— Пошли в Цитадель за новым балдахином к моей тележке!
— Как прикажет мой господин.
Лето подал тележку назад, потом направил ее к мосту и, обернувшись, сказал:
— Дункан, ты будешь сопровождать меня.
Медленно и неохотно Дункан оставил Монео и других, и ускорив шаг, нагнал тележку и пошел рядом с ней, глядя на Лето.
— Что тебя тревожит, Дункан? — спросил Лето.
— Вы действительно считаете меня своим Дунканом?
— Конечно, точно так же, как и ты считаешь меня своим Лето.
— Почему вы не знали о готовящемся нападении?
— С помощью моего хваленого предзнания? — Да!
— Танцующие Лицом долго не привлекали моего внимания, — ответил Лето.
— Теперь, я полагаю, это отношение изменится?
— Не слишком сильно.
— Почему?
— Потому что Монео прав. Я не стану отвлекаться по мелочам.
— Они действительно могли вас убить?
— С определенной долей вероятности. Знаешь, Дункан, лишь немногие понимают, какой катастрофой станет моя смерть.
— Что замышляют тлейлаксианцы?
— Ловушку; я думаю — обыкновенную, милую ловушку. Они послали мне сигнал, Дункан.
— Какой сигнал?
— Началась новая эскалация отчаянных попыток совершить переворот. Это просто идея фикс у некоторых из Моих подданных.
Они перешли мост и начали взбираться на наблюдательный пункт Лето. Айдахо молча переваривал услышанное.
На вершине скалы Лето оглянулся и посмотрел на выжженную пустыню Сарьира.
За мостом, на месте нападения, слышался плач тех кто потерял в схватке своих близких. Своим обостренным' слухом Лето различил голос Монео, который предупреждал их о том, что время траура должно быть по необходимости кратким, что в Цитадели остались другие близкие и что не стоит навлекать на себя гнев Бога-Императора.
Их слезы высохнут и на лицах вновь появятся улыбки к тому времени, когда мы достигнем Онна, подумал Лето. Они думают, что я их презираю! Но какое значение это имеет в действительности? Это всего лишь маленькие нюансы в настроении тех, кто мало живет и мало думает.
Вид Пустыни успокоил Лето. С этого места не было видно реку, текущую на дне каньона. Она становилась видна, только если повернуться на триста шестьдесят градусов, в направлении Города Празднеств. Слегка повернувшись влево, Лето увидел опушку Запретного Леса. Зеленый ландшафт заставил Лето вспомнить о том, что Сарьир — это всего лишь жалкий остаток той могучей бескрайней Пустыни, перед которой трепетали не только обычные люди, но даже дикие фримены, которые кочевали по ней.
Это река, подумал Лето. Если я обернусь, то увижу плоды своих рук.
Рукотворная расщелина, с которой падали воды реки Айдахо, была простым расширением того пролома, который сделал Муад'Диб в Защитном Валу и сквозь который в Пустыню ворвались его легионы верхом на червях. Там, где сейчас течет вода, Муад'Диб во время бури входил в историю… и в то, что произошло после него.
Лето услышал знакомые шаги Монео, тот взбирался на смотровую площадку. Монео поднялся на вершину и остановился, стараясь отдышаться.
— Когда мы отправимся дальше? — спросил Айдахо.
Монео взмахнул рукой, призвав Айдахо к молчанию, И обратился к Лето:
— Господин, мы получили сообщение из Онна. Бене Гессерит предупредили нас о том, что вы будете атакованы близ моста.
Айдахо презрительно хмыкнул.
— Не слишком ли поздно пришло их предупреждение?
— Это не их вина, — сказал Монео. — Капитан Говорящих Рыб не поверила им.
Тем временем к смотровой площадке начали подтягиваться остальные члены свиты. Некоторые из них до сих пор не оправились от потрясения и еле волочили ноги. Вселяя в них бодрость, среди них сновали Говорящие Рыбы.
— Уберите гвардию из посольства Бене Гессерит, — распорядился Лето. — Направьте им послание. Скажите, что их аудиенция будет последней, но пусть они ничего не опасаются. Скажите им, что последние станут первыми. Они поймут этот намек.
— Как быть с Тлейлаксу? — спросил Айдахо.
Лето обернулся к Монео.
— Да, о Тлейлаксу… Мы пошлем им предупреждение.
— Какое, господин?
— После моего приказа, но не ранее. Посол Тлейлаксу будет подвергнут телесному наказанию и изгнан.
— Господин!
— Ты не согласен?
— Если мы хотим сохранить тайну, — Монео оглянулся на место побоища, — то каким образом мы объясним эту порку?
— Мы не станем ничего объяснять.
— Мы не приведем никаких причин?
— Никаких.
— Но, мой господин, пойдут слухи и разговоры…
— Я просто реагирую, Монео! Пусть моя бессознательная часть, которая действует автоматически, получит в этом деле полную свободу.
— Это породит большой страх, мой господин.
Айдахо расхохотался и встал между тележкой и Монео.
— Это же благодеяние для посла! Были правители, Которые за такое просто сожгли бы дурака на медленном огне.
Монео обратился к Лето через плечо Айдахо:
— Но, мой господин, это действие подтвердит, что Мы были атакованы.
— На Тлейлаксу об этом и так знают, — сказал Лею, — но они ничего об этом не скажут.
— И поскольку все нападавшие убиты… — вставил Айдахо.
— Ты все понял, Монео? — спросил Лето. — Если мы придем в Онн свеженькими и безмятежными, тлейлаксианцы сразу поймут, что потерпели сокрушительное поражение.
Монео оглянулся на придворных и Говорящих Рыб, которые с величайшим вниманием прислушивались к разговору. Редко им приходилось слышать такую откровенную беседу между Императором и его ближайшими помощниками.
— Когда мой господин подаст сигнал к наказанию посла? — спросил Монео.
— Во время аудиенции.
Лето услышал звук приближающихся орнитоптеров, увидел отблеск солнца на их винтах и крыльях и новый балдахин, подвешенный над машинами.
— Пусть поврежденный балдахин доставят в Цитадель и отремонтируют, — приказал Лето, все еще глядя на приближающиеся винтокрылые машины. — Могут возникнуть вопросы, тогда скажите мастерам, чтобы они говорили любопытным, что балдахин был поврежден песчаной бурей.
Монео вздохнул:
— Как будет угодно господину.
— Выше голову, Монео, — сказал Лето. — Теперь иди рядом со мной, а ты, Айдахо, следуй со своими гвардейцами впереди.
— Вы думаете, что может быть еще одна атака? — спросил Айдахо.
— Нет, но гвардию надо чем-то занять. Смени форму. Я не хочу, чтобы ты носил одежду, запятнанную грязными тлейлаксианцами.
Айдахо поклонился и отошел. Лето дал знак Монео подойти как можно ближе. Тот склонился к открытому колпаку и приблизил лицо к лицу повелителя. Лето понизил голос:
