было сложно. Гораздо сложнее, чем признаваться Альфару, почему я решила предать Пхенг.
Нейдан распахнул глаза, когда понял, о чем речь.
— Эксперименты над разумными…
— Стоит ли говорить, что у новорожденных младенцев никто согласия не спрашивал? А родителей у эмбрионов, выращенных в инкубаторов, естественно, не было. Я не знаю, кто был донором биоматериалов. И знали ли они об эксперименте.
Нейдан шумно выдохнул. То, что он услышал, было не просто нарушением соглашений Содружества. Это был плевок в лицо все цивилизованной Галактике. Только инсектоиды бы остались равнодушными с их прохладным отношением к индивидуальной личности в принципе. Но в этом редком случае они остались бы в меньшинстве.
Я вдруг обнаружила, что Нейдан подошел и стоит за моей спиной. Совсем рядом, я бы могла откинуть голову назад и опереться о его плечо.
Чувствовать его вот так близко оказалось приятно. Хотя обычно я не терпела других в своем личном пространстве. Но наглый нергит уже настолько ощущался “своим”, словно врос под кожу. Даже остальных с Ц189, которые, по сути, были моей единственной семьей, странной, уродливой, но семьей, я настолько близко не подпускала. Ведь никогда нельзя было быть уверенной, что завтра нам не отдадут новый приказ, который все разрушит. Что новое задание не сделает нас врагами.
Наверняка я пожалею об этом. Но если не сделаю, пожалею больше.
Я прикрыла глаза и откинулась назад, прижимаясь спиной к мужской груди. Стало еще приятнее.
Это слабость… Но слабости свойственны живым людям. А мне очень хотелось быть человеком, а не идеальным, но бездушным объектом Одиннадцать.
Нейдан чуть помедлил, но обхватил меня за плечи. Стало совсем хорошо и почти не страшно. Не страшно кидаться в безумную самоубийственную авантюру — попытку переиграть Пхенг.
— Даже если найти доказательства и пригрозить опубликовать их, Пхенгу проще будет уничтожить шантажистов, чем делиться планетой, — задумчиво произнес нергит, сходу уловив главную проблему.
— Так и будет, — согласилась я, не позволяя себе отвлекаться на то, как чужое дыхание щекочет ухо. — Если не найти тех, кто нас подстрахует.
Он принял это “нас” легко и без возражений. Словно так и должно быть. Словно нет ничего естественней, чем мы — против всего мира.
Мы и еще целая Нергия, но это такие мелочи, не стоящие внимания!
Кажется, в художественной литературе, с которой мы знакомились, чтобы не выделяться среди обычных жителей Содружества, это странное состояние называлось влюбленностью. Очень неудобная штука для агента, который должен сохранять голову холодной в любой ситуации.
Но настолько приятная, что избавляться от нее не хотелось совершенно.
— И у тебя, судя по всему, уже есть план.
Я не видела его улыбки, но чувствовала ее, и улыбнулась тоже.
— Конечно. Не думаешь же ты, что я столько времени потратила исключительно на ваши поиски? Это было самое простое.
А вот вычислить тех, кто согласится ввязаться в противостояние с Империей — уже куда сложнее. Я не Трия, не умею читать чужие мысли.
Но именно с нее я и начала. Кто, как не телепат, знает, что на душе у остальных?
Пришлось вернуться на Шинаду в надежде, что ее задание еще не закончено, и что меня не прогонят прочь. Я рисковала, но слишком хорошо помнила ее глаза после первой встречи с Воспитателями живьем, лицом к лицу. Тогда нас впервые выпустили с Ц189. Мы видели настоящих живых людей, не андроидов, и трепетали перед ними. А Трия не только видела, но и слышала их мысли. Отличная ученица, она ничем не выдала своих чувств, и только ночью, поставив глушилку, сбивчиво шептала:
— Они нас боятся! Как диких животных, как опасных хищников! И не считают людьми. Мы для них имущество, ценные вещи…
Тогда вбитое с младенчества чувство преклонения перед Империей победило. Но ее больные, лихорадочно блестящие глаза я помнила до сих пор. И рискнула.
— У меня большая… семья, — моя улыбка стала шире. Открываться другим было страшно и больно, но принесло совершенно неожиданные результаты. — Они готовы помочь.
40
— У меня большая… семья, — моя улыбка стала шире. Открываться другим было страшно и больно, но принесло совершенно неожиданные результаты. — Они готовы помочь.
Форкса посоветовала уже Трия. Добраться до него было сложно, он безвылазно сидел на Эврике, радуя Белое крыло своими способностями. Практически не покидал своего жилого модуля, предпочитая людям общение с техникой. Белое крыло это устраивало.
Меня, как ни странно, тоже. Потому что общение по галасети не требовало лично являться на Эврику, где меня очень ждали и наверняка подготовили уютный укрепленный бокс в лаборатории.
Я еще помнила пароль от старого аккаунта закрытого форума, который Форкс давным-давно создал только для своих. Я не заглядывала туда с тех пор, как сбежала. И сейчас никто не ждет, что я попытаюсь связаться с кем-то из бывших друзей. Это не соответствовало моему психофайлу, а Пхенг свято верил выводам своих ученых и специалистов.
Форкс ответил. Прочитал мое предложение, подумал, и сказал, что моя идея технически невыполнима.
И конечно он за нее возьмется!
— И что мы будем должны твоим… родственникам? — напрягся Нейдан. Я успокаивающе провела по его предплечьям руками.
— Ничего невыполнимого. Кто-то обижен на Пхенг и ищет способ отомстить. Кому-то нужны деньги, и думаю, Нергия не разорится, наняв такого специалиста.
А кто-то — Твина, до сих пор страдающая из-за невозможности иметь детей. Услышав еще о двух десятках “объектов”, она взвилась и едва не сожгла стол, за которым мы разговаривали.
Ее пришлось еще и сдерживать — пиромант стремилась немедленно лететь на Ц189 уничтожать лаборатории.
— Кто-то будет ждать в условленном месте — нам же еще нужно добыть доказательства. Кто-то обеспечит удаленную поддержку.
С Евой, Девятой, единственной, кто взял себе имя, никак не связанное с числительным, мы связались после долгого колебания. Самая сильная из нас, она забралась выше всех. Мы здорово рисковали, обращаясь к ней. Но ее поддержка обеспечивала гарантированную победу.
Ответа она так и не дала, и теперь у
