— Денег хватает, Леонид Ильич. Думаю, Алексей Дмитриевич Бесчастнов доложил о нашей узбекской экспроприации. Кстати, можно неудобный вопрос?
— Давай, — разрешил Брежнев.
— Я правильно понимаю, что с Юрием Владимировичем Андроповым мне дела иметь больше не придётся?
Брежнев молчал.
Наверное, без этого вопроса можно было и обойтись, подумал я. Но теперь уже поздно.
— Юрий Владимирович Андропов — верный сын партии, — сказал, наконец, Брежнев. — Но он тяжело болен, а болезнь часто заставляет человека совершать ошибки. Такой ответ тебя устроит?
Меня устраивал. Я даже не стал спрашивать, почему в лечении верного сына партии не использовать мои способности. Может быть потому, что сам не особо этого хотел? В конце концов, всех вылечить невозможно, а Андропов и впрямь был очень болен, я это сразу заметил. К тому же было в этом человеке что-то для меня весьма и весьма несимпатичное. Слишком скользкий. С двойным, а то и с тройным дном. Взять моё похищение. Я много размышлял, было время, и пришёл к выводу, что председатель Комитета государственной безопасности СССР мог иметь к этому отношение. Разумеется, никаких доказательств у меня не было, но чисто теоретически, если предположить, что я со своими знаниями должен был сыграть роль разменной монеты… В конце концов, властные амбиции Андропова прочитывались в его ауре, а США уже чуть ли не на глазах всего мира сваливались в жесточайший кризис, в связи со своей, на мой взгляд, абсолютно идиотской войной во Вьетнаме. Так что могли быть какие-то тайные договорённости, вполне могли. Но я своим побегом спутал карты всем. В результате товарищ Андропов хоть и остался номинально председателем КГБ СССР, но от реальных дел был отстранён. По состоянию здоровья, разумеется, как же иначе. ЦРУ же, не успев разрулить дело со мной, с размаху вляпалось в Уотергейтский скандал. В результате чего уже все козыри оказались на руках Леонида Ильича Брежнева, который, ко всему прочему, неожиданно для всех вернул себе здоровье и молодую энергию. Так как, стоит это всё денег или нет?
— Всё понятно, Леонид Ильич, — сказал я. — Спасибо за ответ.
— Вот и хорошо, что понятно. Но продолжим. Денег много не бывает. Особенно с той работой, что тебе предстоит. Поэтому учти, что твои должности консультанта предполагают зарплату. Весьма неплохую, кстати.
— Какую, если не секрет?
Зарплату я ещё в СССР не получал, только гонорар, и мне стало интересно.
— Что-то порядка трёхсот пятидесяти рублей в обоих случаях, не помню, уточнишь у Цуканова.
— В обоих это…
— Верховный Совет и ЦК, в КГБ тебе зарплата не положена, ты там вне штата.
— Значит, в общей сложности семьсот?
— Да, это без вычета налогов. Плюс ежеквартальные премии и прочее, тебе расскажут.
Очень неплохо, подумал я. Семьсот в месяц «грязными» плюс премии, да плюс «узбекские» деньги… Жить можно. Папа столько не зарабатывает.
— Это ещё не всё, — продолжил Леонид Ильич. — Мне прекрасно известно, как работает наша советская бюрократия и сколько палок в колёса тебе насуют, как только ты возьмёшься за дело по-настоящему. А я надеюсь, ты возьмёшься за него по- настоящему, — он испытующе посмотрел на меня.
— Можете не сомневаться, Леонид Ильич, — заверил я. — Иначе и браться не стоит.
— Так вот. Чтобы эти палки обломать, насколько возможно, выделим тебе машину со спецсвязью. Дома у тебя тоже установим спецсвязь. Что это такое, знаешь?
— Нет, но догадываюсь.
— В случае, когда другого выхода нет, звони прямо мне. Соединят. В том случае, если Цуканов не сможет решить проблемы. Или Алексею Дмитриевичу.
— Бесчастнову? — уточнил я.
— Ему. Он, как первый нынче заместитель председателя Комитета госбезопасности, исполняет его обязанности. Кстати, на днях получил генерала-полковника, можешь его поздравить.
— Обязательно, — сказал я. — Рад за него.
— Я тоже рад, — Брежнев пожевал губами. — Ради дела можешь звонить вообще любому министру или должностному лицу страны. Справишься?
— Уж номер набрать как-нибудь сумею, — сказал я.
Брежнев усмехнулся.
— Вот и хорошо. Впрочем, мы с тобой теперь будем часто видеться хотя бы какое-то время, так что и без всякого телефона можешь мне рассказывать обо всём и просить любой помощи.
Машина оказалась не только со спецсвязью, но и с усиленным корпусом, ходовой и движком. Переделанная ГАЗ-24 белого цвета (я отказался от чёрной, слишком официально, а белый мне нравился) летала по Москве, легко обгоняя кого угодно и всюду успевая.
Василий Иванович, которого я попросил оставить мне в качестве личного шофёра, нарадоваться не мог на машину, а я на него, — он знал Москву лучше любого таксиста, и карта города лежала в «бардачке» исключительно для проформы.
А мотаться по городу пришлось много. Много и быстро. Дел навалилось столько, что просто мама не горюй.
Кстати, мама и не горевала. Хотя, конечно, очень за меня волновалась. Особенно поначалу.
Как не волноваться, если у тебя дома звонит телефон, а на другом конце провода человек представляется личным помощником Брежнева Цукановым Георгием Эммануиловичем и просит к телефону твоего сына, которому и пятнадцати не исполнилось, хотя по паспорту целых шестнадцать? И это ещё не самый интригующий вариант.
Август пролетел московским соколом — в трудах и преодолениях бюрократических препон. Я прекрасно понимал, что козырную карту с Леонидом Ильичом по любому поводу использовать не стоит, поэтому в большинстве случаев старался решить вопрос самостоятельно, или подключая тех или иных должностных лиц, которые ещё способны были на проявление инициативы и понимали, куда начинает дуть ветер.
Увы, таких было мало. Приходилось разъяснять, уговаривать, льстить, давить и даже угрожать. Дело двигалось, но медленно. Гораздо медленнее, чем я рассчитывал. К тому же сопротивление чаще всего было активным. То есть человек, обличённый властью, видя перед собой четырнадцатилетнего пацана, отторгал его инициативы с порога. Даже зная, что соответствующие полномочия у пацана имеются. Даже видя, что инициативы эти правильные и могут принести стране большую пользу.
Натура и самолюбие не позволяли. Ещё возраст, конечно же. Мужики за сорок, пятьдесят и шестьдесят, многие из которых прошли войну, имеющие награды и заслуги перед Родиной, просто не могли на равных ко мне относиться. Яйца курицу не учат. И весь сказ.
Поэтому чаще всего я убеждал. С цифрами, чертежами и схемами в руках доказывал свою правоту. Для этого пришлось хорошенько поработать над своими техническими записями, которые в своё время я оставил Андропову. Значительно их дополнить и уточнить по каждому разделу.
Четыре слона: Энергетика, Космос, Информация и Воспитание, стоящие на черепахе по имени Безопасность. Каждый требовал особого и неусыпного внимания.
Проще всего, как ни странно, оказалось с первыми двумя — энергетикой и космосом. Хотя, если разобраться, ничего странного. Действующий гравигенератор уже был построен. Более того, в сентябре, в подмосковной Дубне, на базе Дубнинского машиностроительного завода, должен был начать работу первый в стране опытный цех по сборке уже промышленных гравигенераторов разной мощности.
Почему был выбран Дубненский завод?
Оборона. Она же черепаха по имени Безопасность. Заодно и космос.
Но обо всём по порядку.
Случайно или нет, но ещё в июне, когда я только-только появился в славном городе Сан-Франциско, в Дубне было создано Дубненское производственно-конструкторское объединение (ДПКО) «Радуга». Как раз на базе Дубненского машиностроительного завода и Дубненского же машиностроительного конструкторского бюро при заводе с тем же семицветным названием. Плюс к этому завод в Смоленске, филиал Московского машиностроительного завода «Зенит» им. А. И. Микояна.
Данное предприятие должно было заниматься разработкой новых крылатых ракет, в том числе и гиперзвуковых, а также первого в мире боевого орбитального самолёта. Последний представлял собой целую многоразовую авиационно-космическую систему под кодовым названием «Спираль».
