Новый барельеф оказался исполнен в совершенно иной технике. В нем сохранилось куда больше деталей фона, горы в дали, солнце скрывающееся, или поднимающееся из-за них, и город, раскинувшийся у подножия. Саша потянулась к сохранившемуся осколку древности, но так и не решилась коснуться. Настолько хрупким он казался. Отсветы пламени и игра теней создавали поразительный эффект. Будто изображение оживало.
— Так красиво…
— Столица Нимфеи — Александрия. Все, что от нее осталось — лишь пара барельефов. Нимфеей управлял Сенат, который предложил путешественникам вести торговлю. Хороший металл и оружие, которым славился Пафос в обмен на предметы быта, искусства, краски и драгоценные камни.
— Они отказались, да? — уже понимая, что будет дальше, спросила девушка. — Зачем платить за то, что можно взять даром?
— Именно так. Генералы забрали подарки, оставили немного оружия в залог будущих отношений и вернулись к своему императору. А он велел собрать армию…
Следующие картины и осколки керамики отражали сражения. Черный, белый, красный. Простые краски, известные пафосцам. Нимфейцы, владеющие куда большим количеством оттенков, не изображали войну. И лишь через несколько метров свет лампы выхватил на стене полотно. Воины, склонившие головы, стоящие на коленях пленные или рабы, а возможно и те, и другие. И в центре, возвышающаяся над всеми фигура в темных одеждах и венце. А перед ним молодой мужчина в доспехах и женщина в светлых одеждах. Вот только на лице ее совсем не видно радости.
— Старший сын Птолемея возглавил войска, именно он отдал приказ сжечь Александрию, чтобы устрашить другие города и сломить сопротивление. Однако война длилась долгих пять лет. Победа досталась Пафосу. Но сын Птолемея в одном из городов встретил девушку и пробудился. Она была дочерью одного из сенаторов, которую мудрый отец отправил к дальней родне, чтобы уберечь от ужасов войны.
— Не вышло… — выдохнула Саша, рассматривая лицо девушки. Бесспорно красивой, утонченной и глубоко несчастной. Она смотрела на мужа с тоской и таким отчаянием, что сердце сжималось в груди.
— Не вышло, — эхом ответила жрица. — Их свадьбу приурочили к окончанию войны. Но на самом деле, как известно из сохранившегося дневника Ксении — новой императрицы Пафоса и Нимфеи — сын Птолемея овладел ей еще в первый день, когда вырезал ее близких и забрал ее себе. И два года до конца сражений она жила пленницей и бесправной наложницей при главнокомандующем армии.
— Ужасно…
— Так два государства объединились в одно, а Птолемей провозгласил себя императором уже всего Киориса. Он прожил еще долгих десять лет после окончания войны и умер в окружении детей, внуков и доверенных людей, считая свою жизнь великой и полной свершений. Именно так написано в его биографии, которую писал с его слов один из плененных ученых Нимфеи.
Саша только покачала головой, не в состоянии сказать ни слова. Всегда хочется, чтобы тот, кто причинил много боли и горя, мучился так же, как и его жертвы. Чтобы его наказала жизнь или судьба. Чтобы… восторжествовала справедливость. Хоть какая-то. Но как показала история, справедливостью в жизни даже не пахнет. И, пожалуй, именно это удручало ее больше всего.
Дальше картины и барельефы постепенно менялись, они стали подробнее, искуснее, явно лучше, чем грубые работы пафосцев, но все же не столь ошеломляющими как то изображение Александрии. И где-то в глубине души поселилась печаль по безвозвратно утраченному искусству и знаниям. Нечто подобное происходило и на Земле, только лишь с меньшим размахом.
— Пафос многое взял от Нимфеи. В том числе Сенат — как орган управления столь большой территорией. Государство поделили на провинции, и у каждой в Сенате имелся свой представитель, доводивший новости и пожелания народа до императора. Нимфея долго находилась в упадке и крайне медленно восстанавливалась после окончания войны. А Пафос тем временем процветал. Он получил богатства, знания, лучших мастеров и мудрецов, сыну Птолемея досталось богатое государство, устрашенное его отцом. И многие годы он лишь пожинал плоды труда своего родителя. Как делал его сын и его внук. Но ничто не вечно…
Они остановились перед огромной картой, так похожей на то изображение Киориса, что показывала Клео. Не столь детальное, более грубое, но сделанное в ручную и с большим трудом. Горные хребты, реки, леса, озера, песчаный берег и бескрайний океан с цепочкой островов. Тонкие линии, очерчивающие границы провинций, названия, нанесенные красивейшей вязью. От мастерства захватывало дух.
— Почему мудрость проигрывает насилию?
Саша взглянула на Филис, в отсветах пламени ее лицо выглядело более жестким, четче проступили скулы и подбородок. Глаза стали темнее и загадочнее. В них крылась тайна. И знание. А еще печаль.
— Гармония рождается в мире. Когда насилие исчезает или становится столь малым, что его не замечают, люди забывают, как защищаться. Привыкшие жить в безопасности искренне не понимают, что может быть иначе. Что нужно прятаться. Бежать. Склонять голову, когда осыпают оскорблениями. Терпеть унижения. Женщины Нимфеи были рождены свободными. Их не продавали замуж. Они получали образование наравне с мужчинами. И их заслуги для общества ценились ничуть не меньше. А мужчины, лишенные способности чувствовать, ценили их за то, чем не могли обладать. Восхищались. В той войне равенство погибло. Воины Пафоса убили многих мужчин, а вдов и дочерей забрали себе в наложницы. Знания о том времени забылись. Потерялись. И лишь в некоторых родах, в тех, что старались сохранить осколки прошлого, рассказывались сказки, в которых была заключена мудрость тех веков.
— И что случилось через сто лет?
— Началось восстание северных провинций. Не всем нравилась единая власть. Некоторые сенаторы начали требовать независимости для своих территорий. И завязалась междоусобица, которая длилась из поколения в поколение. Императоры менялись, каждый доказывал свое право на трон в бою, усмиряя восстания и бунты. То в одном концу страны, то в другом. К счастью, или, к сожалению, у Птолемея имелось много детей, способных продолжить династию. Ушло много лет, прежде чем древо его рода измельчало, и остался лишь один наследник. Его наставник, напуганный настроениями в Пафосе, сбежал вместе с мальчиком в Нимфею. Спрятал его. И пока сенат праздновал победу и делил власть, мальчик рос и узнавал то, о чем не рассказывают детям Пафоса. Он оказался достаточно мудр, чтобы суметь применить знания, лишь чудом сохранившиеся в тайниках старых библиотек, и создать новое оружие, которое позволит ему вернуть себе трон и власть. Он женился на женщине из древнего и знатного рода Нимфеи, заручился поддержкой ее родни, а также многих других представителей старой знати. И в один из дней вернулся домой во главе армады кораблей, везших на борту совершенно новое вооружение. Он победил, и те, кто поддержал его, потребовали вернуть Нимфее свободу и независимость. Библиотеки и людей, тех, что захотят вернуться на родину. Но мальчик… Конечно, уже не мальчик, а мужчина, сделал вид, что забыл об обещаниях. Он отказал просителям и пригрозил, что обернет оружие против них. Ведь теперь у него есть не только знания, но и сила Пафоса…
И снова ничего удивительного. Закономерно. И даже в какой-то мере понятно. Ведь люди, обличенные властью, редко остаются совестливыми и честными. Разве что в сказках…
— Они ему отомстили?
— Нет, нимфейцы склонили головы и ушли. Вернулись в свои земли, предварительно принеся клятву верности, даже получили со временем некоторые привилегии и послабления. За прошедшие годы они научились жить в новом мире уже по другим законам. Но вот императрица Мелпомин…
Знакомое имя заставило вздрогнуть. Мелпомин… Та, о ком говорила Клео. Женщина, пробудившая двух мужчин, стравившая между собой Сенат, избавившаяся от мужа…
Ее портрет открылся через пару шагов. Первый портрет в этой странной галерее. Женщина в традиционных греческих одеждах изумрудного цвета с некрасивым, слишком жестким лицом и выделяющимся носом с горбинкой. С тяжелыми бровями, нависающими над темными глазами. С черными волосами, уложенными в узел на затылке. С венцом на голове. Ее изобразили в три четверти. И взгляд, даже направленный в сторону, заставлял трепетать. Жесткие, тонкие губы и тяжелый подбородок лишь усугубляли общее впечатление. Эта женщина была опасна. И странно, что император и тот, другой мужчина, доверились ей. Иначе как возможно было осуществить то, что сделала она?
