— Ее дневники сохранились лучше, чем воспоминания Ксении. Они зашифрованы. Известно, что Мелпомин воспитывали в старых традициях Нимфеи. Она рано показала огромный талант к дипломатии и ораторскому искусству. К тому же с детства играла в домашнем театре, где ее впервые и увидел будущий муж. Судя по истории, Мелпомин не прониклась к нему чувствами, но хорошо понимала, какие перспективы открывает подобный союз. И она позволила молодому наследнику ухаживать за собой, а затем столь же милостиво согласилась стать его женой. Она мечтала о независимости для Нимфеи. О возрождении своего народа. И она ненавидела Пафос всей душой, но умела скрывать это. Она подарила императору наследника, поддерживала его во всем и даже простила ему предательство интересов родины. В качестве извинений император построил в ее честь Храм…
— Храм в честь женщины? Но разве они не для богов?
— Для богов, но у Пафоса, как и у Нимфеи существовала традиция: любой Храм на этапе строительства можно было посвятить живому человеку, выражая этим уважение и почет. Тот, кому посвящался Храм, пожизненно получал половину податей, что жертвовались посетителями. А его имя навечно оставалось выгравированным на стене Храма. Подобное право не наследовалось, так как являлось слишком личным.
— То есть императрица получила постоянный доход?
Саша попыталась представить, какие деньги могут жертвовать посетители Храму. В те времена, когда Храм являлся местом религии. Какой, кстати, религии? И так ли она похожа на культ древних греков?
— Она не только получила доход, но и попросила, чтобы верховным жрецом Храма стал нимфеец. И император согласился.
— Он настолько ей доверял?
Сейчас картина готовящегося заговора казалась очевидной, но ведь для императора все выглядело иначе.
— Он делился с ней своими планами и мыслями, советовался, приглашал ее на заседания Сената, где и познакомил с тем, кого Мелпомин также пробудила.
Еще несколько шагов и новый портрет, совсем небольшой, но удивительно живой и точный. Уже немолодой мужчина, с широким, грубоватым лицом, со светлыми, живыми и очень умными глазами. Широкоплечий. Коренастый. Он казался невысоким, даже когда сидел. А еще от него веяло чем-то неуловимо знакомым.
— Нестор Маркис. Исследователь, практик, ученый по меркам того времени. Весьма талантливый и разносторонне развитый человек, сумевший быстро возвыситься при дворе и ставший почти правой рукой императора. Он занимался усовершенствованием того оружия, что создали нимфейцы.
— О, Боже…
Глава 31
…— Маркис долго не признавал свои чувства и сопротивлялся им. По воспоминаниям его друга, Нестор метался между долгом и чувствами. Он искренне полюбил императрицу, восхищался ее умом и силой духа, а также видел куда больше, чем император, но… Молчал.
— Он тоже вел дневник?
— Его верный слуга, оказавшись в тюрьме после смерти господина, занялся описанием тех событий. Его трактовка оказалась столь хороша, что ее не уничтожили. Не опубликовали, но сохранили в императорской библиотеке. А спустя несколько веков включили в учебники истории, как самый непредвзятый взгляд на эпоху Раздора.
— Эпоха Раздора?
Они снова шли в темноте, к которой Саша успела уже привыкнуть. Сродниться с языками пламени и тенями на стенах. С влажностью и прохладой, окружающей со всех сторон.
— Императрица Мелпомин не только уничтожила Сенат, посеяв вражду и соперничество между его членами, но и разрушила основы религии того времени. Избавившись от мужа и советников, она провозгласила себя регентом при малолетнем сыне. А затем велела закрыть все Храмы старых Богов, а жрецов изгнать. Народ Пафоса воспротивился, но армия подчинялась правителю. К тому же, Мелпомин завладела разработками Нестора, и в руках ее доверенных людей появилось новое оружие…
По спине пробежал холодок, а кожа, в который уже раз, покрылась мурашками от представления тех событий.
— А во что верили в Пафосе?
Пламя выхватило на стене еще одно изображение. Старое. Старее, чем последние портреты. В красно-черно-белой гамме. Алый мужчина-воин с мечом и в доспехах. Тьма, клубящаяся у его ног, и силуэт, угадывающийся в ней. Свет, окутывающий его сверху, и снова эфемерный силуэт в нем. Слева и справа от воина фигуры еще двух мужчин — один поменьше и хрупче в тунике и сандалиях, устремляющий взгляд вверх, и второй — низкий и коренастый с молотом в руках.
— Главным богом считался Воин, покровитель мужчин, здоровья и процветания. Ему всегда помогал Кузнец или Мастер, истинные имена Богов не сохранились до наших дней, но суть ясна по рисункам. Также существовал Бог Мертвых, насылающий духов и болезни. Он считался главным противником Воина. А его покровитель — Бог-Отец. Он не вмешивается в жизнь людей, но лишь наблюдает, и после смерти судит по справедливости. Еще есть Посланник — он не имеет своей воли, но лишь исполняет приказы Отца или Бога Мертвых. Сопровождает души в загробный мир или является людям, чтобы донести волю Богов. Также он покровительствовал дорогам и путешественникам.
Арес, Аид, Зевс, Гефест и Гермес. Сильно урезанный пантеон греческих богов. И ни одной богини, хотя в Греции их имелось немало.
— А кому поклонялись женщины?
— Богине Любви и Матери. Их изображений как таковых не сохранилось, а храмы им были малы и строились на окраине. Думаю, не стоит объяснять почему.
Они с Филис встретились взглядами. Ну да, что уж тут объяснять? Если роль женщины низведена до наложницы и продолжательницы рода, то и храмы ей ни к чему. Хватит и окраины города.
— А тот Храм, который император построил в честь Мелпомин, кому в нем поклонялись?
Жрица улыбнулась и едва заметно кивнула, словно одобряя вопрос.
— Всем пятерым богам. Он являлся общим. И потому поступок императора вызвал много споров и вопросов, но он сумел заставить завистников замолчать. Открытие Храма было красивым и торжественным. Народ принял широкий жест императора и простил его.
— А Нестор? Ты сказала, он видел намного больше, чем император. Неужели он не понимал, к чему все идет?
— Понимал. Судя по воспоминаниям его слуги, господин делился с ним своими сомнениями. И опасениями. Он чувствовал напряжение во дворце незадолго до бунта. Видел, что в Сенате не все гладко. Он хотел собрать у себя отдельных сенаторов и побеседовать с ними, убедить их договориться между собой. Он пытался добиться аудиенции у императора, но тот все время оказывался занят. А императрица встречала его с неизменной улыбкой и занимала искусной беседой. Нестор, действительно, пытался остановить надвигающуюся беду. Его слуга несколько раз даже подслушивал его беседы с Мелпомин, в которых Маркис пытался напрямую переубедить императрицу. Отговорить ее. Не губить государство. Но она уходила от ответа. А в последнюю встречу протянула ему бокал вина. Слуга Маркиса считал, что хозяин понял, что в бокале находился яд. Он взял его обеими руками, посмотрел в глаза императрицы и выпил все до капли. А через минуту упал мертвым к ее ногам. Мелпомин лишь отвернулась и приказала арестовать его слугу. В тот день случился переворот…
В горле неожиданно пересохло, а кожа покрылась липким, противным потом. Вспомнилось вдруг скрытое восхищение в словах Клео. Знала ли она такие подробности об императрице? Или история — не ее конек? Или… Стоит отдать должное, императрица была умна и коварна, раз смогла провернуть такое. Она отомстила Пафосу за унижение родины. Обезглавила, а потом вышибла почву из-под ног, ввергнув в религиозную войну.
— Сколько лет длилась война из-за Храмов?
— До самой смерти императрицы. И даже позже. Ведь ее сын не стал отменять законы, введенные матерью. Она постаралась, чтобы ему досталась подходящая жена. Из тех жриц, что поселились в ее Храме и прибыли из Нимфеи.
Жрицы. Храм… Девушка вздрогнула и остановилась, осененная невероятной догадкой.
— Она… Она основала первый Храм? Ваш Храм…
— Именно так. Мелпомин считала, что Боги — это ересь, придуманная людьми. Она знала, что Пафос нельзя уничтожить, не изменив его суть. Но суть его крылась в религии. В поклонении войне, оружию и силе. И только изменив главные ценности, можно изменить само общество. Да, она действовала жестоко. И ее действия повлекли за собой сотни и тысячи смертей. Часто неповинных людей. Она была жестока. Но то время само по себе было жестоким, насилие считалось нормой. И, если рассуждать категориями самого Пафоса, императрица поступила именно так, как должна была. Безжалостно, но верно. Она утопила дух воина в войне. И пока сражения отодвигались дальше от столицы, ее жрицы постепенно завоевывали сердца ее жителей. К тому моменту, когда война официально завершилась, каждый освобожденный Храм перешел к жрицам. Храмы Любви и Матери пускали их сами, распахивая двери и благодаря. Жрицы других Богов сопротивлялись, но народ уже перестал им молиться и требовал новых жриц.
