Я со стоном сел и приоткрыл один глаз. За столом устроился мелкий — его я почувствовал даже сквозь жесточайшее похмелье. Нор возил ложкой в каше и поглядывал на меня очень неодобрительно. Я перевел взгляд на старенький хронометр над дверью. Судя по всему, недавно пробили вторые вечерние склянки.
Нор кашлянул, со стуком передвинул на столе второй термос. Позаботился, значит, ужин принес. Я видел, что он уже открывает рот, ощутил всплеск неудовольствия и ткнул в направлении Нора пальцем.
— Молчи, ясно? — голос звучал хрипло. — Не твое дело, мелкий.
Нор поджал губы и уткнулся в миску. А я встал, чувствуя тошнотворное головокружение, и поплелся в душевую. Включил самую холодную воду, стянул трусы, встал под ледяные струи, надеясь хотя бы таким образом прийти в себя. Зеркало над раковиной отражало мою помятую физиономию с темными кругами под глазами и белесой щетиной на подбородке. Я передернулся и переключил воду с холодной на горячую.
Бреющая паста очистила лицо, но свежести ему не прибавила. Я растерся полотенцем, ощупал багровые следы на плечах. Синяки болели, я представил, как через сутки снова поползу наверх, а потом вниз с полными мешками, поежился и малодушно подумал, что, может быть, не поздно еще отказаться от рейда. Хотя бы залечить содранные плечи. Потом вспомнил про погибших рейдеров, про Бена, лежащего в лазарете… Наверняка наверху будут посты. А без эмпата группа Пола не сможет их обойти. И так после нашего рейда миновать тамбур, ведущий к плантациям, станет проблемой. А если еще и вслепую… Я тоскливо вздохнул, замотал бедра мокрым полотенцем и вышел из душевой.
Мелкий возился на полу — стоял на четвереньках и что-то вытаскивал из-под кровати. Я подошел к столу, заглянул в термос. При виде каши меня замутило, я завинтил крышку и налил себе тоника.
— Мелкий, — спросил я у худой сердитой спины, торчавшей из-под кровати. — А ты похмелье лечить умеешь?
— Нет, — буркнул Нор и чихнул. — И учиться не собираюсь лечить твое похмелье. И чье-нибудь еще тоже.
— Ясно, — хмуро сказал я. — Проболтаешься деду — задницу надеру, так и знай.
— Да я… — начал Нор возмущенным тоном, но я повернулся к нему спиной, стащил полотенце, кинул на пол и пошел к шкафчику за чистой одеждой.
Дверца по-прежнему болталась, я приподнял ее, поставил ролик на направляющую, подвигал туда-сюда, затем достал с полки новый комплект, натянул трусы, брюки, рубашку. Нашарил на полке носки.
Ботинки валялись около кровати, рядом с мелким, который сидел там в обнимку со своим мешком. Я выдернул из-под него левый ботинок, ногой отодвинул в сторону свои шмотки, которые, раздеваясь, кинул на стул не глядя. Промахнулся, разумеется, спьяну.
— Меня не жди, приду поздно, — буркнул я и тут же подумал, что веду себя, как недовольный любовник.
— И не собирался, — заявил мелкий, глядя на меня снизу вверх. — Кашу мне Тамир всучил, когда я в столовой был. Сказал, что сейчас дневная смена придет ужинать, будет толчея, и лучше поесть во флате.
— Не хочу я есть, — раздраженно ответил я. — Тошнит меня от всех вас, таких заботливых. Можешь съесть мою порцию, тебе после истощения не помешает.
Голова просто на куски разламывалась — и только уже выходя из каюты, я сообразил, что это не только похмелье. Это еще и Нор, у которого тоже болит голова, видимо, после занятий с Гренделем. Хотя… не сидели же они там весь день.
Я немедленно принялся думать, где Нор пропадал столько времени. С кем он пропадал столько времени, точнее. Вспомнил, как он целовался с Радой, и ощутил новый болезненный толчок в висках. Я решительно не хотел, чтобы между ними что-нибудь было — сейчас или потом. У меня не существовало никакой возможности на это повлиять, но я все равно не хотел.
С полчаса я болтался по отсекам без всякой цели. Потрепался с приятелями, попавшимися навстречу. Заглянул к маме, но она была занята в своем детском садике — как раз привели детей, чьи родители работали в ночную смену, — и я не стал ей мешать, только помахал рукой от дверей. А потом решил зайти в лазарет. Не без задней мысли выпросить у сменщицы Блича, веселой и добродушной Норы, что-нибудь от головной боли.
Бен валялся в постели и смотрел какой-то боевик по визору. Я покосился на жуткого вида монстров, по которым палили из каких-то смешных штуковин, и присел рядом с ним на стул.
— Как дела, рыжий?
— Отлично! — Бен щелкнул кнопкой пульта и повернулся ко мне. — Ты чего такой помятый? Перекувыркался в постели с Лейном? Или с этим мальком?
— Башка болит, — признался я.
— Так попроси своего мелкого, он тебя за секунду вылечит, — Бен вдруг заржал. — Только попроси его вежливо. А то он меня так лечил — до сих пор ни разу не встало. Представь? Я уже даже пощупал между ног на всякий случай — вдруг яйца исчезли.
Я слушал его треп и думал: Бен знает меня столько лет, а до сих пор забывает, что я эмпат. И наивно пытается скрыть свои настоящие ощущения за пошлыми глупостями.
Ему было больно, очень больно. От этой боли почти не отвлекал визор и уж тем более не отвлекал я. Наверное, действие лекарств подходило к концу, потому что я чувствовал, как она накатывает — тяжелыми волнами, от которых Бен каждый раз сжимается в комок.
— Когда тебе должны делать укол? — спросил я, дождавшись, когда боль немного отпустит.
— Скоро, — Бен перестал притворяться и устало прикрыл глаза. — Скоро. Посидишь со мной, а? Тоскливо тут одному.
— Посижу, — сказал я и погладил его руку, безвольно лежавшую на одеяле. Вены на ней были синие и вздутые. — Мне в рейд только завтра, время есть.
— Айван заходил, — помолчав, сказал Бен. — Собственно, он к Норе заходил и ко мне заглянул. Что, я действительно кончался?
— Ну… — я пожал плечами. — Был риск тебя не дотащить. Этот ублюдок угодил тебе лучом точно между лопаток.
— Нихрена не помню, — Бен опять сжался, пережидая приступ. — Помню, как лямка зацепилась за пояс, и я остановился ее выправить. А потом все — темнота. Пришел в себя, когда Айван меня к шахте подтащил. Сгруппироваться надо для прыжка, а я не могу. Ничего не чувствую, вообще — ни рук, ни ног, только сердце бухает, как припадочное. А когда уже здесь был, вдруг так скрутило, что снова отключился. От боли. Пришел в себя — на соседней койке твой мелкий валяется.
— Он не мой, — сказал я. — Он сам по себе. Надорвался, вот и угодил в медотсек. Он же после тебя еще внизу Якобу ногу лечил. Тот ее умудрился об арматуру разорвать, до кости почти.
— Смешной парень, — Бен хрипло вздохнул. — И сердится смешно.
— Вот уж сердится он совсем не смешно, — я вспомнил синие рожи задушенных Реттисси. — Бен, он не только лечить умеет. У него и убивать неплохо получается.
Конечно, я не стал вдаваться в подробности — как именно Нор умеет убивать. Ни к чему. Пусть Бен считает, будто мелкий просто метко палит из излучателя. Впрочем, все верхние это хорошо умеют. По-моему, это первое, чему их учат в офицерских школах — стрелять во все, что появляется снизу.
Нора пришла где-то через полчаса, когда Бену стало совсем скверно. И хотя мы с ним оба понимали, что лекарство надо колоть не чаще, чем три раза в сутки, я все равно измучился, чувствуя, как его скручивает от невыносимой боли. Ничем помочь я не мог — только держал за руку и гладил скрюченные пальцы.
После инъекции Бен уснул почти сразу. Нора качнула головой и посмотрела на меня.
— Завтра ему полегчает, не переживай. Восстановится кровоснабжение, нервы перестанут так болеть. Ты сам-то почему такой зеленый?
— Башка трещит, — я скорчил жалобную гримасу. — Дай что-нибудь, а?
— Пил, — проницательно хмыкнула Нора, но достала из кармана халата какие-то пилюли. — Скажу Айвану, так и знай. Или Бличу.
— Не надо, — я содрогнулся, представив себе, какую выволочку мне устроит брат. — Просто я очень устал, захотелось чуть-чуть расслабиться.
— Лучше бы ты расслаблялся как-нибудь иначе, — Нора кинула мне на колени упаковку. — Там две таблетки. Одну выпей сейчас, вторую через три часа. Последний раз, учти, я тебя покрываю.
