- Что с ним? - спросила она.
- В городской мэрии сказали что карты его находятся здесь.
- Карты? Кладбища?
- Здесь жил.. друг, - произнес незнакомец, и на мгновение его голос потерял твердость. - Очень давно.
Теперь Кристина понимала. Еще одна жертва несчастий Чала, в поисках своего прошлого. Она кивнула в сторону каменного прохода позади.
- Терминал центральной библиотеки у нас по-прежнему функционирует. Должно быть это то, что вам нужно. Следуйте за мной.
Она направилась к проходу, затем остановилась, увидев, что взгляд незнакомца явно прикован к открытой панели репликатора. Он пялился на это спутанное переплетение проводов, кабелей и схем.
Реакция эта была настолько необычной, что внезапно у нее появилась идея.
- Вы не знаете ничего о репликаторах, так? - спросила она.
Незнакомец резко дернул головой, словно захваченный врасплох.
- Нет. Машины и я…- он пошел вперед, - нет. Боюсь, ничего про репликаторы.
Кристина запомнила его реакцию. Она никогда ничего не упускала. Однако она решила, что внутренности репликатора, должно быть, напомнили ему что-то еще. Что-то важное, если судить по реакции.
Помещение, в котором был установлен терминал библиотеки, было глухим, без окон. Это было одно из самых прохладных мест в хранилище. Кристина наслаждалась, ощущая прикосновение прохладного воздуха к обнаженными рукам. Жестом она показала на кресло перед терминалом.
Но незнакомец остался позади.
- Пожалуйста, - произнес он, показывая на кресло, - если можете…
Кристина нахмурилась, глядя на него. Взрослый землянин, понятия не имеющий, как обращаться с компьютером? С какой планеты он свалился? В буквальном смысле.
Но чувствуя его сильнейшее нежелание, она спрятала любопытство и заняла свое место перед терминалом.
- Вы можете сделать почти все, просто спрашивая вслух.
- Спасибо, - сказал незнакомец, оставляя вне подозрений то, что он по-прежнему хочет, чтобы говорила она.
Она прокашлялась.
- Компьютер, открыть записи о похоронах на Чале, главный город… период времени… - она оглянулась на незнакомца. - Когда ваш друг…. вы знаете?
- Не знаю, - произнес он. - Когда-то за последние… восемьдесят лет.
Кристина передала информацию терминалу. Имена понеслись бурным потоком. Она оглянулась через плечо:
- Записи открыты. Как звали вашего друга?
- Тейлани, - сказал незнакомец, и в ту же секунду Кристина знала его историю.
Кем бы ни был незнакомец, кем бы ни была Тейлани, они любили друг друга. Глубоко. И были разлучены какой-то трагедией, которая удерживала его от нее в течение почти что века. Все было здесь, все было в том, как он произнес ее имя.
Кристина повернулась обратно к компьютеру, ошеломленная чувствами, которые этот странник так долго лелеял.
Она вызвала клавиатуру на управляющую поверхность и ввела имя в многочисленные списки, по буквам фонетической записи ромуланским и клингонским шрифтом.
- Тейлани, - произнес компьютер. - Поиск.
Кристине показалось странным, что компьютеру вообще понадобилось время, чтобы добавить это. За последние столетие на Чале жило менее миллиона человек. Поиск должен был быть мгновенным.
- Запись не найдена, - объявил компьютер.
- Вы уверены, что она с Чала? - спросила Кристина.
Незнакомец кивнул.
- Поиск по всем данным о населении по заданному имени, - сказала Кристина. Некоторые чальцы эммигрировали. Возможно, могила, которую искал незнакомец, была в другом мире.
- Тейлани. Спикер во второй ассамблее Чала. Делегат Федерации с 2293 по 2314.
Незнакомец шагнул вперед. Кристина чувствовала его печаль.
- Показать местоположение могилы.
- Спикера Тейлани нет в списках скончавшихся, - ответил компьютер.
- Текущее местоположение? - спросил незнакомец, его голос колебался, словно он не до конца верил в то, что слышит.
- Спикер Тейлани находится в медчасти Звездного Флота номер три, Чал, главный город.
Кристина задержала дыхание.
- Она жива… - прошептал незнакомец.
Кристина взяла руку незнакомца в свою, не зная как сказать то, что должна.
Медчасть номер три была хосписом для больных на последней стадии.
Если эта Тейлани, любовь всей жизни этого человека, все еще жива, жить ей оставалось недолго.
За сто лет, что прошли с тех пор, когда Спок впервые побывал на Вавилоне, многое изменилось.
Безликий планетоид был почти полностью терраформирован. Там, где вояки и миротворцы прежних лет встречались под гнетущими металлическими куполами, чтобы изменить историю этого небольшого сектора галактики, теперь их наследники - дипломаты и послы могли гулять под открытым небом.
Спок задавался вопросом, создавала ли менее скованная окружающая среда дополнительный эффект для соглашений и проблем, решаемых тут. В такой идее не было никакой логики. Но сейчас, прожив сто сорок три года, он уяснил, что логику в политике использовали редко.
Ее редко использовали во всем, что касается людей.
Но в конце концов его давно утерянный друг научил его, что это не обязательно плохо.
И поэтому Спок уклонился от логики и сосредоточился на пении птиц в парке перед ним. Он стоял на широком белом балконе зала собраний, огороженном рифлеными колоннами, и оглядывал зеленую, шелестевшую на ветру пасторальную листву деревьев. Некоторые были высажены очень давно, когда вокруг планетоида еще не были установлены генераторы искусственной гравитации, и теперь они возвышались в воздухе на десятки метров. Но более юная поросль едва достигала пяти метров, хотя их стволы были почти в два раза толще. Такая адаптация удовлетворяла эстетический вкус Спока.
И молодые деревья, и старые были одного вида, но изменились согласно условиям произрастания. Два поколения отличались, но внутри были одинаковы, несмотря на внешние различия.
Спок дотронулся до медальона IDIC, который носил, медитируя над Бесконечным Разнообразием в Бесконечных Комбинациях и над схожестью вещей. Деревья Вавилона явили достойный урок. Наконец он услышал приближение шагов Шрелла.
Сто лет назад, ожидая человека, который мог принести новости такой важности, Спок бы наверное, попробовал вычислить его настроение по длине и силе шагов, и таким образом выяснить, какую информацию тот несет.
Но даже в тридцать лет Шрелл был адептом Колинара. Хотя до того времени, когда молодому вулканцу позволят пройти заключительные ритуалы этой дисциплины, в которой его эмоции будут вычищены в стремлении к чистой логике, пройдут годы, Спок не сомневался в успехе Шрелла. Что бы Сурак, отец вулканской логики, ни представлял себе конечным итогом своей мечты для своего народа, молодой Шрелл наверняка этого достиг. Именно поэтому Сарек, отец Спока, выбрал этого многообещающего студента своим помощником семь лет назад, и поэтому же Шрелл продолжал играть ту же роль для сына Сарека. Спок не знал на Вулкане более ясного ума. Поэтому он и не предпринял ни малейших усилий, чтобы истолковать настроение Шрелла.
