гадит и ссыт на себя, а его разум теряется во всасывающем черном водовороте слабоумия, безумия и воскрешения.
Чума заполнила кладбища и снова опустошила их — именно так и было. Многие заразились чумой, но выжили. Но выживание оставляло маленький прощальный подарок: бесплодие. Все мужчины и женщины старше тридцати лет потеряли способность иметь детей. Молодые и мужественные стали тем, что нужно было защищать и оберегать. Без них не было детей, а без детей — будущего.
И это было пять лет назад. Пять долгих, тяжелых, жестоких лет.
Это была реальность, которой Кэбот и другие в Хэллвилле жили изо дня в день. Это была горькая пилюля. Некоторые люди просто с трудом переживали это. Они теряли рассудок, бушевали, уходили в себя — становились невидящими дышащими куклами. И многие из них порезали себе запястья или вставили пистолет себе в глотку.
Но при этом многие другие не свернулись клубочком, как испуганные детишки. Они выжили. Они приняли новую реальность. Они адаптировались и победили. Не только в Хэллвилле, но и в таких городах, как Мокстон и Пикс-Вэлли, Слоу-Крик и Нипивана-Фолс. Они приняли тот факт, что новый мир — это не тот мир, который знали они или их родители. Новый мир ничего не предлагал выжившим; за все, от еды до укрытия и ведра, в которое можно пописать, нужно было бороться, нужно было вырвать его из твердой земли или отобрать у тех, у кого это было.
Выживание.
Простая концепция, в которой человечество очень хорошо разбиралось.
Кладбища и города-призраки.
Между ними в ловушке оказались несколько борющихся очагов человечества. В Хэллвилле все находилось в ведении Совета. Они принимали все решения. Парням вроде Кэбота не нравилась идея выгонять больных, старых и слабых в Мертвые земли и города-призраки, но другого выхода не было. Если не давать Червивым мяса, они придут за ним сами.
Итак, Кэбот, как и многие другие, делал то, что ему говорили.
В конце концов, всегда лучше быть в кабине грузовика, чем в кузове.
* * *
Из тумана возник город-призрак — скопление гробниц, окутанных лоскутами белого пара. Фары пробивались сквозь туман, но ни один из них особо не разглядывал то, что они могли обнаружить на безлюдных участках и заваленных листвой улицах. Над городом нависла пелена прошедших лет и дрожащей злобы, такая же густая и ощутимая, как и сам туман.
— Вот и все, малыш, — сказал Кэбот сухим и хриплым голосом. — Здесь мы сбрасываем наш груз.
Блейн промолчал.
Он молчал уже некоторое время. Он был таким же тихим и неподвижным, как окутанные туманом улицы, простирающиеся вокруг них. Кэбот следил за Блейном, который с каждой милей становился все более напряженным, каждый его мускул был напряжен, челюсти крепко сжаты, а на лице у него выступил пот.
Кэбот толкнул грузовик дальше в город-призрак.
Краем глаза он уловил тени, уходящие в туман, один раз ему показалось, что он видел глаза, блеснувшие красным в свете фар. Он делал это много раз, но даже после стольких поездок легче не становилось. Трясущейся рукой он затолкал в рот еще одну сигарету; его пальцы так сильно дрожали, что он едва смог зажечь ее.
Фары "Фрейтлайнера" открывали город дюйм за дюймом: пыльные окна пустых магазинов, покрытые паутиной лобовые стекла брошенных машин, ржавеющих у бордюров, гниющие дома, ненадежно опирающиеся на лужайки, заросшие сорняками. Повсюду лишь заброшенность и запустение — американская мечта превратилась в гниль и разорение.
Груз в кузове грузовика грохотал и раскачивался в темноте, пытаясь выйти из наркотического ступора.
Кэбот вытащил сигарету, притворяясь, что не слышит их. Притворяясь, что он не чувствует, как плоская, злобная атмосфера города вторгается в него и делает его холодным и белесым внутри.
— Еще один квартал, — сказал он. — Мы окажемся в центре и там избавимся от нашего груза.
Блейн что-то пробормотал себе под нос.
— Что говоришь, малыш?
Он сглотнул, затем вздохнул.
— Я сказал, что город не сильно изменился. Просто постарел. Разложился.
Кэбот уставился на него.
— Ты был здесь раньше?
Блейн кивнул.
— Это Мэттаван. Вот откуда я появился. Именно отсюда мы бежали в ту ночь, когда сломался наш фургон.
— Почему ты раньше об этом не говорил?
— Меня никто не спрашивал, — oн покачал головой. — Когда я начинал говорить об этом, меня затыкали. В Хэллвилле меня все затыкали. Они говорили, что я сейчас здесь. Неважно, откуда я пришел. Мы все откуда-то пришли.
Кэботу это не понравилось. У него в животе шевельнулось ужасное предчувствие.
— Мы прятались в подвале три года, — сказал Блейн. — Мы добывали пищу днем. Мертвецы тоже были на улице днем, но не так много, как ночью. Ты когда-нибудь замечал, насколько они вялые и отупевшие днем? Но ночью…
— Парень, ты должен был кому-то рассказать.
— Никто бы не послушал. Теперь я вернулся. Я дома.
Теперь Кэбот вытирал пот со своего лица.
— Конечно, малыш. Но это не дом. Уже нет. Это кладбище.
А затем Блейн протянул руку и быстро открыл замок на своей двери, распахнул ее и выскочил. Кэбот вскрикнул, поймал парня за локоть, но он вырвался и убежал.
— Дерьмо!
Кэбот нажал на тормоз и остановил грузовик, который закачался на своих листовых рессорах. Он закрыл дверь парнишки, чувствуя запах мерзкой и грязной вони тумана.
Затем он сам выпрыгнул, оглядываясь по сторонам.
— ПАРЕНЬ! — крикнул он. — ВЕРНИСЬ! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ? ВЕРНИСЬ, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ!
Его голос эхом разнесся в туманной тьме, но в ответ была лишь тишина. Туман заполнил лучи фар и стоп-сигналы, клубясь и дымясь. В искривленных дверных проемах столпились тени, воздух был сырым, тяжелым и зловонным.
Кэбот вытер с лица каплю пота, его дыхание участилось.
Может быть, Блейн был наивен и просто глуп, но он не был. Кэбот знал, что это не просто пустой мертвый город. Там были они, и их было много. Даже сейчас он чувствовал, как их зловещие глаза скользят по нему, оценивая его.
Они хотели то, что было в кузове грузовика.
Но они могли забрать все, что захотят.
Кэбот начинал сначала так, потом эдак, каждый раз останавливаясь, не осмеливаясь идти дальше. Через дорогу был парк. Он мог различить очертания горок, качелей, перевернутых качелей, возвышающихся в тумане, как буровая вышка. Это красноречивее, чем что-либо еще, говорило все, что нужно было сказать о пустоши, которой стал город, о вымирании людей, которые когда-то там жили.
Возле парка был маленький домик, и Кэбот подумал, может быть, мальчишка пошел туда, и подумал, может ли это быть так просто.
Он перешагнул через бордюр в длинную желтую траву, которая поднималась выше его икры. Он едва мог дышать. Он слышал, как грузовик работает на холостом ходу, а над деревьями дует ветер. Повсюду ползали тени, и в каждой таилась смерть. Дом был обветшалым, развалившимся и серым. Одинокий монолит, окутанный тьмой.
Он двинулся дальше во двор, треск сухих листьев под его шагом заставил что-то сжаться внутри него. Он увидел
