— Пошел на хуй!
Видимо, это оказалась универсальная формула отказа, так как абориген, не задумываясь ни на секунду, сразу же ударил меня ножом. Вернее, попытался ударить. Так как нож отлетел в сторону, а сам он, резко потеряв интерес ко всему, что происходит вокруг, стоял с выпученными глазами, обхватив ладонями шею со сломанной гортанью и пытался протолкнуть хоть глоток воздуха в ставшее таким узким горло.
Не обращая на него внимание направился к парню, который внимательно наблюдал за нами. Увидев, что я иду к нему, парень, кожа которого успела приобрести нормальный цвет, снова побледнел и приготовился задать стрекача.
— Эй, стой! — притормозил я и развел руки в сторону — Я не буду тебя трогать. Он первый напал.
Указал на агрессивного аборигена, который к этому времени устал стоять и хрипел, лежа на земле. Сопровождая свои слова жестами, как мог объяснил парню, что тот чудик на меня напал, за что и получил. Парень не нападал — и я нападать не буду. Вроде дошло. Вообще то при общении жестами надо быть осторожным. Они и на Земле-то у разных народов иногда означают прямо противоположное. Но тут, вроде, покачивание головой из стороны в сторону тоже означает отрицание. Так что рискнем. Хотя у нескольких народов Земли этот жест означает утверждение. К тому времени старшенький уже затих. Парень с опаской подошел к телу и потыкал в него ногой. Потом обернулся ко мне и что-то спросил. Еще один великий переговорщик. Нож еще возьми, для усиления аргументации, мля! Ответил стандартным «не понимаю». Парень нож брать не стал, изобразил жестами покойника, как я понял. Ну, склоненную набок голову, плотно зажмуренные глаза и высунутый язык трудно с чем-либо перепутать. В ответ я кивнул.
Оставшийся абориген пришел в сильное волнение, от него явно повеяло страхом, в принципе от него и так несло им, но сейчас чувство усилилось и стало таким же сильным, когда его шли конкретно убивать. Он что-то залопотал, разразившись речью аж на целую минуту размахивая руками, как мельница крыльями. Дождавшись окончания пламенной речи с ожиданием уставился на парня. Тот потряс сжатыми у груди кулаками и что-то пробормотал сквозь зубы, задрав лицо к небу. Начал медленно мне показывать что-то жестами. Тут мне в голову пришла неплохая идея и я попросил парня немного подождать. Вернулся к телу, подобрал нож агрессора и пошел к парню. Увидев меня с ножом, тот снова взбледнул и попятился. Я замахал руками, разровнял песок и схематично изобразил лежащего жмура, указав на мертвого, затем нарисовал два стоящих человечка и показал на нас с аборигеном. После протянул нож рукоятью вперед местному и кивнул, мол, дерзай.
С наскальной, вернее, напесочной живописью общение пошло гораздо веселее и продуктивнее. Переместились ближе к воде — на мокром песке рисовать гораздо сподручнее, да и ветка сменила нож, так получалось лучше. Как объяснил Наким, познакомится оказалось совсем не трудно, у них тут недалеко лагерь старателей. Там осталось семеро коллег покойника. Когда они с Накимом не вернуться вовремя — их пойдут искать, а найдя труп — очень разозлятся. Так что отсюда надо валить немедленно и как можно дальше. Уточнил у Накима, там все такие же разбойники, как и покойник, или есть хорошие, как и Наким. Оказалось, есть еще один такой же, как и Наким. Предложил пойти к лагерю, спрятаться, и пусть Наким покажет хорошего.
Наше общение не походило на разговор глухого с немым, Наким постоянно лопотал, исполняя свои рисунки. Машка пополняла лингвистическую базу и скидывала мне. Ну а я время от времени вставлял местные словечки, удивляя и пугая Накима.
Мое предложение очень не понравилось Накиму, но мне удалось убедить его, пси рулит, что смогу перевести этих семерых из живого состояние в мертвое. Так что Наким натянул свои штаны, какие-то брюки из грубой ткани, повесил на плечо пояс покойника, когда понял, что мне он не нужен и повел меня вдоль берега к лагерю, шлепая босыми ногами.
— Обрати внимание на одежду. — посоветовала Машка.
— Одежда, как одежда. — я чуть отстал и осмотрел фигуру Накима — Не последняя коллекция… вот засада, кроме Славы Зайцева ни одного модельера не знаю… Короче, обычная одежда. А что?
— На ней карманов нет. Вообще. — просветила Машка.
А ведь действительно. Ладно на верхней части, у нас такие свитера с карманами тоже не часто встретишь. Но вот отсутствие карманов на штанах… Странно.
Мы шли вдоль реки, дроиды двигались параллельным курсом по лесу. Я попросил Накима посмотреть на то, из-за чего у них разгорелся спор с покойником. Наким немного помялся, но всё-таки дал мне тот самородок, когда понял, что я его точно верну. Действительно, золото. С посторонними вкраплениями, конечно, но всё равно. Презрительно поморщившись, вернул трофей парню. Дальше пошел внимательнее всматриваясь в реку. В одном месте придержал аборигена за плечо, вошел в воду по колено, поковырялся, после чего вернулся и протянул Накиму самородок в половину ладони. Охреневший абориген забыл куда мы шли, и хотел прямо тут и сейчас начинать старательные работы. Потом вспомнил, что инструмент добычи остался на песчаном пляже и собрался возвращаться. Пришлось чуть ли не за шкирку тащить его к лагерю.
Лагерь старателей был километрах в трех от песчаной косы выше по течению. Подобрались к нему со стороны леса. Представлял из себя десяток полуземлянок, ямка, сверху шалаш, прямоугольный стол с лавками посередине лагеря. Чуть в стороне костерок, над ним котел под крышкой, из-под которой тоненькой струйкой вырывался пар с аппетитным запахом. Лагерь не производил впечатления долговременного поселения. Ну да это и понятно, старательство — сезонная работа. Судя по ощущениям сейчас лето, трудно сказать, какая его часть. Зимой тут особо золотишко не помоешь.
Наким указал на худого, нескладного мальчонку и сказал, что он хороший. Остальные — плохие. Я присмотрелся к хорошему. Совсем еще ребенок, даже растительности на лице нет, но тоже с длинными, до плеч, волосами. Помешивает какое-то варево в котле, висящем над костром. Пометил парня отметкой дружественной цели. Кроме него, в лагере был один широкоплечий, кряжистый мужик звероватого вида, заросший бородой до самых глаз. Мужик сидел за столом и чистил винтовку со скользящим затвором. Что же они все тут патлатые такие? Это же жутко неудобно в лесу. В армии, в командировках, когда разведка готовилась к выходу — все стриглись под ноль и морду выбривали до блеска. Даже дембеля. Хотя морду брить всегда заставляли.
Спросил у Накима где остальные. Из его объяснений понял, что соберутся к ужину, а сейчас около полудня. Ну, тогда и будем всех ловить. Оттащил его немного в лес и предложил вернуться на место встречи. Тот радостно согласился. Не нравилось ему прятаться рядом с лагерем. Оставил тройку «Вег» наблюдать за лагерем. По дороге, без пояснительных рисунков, узнать что-то новое было сложновато. Иногда Наким, поражаясь моей тупости, бросал на землю свой груз и принимался чертить в прибрежной грязи пояснительные иллюстрации. Единственное, что понял — труд его был не совсем добровольный.
Добравшись до пляжа, ремонтник, в качестве ретранслятора, остался на полпути, парень снял штаны и собрался продолжить давать стране угля. Как мог объяснил, что вечером все плохие — всё, кончатся. Работать больше не нужно. Лучше поговорить. Пацан понятливо кивнул, сходил за брошенным в воду ситом, отволок лежащий на пляже труп поглубже в реку и пустил по течению, плюнув вслед. После чего уселся возле линии влажного песка, готовый отвечать на вопросы.
Из того что я понял, Наким был сиротой. После того, как умерла бабка, родители сгинули раньше, подался с обозом в ближайший город, или просто большую деревню, много-много людей, как мог объяснил Наким, в поисках лучшей доли, ибо у них там была вообще засада. По дороге напали разбойники. Парень в самом начале получил дубиной по голове и прилег отдохнуть. Очухался уже со связанными за спиной руками. Потом пятерых пленников долго вели по лесу. Три дня, как я понял. Привели в этот лагерь. Объявили, чем они будут заниматься и назначили норму выработки. Не будет нормы — не будет ужина. Завтраков и обедов рабам не полагалось. Именно поэтому он и не хотел отдавать самородок бандиту. Боялся остаться голодным.
