Бычкам-трехлеткам, как видно, эта идея пришлась по вкусу.
— Лина, — выл обезумевший Мэтью, — не надо, Лина!.. Ты сошла с ума!!!
Никогда в жизни не попадал Мэтью в столь чудовищное положение. Даже самые черные часы, проведенные в лунной тюрьме, казались розовыми и безоблачными по сравнению с тем, что испытывал несчастный теперь.
Любовь его была поругана, а сам он превратился в посмешище.
Толпа тыкала в него пальцами, а громадные азиаты жадно и бесстыдно щупали лапищами его плечи и бедра.
Лина увивалась вокруг.
— У него отличная попка! — информировала она китайцев.
— Карасе, — приняли к сведению насильники. Зарычав, Мэт вдруг распрямился, отчего один из китайцев повалился навзничь. Второму Фишка кулаком заехал в нос, и тот, визжа, волчком закрутился на месте. Третий, державший Мэта, сам отпрыгнул в сторону и сказал:
— Не нада.
— Надо! — возразил Мэтью и огрел его поленом.
— Гау-а-а!!. — толпа зашлась в экстазе.
— Все равно они тебя догонят! — хохотала Лина.
Фишка мчался вдоль линии прибоя, и ноги увязали в рыхлом песке.
— У-у-у-у!!! — слышал он за спиной вопли преследователей.
Спасения не было.
Мэт, на чем свет стоит, клял себя, что не догадался свернуть к мусоровозу, за стенами которого легко было укрыться от скопища развратных маньяков.
Хриплое дыхание было уже совсем близко, потные руки уже пытались ухватить Мэта за плечи, но ему удавалось увернуться.
Наконец кто-то тяжелый, с огромным напряженным фаллосом, прыгнул на него сзади. Фишку пронзила страшная боль:
— Не надо-о-о-о!!! — закричал он дико.
Все закружилось перед глазами, и последнее, что услыхал бедняга, был заливистый смех Лины и ее одобрительный рефрен:
— У него прекрасная попка!..
Сол проснулся с сильной головной болью. Натянув уже изрядно помятые штаны и несвежую рубашку, он заглянул в остальные комнаты. В них, конечно же, никого не оказалось. Вчерашняя раковина лежала там же, где он ее и оставил — на каминной полке.
Голова разламывалась на куски.
«По идее, я сейчас должен найти аспирин,» — подумал Сол, вспомнив о своих вчерашних догадках. Он пошарил в шкафу, на полках и в ящике тумбочки. Никаких лекарств не было.
«Может быть, это от голода голова болит?» Со вчерашнего утра у Сола во рту не было и маковой росинки.
На столе стояла небольшая эмалированная кастрюля. Сол подошел и поднял крышку.
Кастрюля была до половины заполнена давно остывшей тушеной капустой брокколи в мучном соусе.
«Кажется, волшебство уже не действует», — усмехнулся про себя Сол. Однако голод давал о себе знать, и он, давясь, проглотил содержимое кастрюли. Головная боль не прекратилась.
«Может быть, где-нибудь рядом найдется аптека? Хотя, судя по нынешнему настроению наших «благодетелей», избавиться сегодня от головной боли мне не светит».
Он пошарил по карманам и, к своему великому удивлению, обнаружил в одном из них туго набитый бумажник.
«Вот это уже лучше».
Дойдя до шоссе, Сол двинулся в сторону города. Было жарко. Мимо него проезжало много машин, но ни одна из них не останавливалась, хотя он почти беспрерывно голосовал.
Минут через двадцать Сол дошел до какой-то маленькой деревушки, где с большим трудом разыскал аптеку.
Толстый, лысый продавец дремал, положив щеку на стеклянный прилавок.
— Простите пожалуйста, — любезно обратился к нему Сол. — Нет ли у вас чего-нибудь от головной боли?
Аптекарь поднял голову.
— Кеске? — спросил он по-французски. «Так, — подумал Сол. — Как говорится, хорошего понемножку».
Найдя на витрине упаковку аспирина, он ткнул в нее пальцем.
— Ас-пи-рин, — раздельно произнес он международное слово.
— Сис франке, — сказал продавец.
«Шесть франков», — перевел Сол.
Вытащив бумажник, он расплатился с аптекарем. Тот, проверив банкноту на свет, вдруг изменился в лице и выпалил несколько возмущенных фраз.
«Кажется, банкнота фальшивая!» — догадался Сол.
Аптекарь схватил телефонную трубку и, видимо, собрался звонить в полицию, но Сол, перегнувшись через прилавок, нажал на рычаг.
«Чем бы ему заплатить, черт побери!?»
И тут Сол вспомнил про орден. Сорвав с лацкана, он протянул его аптекарю. Тот, не веря своему счастью, схватил орден и расплылся в улыбке. Потом, выбежав на секунду за дверь, он предложил Солу стакан воды — запить аспирин.
Выйдя из аптеки, Сол огляделся по сторонам.
«В Париж сегодня не поеду. Судя по началу дня, меня там наверняка ждет какой-нибудь неприятный сюрприз. Нет уж, я лучше дома посижу».
Еще издали он заметил полицейскую машину, которая направлялась явно к нему. Один из сидящих в машине полицейских, высунувшись из окна, делал Солу какие-то знаки рукой.
«Фальшивые банкноты!» — пронзила его мысль. В аптеке он машинально засунул бумажник обратно в карман. Незаметно выбросив его в придорожную канаву, он быстро зашагал дальше.
Полицейская машина проехала мимо.
«Значит, я могу в какой-то степени влиять на события? — подумал Сол. — Хм… Надо будет запомнить».
Сзади послышался тихий шелест автомобильных шин. Рядом с Солом остановился вчерашний роскошный лимузин, из которого вышла Моника. Она снова была в майке и потертых джинсах.
— Мсье Симпсон! — с недобрым блеском в глазах она бросилась к нему. — Вот счета! Вы еще вчера должны были заплатить! Не думайте, что вам удастся скрыться! — Она протянула Солу огромный бланк. Вверху стояло: «Счет за проведение международного научного симпозиума». В углу от руки было написано: «К оплате проф. С. Симпсону». Подпись была неразборчива. Далее шли графы: «Прокат лимузина», «Изготовление медали Нобелевского лауреата», «Аренда зала Парижского университета». Даже «Копировальные работы» не были забыты. Счет оканчивался огромной суммой со многими нулями.
Ознакомившись с ним, Сол вернул лист Монике:
— Очень интересно. Только боюсь, что вы обратились не по адресу.
Лицо Моники потемнело.
— Перестаньте валять дурака, профессор Соломон Симпсон! Немедленно оплатите счета! Иначе я прикажу вас арестовать!
Из машины вышли двое полицейских.
Но Сол продолжал сохранять спокойствие:
— Вы, милая, допустили небольшую ошибку. Во-первых, ни на каком симпозиуме я не был, и Нобелевской премии не получал. К вашему сведению, ее вручают в Стокгольме, а не Париже. Во-вторых, я не профессор, а просто арестант лунной тюрьмы. Можете навести справки у ее начальника. А в-третьих, — Сол подумал. — Меня вообще зовут не Соломоном. Соломон — это мой брат-близнец.
