По мере того, как новоиспеченный магистр восходил на почётное место рядом с членами комиссии, зрители переставали рукоплескать, их подбадривающие выкрики становились тише пока, наконец, не установилась полная тишина.
− Благодарю вас, Дамы и Господа, − начал Татхенган, − за то, что вы пришли разделить со мной этот успех. Я шёл к нему много веков и теперь могу публично раскрыть свой секрет. Уверен, вы не останетесь равнодушными, ведь моё открытие касается каждого. Я хочу подарить вам – смерть!
− Что он сказал? – стали роптать люди. – Смерть? Он сказал смерть? Он собирается нас убить?
− Да, смерть! – голос Татхенгана подавил нарастающее в толпе возмущение. – Отныне она будет в ваших руках. Вы сами сможете распоряжаться ею. Вы можете умирать, когда и как захотите – этот процесс будет мало зависеть от капризов судьбы. Но вы оживёте, если смерть вам не по вкусу и не будет на ваших телах ран, шрамов, следов болезней. Не будет в мире калек и уродов, болезней и страданий. В любое время вы сможете закончить свои дни и начать новую жизнь. И вы можете не начинать её, если идея воскрешения претит религиозным взглядам или жизненным принципам.
Люди возбужденно зашептались, повторяя слова магистра, они не верили ему, но были заинтригованы.
Тут я услышала, как что−то тяжелое вкатили в зал и оставили недалеко от меня, а точнее почти передо мной. Дамы, возбужденные предчувствием невероятности происходящего, стали усиленно обмахиваться веерами.
− Здесь перед вами саркофаг. Пусть члены комиссии скажут, кто в нём находится.
Слово взял секретарь:
− В этом саркофаге находятся останки последнего марсианского фараона. Его звали Хандозар Страдающий. Он жил более 500 тысяч лет назад на Марсе. Его останки обнаружены совсем недавно в одноимённой пирамиде, которая, кстати сказать, является одной из самых больших пирамид на Марсе во много раз превосходящих земные вместе взятые.
К сведению: именно его лицо со слезой на щеке изображено на поверхности Марса и именно его изображали на рисунках внутренних стен пирамид.
Легенды гласят, что Хандозар познал истину, но это знание ничего кроме страданий ему не принесло.
− Итак, фараон Хандозар, – продолжил Татхенган, − мёртв уже много тысяч лет. Поверит ли кто−нибудь из вас, что он через несколько минут оживёт прямо у вас на глазах и сможет многое нам поведать о своей жизни и о той истине, которую он со смертью унёс с собой?
Люди молчали. Они были потрясены услышанным, а может, боялись, что все сказанное станет правдой.
Я услышала, как саркофаг открыли, и Татхенган своей кошачьей походкой прошёлся около останков. Лёгкий запах бальзамов и благовонных масел долетел до меня, вызвав приступ тошноты. Люди зашевелились, подступая к истлевшему покойнику, защёлкали фотоаппаратами, зажужжали телекамеры, включились дополнительные экраны, расположенные на стенах. Никто не хотел упускать возможность запечатлеть в своей памяти чудо − воскрешения марсианского «Лазаря».
− Так снимите же все свои маски и взгляните на его воскрешение невооруженным глазом!
Я понимала, что это сигнал для меня. Оживив этого покойника, я буду окончательно побеждена Татхенганом. О, как тяжело признавать своё поражение!
Острая боль пронзила палец – это дал знать о своём существовании паук.
− В этом порошке, произведённом алхимиками Земли в семнадцатом веке нашей эры, − Татхенган умело блефовал, – недоставало лишь единственного элемента…
Второй укол – вторая нога паука проткнула кожу и вонзилась в кость, обжигая меня мучительной болью. Я чувствовала, как по руке течёт кровь, как её капли, просочившись сквозь скомканный платок, падают на пол. Но кроме меня никто не слышал, как они разбиваются на мельчайшие части. Этот звук напоминал мне звон бьющихся хрустальных фужеров.
− Сними маску… − кто−то прошептал мне в ухо.
Я вздрогнула, одновременно ощутив, как третья когтистая паучья лапа остервенело вбуравливается в мой несчастный палец, а в памяти всплыли жуткие видения горящей руки.
− Ты убил его? Ты убил его? – находясь на грани истерики, прошептала я, превозмогая боль.
− Жив он, чёрт тебя возьми! – это был голос маршала.
− Ты убил его? – меня лихорадило от боли и отчаяния.
− Нет, он жив!!!
Бедоносец прокричал шипящим голосом мне в самое ухо, затем сам сорвал маску.
Благо, что свет оказался выключен, и зал погружён в полумрак. Первое мгновение из−за слёз я не могла ничего рассмотреть. Никто из присутствующих ни о чём не догадывался. Их внимание было обращено на экраны или непосредственно на Магистра Вселенной, который бросал на меня уничтожающий взгляд. При этом он объяснял всем, где и как ему удалось обнаружить недостающий элемент.
Увидев, что я без маски, его взгляд смягчился, и он, преисполнившись гордости, приступил к долгожданному моменту.
Для того, чтобы окончательно запудрить собравшимся людям мозги, он принялся посыпать покойника чудо порошком. Между делом он искоса поглядывал на меня.
А я? Я, пересилив отвращение, заставила себя посмотреть на останки фараона.
Покойник был хорошо освещён светом прожекторов. Его голый череп и кости рук, сложенные на груди, которая была обмотана желто−зелёным тряпьём, едва ли похожим на бинты, наводили на меня ужас. Это омерзительно выставлять останки человеческого существа на все общее обозрение, а ведь фараон, как я догадывалась, с момента, когда был нарушен его царственный покой, выставлялся в планетарных музеях и к тому же часто подвергался исследованиям. Не хотела бы я, чтобы человечество так жестоко обошлось и с моими костями.
Рост марсианина, если исходить из длины саркофага при жизни был в полтора раза выше землянина. Всё что находилось ниже его груди, было закрыто самой обыкновенной простыней. Весьма предусмотрительно. Хватило минутного взгляда, чтобы процесс воскрешения начался.
Толпа взволнованно загалдела. Женщины не спешили падать в обморок.
Кости покойника стали выпрямляться, вытягиваться, изменять цвет, обрастая плотью. Бинты не выдерживали напора мышц и с треском рвались. Вскоре на черепе можно было различить черты лица, цвет кожи, появились первые ростки волос…
Он воскрешал стремительно. В мгновение ока.
− А это не опасно? – поинтересовался кто−то из толпы.
Татхенган поспешил успокоить:
− Нами предусмотрены меры безопасности. Не стоит беспокоиться.
− А что с ним будет потом? – спросила какая−то женщина.
− Фараон, после того как ответит на вопросы ученых, будет вполне в состоянии жить, как простой человек. Его будущее будет обеспеченным.
Фараон открыл глаза.
Толпа ахнула.
− Он ожил… Он ожил… − заговорили всюду. – Это чудо!
− Ландакихайеснеогердухсен, − скороговоркой проговорил воскресший и сел.
− Что он сказал? – спросил один из членов комиссии. − Переведите скорее!
− Хуресан! – грозно воскликнул фараон и провёл по иссиня−чёрным волосам ладонью.
− Это мёртвый язык, – крикнул кто−то из толпы, − пусть говорит, потом расшифруем.
Но я−то понимала, что он сказал, и слова были обращены именно ко мне: «И оживёт познавший истину, когда потомкам надоест рассматривать его кости. Во истину!».
− Фрокирезуцетупрохдиндренфамем!
«Когда падет мое царство, когда лишь лик мой станет украшать планету, которой я правил, явится женщина и заставит меня покинуть царство мёртвых. Я ожил потому, что похоронен согласно обычаям, но я смог обеспечить вечный покой моих предков, и она не сможет оживить их».
Хандозар вдруг повернул голову в мою сторону, и его большие изумрудные глаза, не мигая, посмотрели на меня в упор.
− Тогзорекабоберунсигтегаяяескон!
«Я не искал жизнь и не бежал от смерти, но жизнь среди беспокойства и хаоса не для меня, и я вновь изберу смерть, ибо знаю, что, воскреснув, обречён быть другим».
Он говорил и говорил, глядя на меня, словно не видя тех, кто его окружал. Мне казалось, он знает, что только я его понимаю.
«Я был последним фараоном, и истина эта сократила дни моей жизни. Я знал, что рабы не выполнят мою последнюю волю и не сожгут моё тело, и потому заранее приготовился убить себя вновь. Я велел им положить с собой мёртвый камень. Ты закрой глаза, позволь мне обрести вечный покой среди своего народа».
