— Учел, — я закинул зеленую пилюлю в рот и сморщился — такая она была горькая на вкус. Как плесень. — Слушай, мелкий мой тоже головой мается каждый раз после занятий с Гренделем. И сегодня опять пришел чуть живой. Может, и для него что-нибудь найдется? Полегче, само собой.
— Сейчас посмотрю, — Нора ушла в приемную, загремела там дверцей шкафчика.
Я встал, укрыл Бена одеялом, подоткнул со всех сторон поплотнее. Оглянулся на приоткрытую дверь палаты, наклонился и осторожно поцеловал рыжего в губы. Все-таки он был мне не чужой. А когда-то очень даже близкий.
Таблетки для Нора оказались крохотные, как бусинки. Я даже усмехнулся: я большой, мне и таблетки большие, Нор мелкий — ему маленькие.
— Если болит голова — пусть сразу две выпьет, — предупредила Нора. — Их можно раз в сутки принимать. Кстати, от похмелья они не помогают.
— Да я понял, — буркнул я. — Спасибо.
Виски перестало ломить, и немедленно захотелось есть. Но идти в столовую после того, как Тамир отдал Нору мою порцию, было неудобно. А возвращаться в каюту и забирать свой обед у мелкого — тем более. Сам же сказал — ешь, тебе нужнее.
Я опять подумал о Норе, и как Рада его обнимала, а у него лицо было совершенно ошалевшее. Настроение и так было на нуле, а тут совсем упало в глубокий минус. Конечно, Рада очень красивая. Пожалуй, самая красивая девушка нашего клана. А, может, и не только нашего. Если бы она не была моей сестрой, я, наверное, сам бы ей увлекся. Но она-то что в мелком нашла? Ведь потрогать не за что — кожа да кости. Тощий, жилистый, маленький. Даже не бреется еще. Спрашивается — для чего такой нужен моей сестрице, по которой сохнет два десятка парней клана? По-моему, только для того, чтобы позлить Тора. Тем более, они поссорились. Хочет помотать любовнику нервы, вот и все. А Нор купился и считает, что она в него влюблена.
Размышляя о женском коварстве, я добрался до кают-компании. Там было шумно и весело, как обычно в это время. Я покатал шары на бильярде, так, на интерес. Потрепался с парнями из клана, выслушал последние сплетни — как всегда, о новых выходках Реттисси. Стянул со стойки шоколадную галету, чтобы хоть что-нибудь съесть.
Пит, в очередной раз всухую обыгравший кого-то в настольный теннис, с другого конца кают-компании поинтересовался, куда я девал своего нового сожителя. Ко мне тут же повернулось полтора десятка заинтересованных физиономий, я погрозил Питу кулаком и сбежал. Отвечать на дурацкие пошлые вопросы я никогда не умел. Да и не любил. К тому же и отвечать-то было нечего. Никто он мне, Аденор Раду. Совсем никто.
Сначала я не понял, что изменилось в каюте. Мне показалось, она стала меньше. Мелкого нигде не было видно, хотя я его чуял. Термосы с кашей и тоником стояли на столе, индикаторы показывали, что они по-прежнему полны. Я почесал в затылке, подошел к кровати и только тогда сообразил, в чем дело.
Кровать была отодвинута от стены. Между стеной и кроватью на полу лежал спальный мешок. А из мешка торчала голова мелкого, который повернулся носом к стенке. Я так удивился, что даже разозлиться толком не сумел. Я чувствовал, что Нор не спит. Поэтому перевесился через кровать, потряс спальник за то место, где должно было находиться плечо мелкого, дождался неохотного поворота головы в мою сторону и поинтересовался:
— Это что еще за глупости? Вылезай из своей меховой тряпки и ложись нормально — в кровать.
27
Не знаю, сколько я успел проспать. Наверное, немного, потому что в голове еще ощущалась тяжесть. А проснулся от звука открывающейся двери — вернулся Невен. Интересно, рында уже пробила или еще нет?
Вставать я не стал — вот еще, поприветствовать его, что ли? — наоборот, лег лицом к стене. Пусть думает что хочет.
Дылда, однако, думать сам не захотел. Бесцеремонно ухватил за плечо и поинтересовался у меня:
— Это что еще за глупости? Вылезай из своей меховой тряпки и ложись нормально.
— Спасибо, — сдержанно отозвался я, — мне и тут неплохо.
— Нор, — немного озадаченно сказал Невен, — что-то случилось?
— Нет, — все так же ровно ответил я, — я нашел спальный мешок в рюкзаке и теперь могу избавить тебя от своего тошнотворного соседства. Извини, раньше не додумался.
Он прищурился, глядя на меня с кровати:
— Если ты ждешь, что я стану извиняться…
— Не жду, — ответил я и снова отвернулся. — Это я попросил прощения, если ты не заметил.
Меня тянуло добавить кое-что про освобожденную постельную территорию, но я сдержался. Лишнее это было. Совсем.
Не скажу, будто на полу было слишком удобно, но и особого дискомфорта я не испытывал. Ну да, пришлось отодвинуть кровать, иначе я рисковал тем, что ночью Невен нечаянно на меня наступит. А еще — немного подогнуть ноги. Но в целом спальное нутро было теплым, уютным, пахло мамой, и даже при том, что жесткость оказалась повышенной, я опять быстро задремал. Последнее, что слышал — шебуршание Невена, но не стал смотреть, чем он занимается.
Проснулся снова от жажды. Голова совсем прошла, зато невыносимо хотелось пить. Осторожно приподнявшись, я сообразил, что у меня теперь есть единственный путь к столу — через кровать. Хорошо, дылда оставил включенным синий ночник — все лучше, чем шарахаться в темноте.
Я вылез из мешка. Вен спал на спине, но не раскинувшись, как было после выпивки, а, наоборот, словно замерев по стойке «смирно». Одеяло сползло, открывая его обнаженные плечи, на которых черными полосами выделялись следы от лямок. Ах ты, черт! Хотел же ему предложить вылечить. Этот гордец разве сам додумается в лазарет к Бличу за мазью дойти? Он только меня из-за ерунды туда таскать умеет. Понятно, конечно, — я такая нежная барышня, чуть что хлоп — и в обморок, как меня не беречь…
Нет, злиться нельзя, так ничего путного не выйдет.
Для начала я все-таки полез через кровать, потому что в горле очень першило. Боялся, дылда проснется — нет, ничего, даже не пошевелился. Напившись из-под крана, вернулся к Невену, потер ладони друг о друга, чтобы согрелись, и только потом положил ему на грудь. Первую минуту честно пытался по заветам Гренделя войти в «рабочее состояние» — и ничего, глухо. Как сидел дурак дураком с возложенными руками, так и сидел.
А потом, вздохнув, поглядел на Вена. Рот приоткрыт, веки чуть подрагивают во сне, одна прядка волос упала на лоб. Вспомнилось, как дылда меня лечил, как старательно размазывал мазь по спине, а я млел от его прикосновений и боялся, что все вот-вот закончится… И незаметно поплыл, поплыл, пальцами прослеживая страшные едва зажившие следы, на ощупь казавшиеся вмятинами. Затем меня повело к рукам, особенно правой — там, кажется, ощущалось растяжение, и я гладил предплечье, локоть, кисть, ладонь, которая сначала держала мою цепь, и за которую потом цеплялся я сам, когда лечил Бена. Еще там был синяк — наверняка был, на запястье, — который поставил я. А Вен даже не сказал ничего — наверное, не до меня ему было, когда…
Все закончилось внезапно, словно меня отключили.
Опустив голову, я дождался, когда окончательно приду в себя. Видимо, это они и есть — эмоции, которые мешают процессу. Я глянул на белые плечи перед собой, на вдруг образовавшуюся складку между бровей по-прежнему спящего Вена, еще раз вздохнул, последний раз осторожно потрогал ямку между ключицами, опять подумал, насколько все проще, когда люди спят, и полез вниз, в свой спальник.
Но теперь уже долго не мог заснуть — выспался, наверное. Или мысли мешали, не знаю. А, может, желание плюнуть на все, забраться обратно в кровать и подкатиться под теплый бок, чтобы меня подтянули поближе и горячо задышали в затылок…
Но едва я такое представил, как в животе стало так замирательно-сладко, что я испугался и срочно стал думать о завтрашнем дне. О том, что с утра Грендель снова будет лазать у меня в мозгах, а потом я с больной головой потащусь в синтезаторную. А при моем везении, кроме Дара, там еще и Лейн обнаружится. Безусловно.
Несколько минут спустя поймал себя на том, что лежу лицом к кровати, смотрю на свесившуюся ладонь Вена и думаю, как они тут с Лейном развлекались. Каким образом это вообще обычно происходит — в какой позе лежат, что говорят, как это вообще начинается у мужчин?..
