на «Прорыве» полностью вышла из строя вся энергосистема.
— Мы два часа были без связи и энергии, — ответил Сорокин.
— Именно так, Владимир Ильич, — кивнул старпому Павленко и продолжил. — Да, после мы восстановили и связь, и всю энергосистему крейсера, однако причин сбоя такого масштаба до сих пор не установили. Кроме того, похожая ситуация была и на «Ксинь Джи», они даже выражали свой протест в открытом эфире. Все помнят этот неприятный разговор с капитаном Ли Ксяокином, когда он обвинил нас в нападении на их корабль.
— К чему вы это все, Дмитрий Фролович? — утомительный экскурс в историю недельной давности тогда очень сильно утомил Кольского, он хорошо это помнил. Павленко это почувствовал и поспешил подвести черту под своим выступлением. Собственно, именно эта черта тогда и перечеркнула все надежды экипажа «Прорыва» на благополучное завершение миссии.
— Я изучил всю проводку в носовом шлюзовом отсеке и обнаружил это, — кап-три достал из внутреннего кармана кителя пробирку, на дне которой катался маленький серебристый шарик. — Господа, боюсь, проблема куда серьезнее, чем казалось ранее. Мы заражены амальгитом. Это он блокирует работу искина и реакторов.
— Есть доказательства? — сухо поинтересовался Кольский.
— Мои ребята сейчас разбирают один из терминалов управления реакторами. Думаю, там мы тоже обнаружим амальгит.
Да уж, трудным был тот брифинг. Капитан потер пальцами виски и вернулся к реальности, где его ответа ждал Володин.
— Да, Евгений Павлович, я знаю о том, что Павленко периодически помогает Варваре Сергеевне в работе с репликантом. Я сам дал добро на это. Что именно вас смущает?
— Время, выбранное для исследований. Для работы с репликантом Павленко забронировал поздний вечер.
— И что тут необычного?
— Я говорю о грядущих сутках, командир. Дело в том, что завтра Павленко заступает на дежурство по кораблю. Вам не кажется странным, что для работы с подозреваемым Дмитрий Фролович выбрал именно время своего дежурства?
— Время, когда за все на корабле будет отвечать именно он? — Кольский задумался.
— Кроме того, мне доложили, что Касаткина вчера тоже работала с нашим репликантом. Ночью. Если точнее, в четвертом часу ночи.
— Так, и что? — Кольский не совсем понимал, к чему именно клонит Володин. — Не вижу ничего необычного в том, что Варвара Сергеевна перебирает различные варианты. Мы тоже допрашивали этого репликанта ночью, пару недель мы вообще ему спать не давали. Вам ли не знать о психологическом давлении на допросах.
— О позднем визите Касаткиной мне доложил один из матросов, заступивших сегодня утром на дежурство. Одно обстоятельство мне показалось странным.
— И какое?
— Матрос, которого он сменил, спал как сурок, его насилу добудились. Как вы понимаете, матрос попался, как говорится, на горячем говне. Сон на посту — грубейшее нарушение устава. Матроса, разумеется, наказали, но на разборе полетов выяснилось, что вырубился он как раз после визита Касаткиной — во всяком случае, он вообще ничего не помнит о том, что было после того, как она пришла к репликанту. Девушка пыталась пронести в камеру какой-то пирог. Матрос, естественно, попытался воспрепятствовать этому, после чего Касаткина, по его словам, надавила на него, сославшись на ваш, капитан, приказ. А для пущей убедительности она дала этому матросу попробовать тот самый пирог. Так вот, матрос убежден, что его усыпили.
— Касаткина и Павленко были за то, чтобы дать репликанту связь… — наконец сообразил капитан. Удовлетворенный Володин кивнул. — Думаешь, сговор? — Кольский сурово посмотрел на Володина, но тот лишь плечами пожал.
— Не могу знать, Борис Владимирович, но выглядит это все подозрительно.
— Ясно, — капитан прошелся по каюте. Володин встал и вытянулся по стойке смирно. — Значит так, Женя, с китайцами я разберусь сам. Подготовь мне связь минут через сорок. Что касается Павленко, я тебя услышал. Действуем так: во-первых, никому ни слова, ни одной живой душе. Если на корабле тлеет заговор, бунтовщиков нельзя спугнуть. А во-вторых, есть у меня одна идея… Да, и вызови ко мне Ратушняка.
Из каюты капитана Володин выходил в прекрасном настроении. Кольский под конец беседы опять перешел на «ты», что уже было хорошим знаком. Стало быть, командир верит именно ему, кап-три Володину, а не этому выскочке Павленко. Связисту удалось посеять зерно сомнения в душе капитана. И еще что-то подсказывало Евгению, что его посевная была не единственной — капитан уже давно точил зуб на Павленко и только и ждал момента, чтобы эти зерна проросли.
Глава 6
На «Прорыве» наступили очередные сутки. Павленко уже успел заступить на дежурство по кораблю,
