Еще два были заполнены шкафчиками и скамейками. В каждом имелся душ.
Оказавшись возле лестницы, я всплыл на следующий уровень, выходивший в вестибюль. По одну его сторону тянулась длинная изогнутая стойка, а по другую – ряд магазинчиков с пустыми полками и столами. У стены плавали гаечный ключ и молоток. Они забыли инструменты, но забрали личные вещи. Мне уже доводилось видеть подобное прежде, – казалось, будто люди откровенно хотели отомстить потомкам. Любой из владельцев этих лавок мог обрести бессмертие, всего лишь указав свое имя и оставив товар.
Отсюда расходилось несколько коридоров. Снова магазины, снова двери. Я вошел в один из жилых номеров. К палубе был привинчен стол, у стены плавали два стула и подушка. Все давно высохло и потрескалось.
Кроме них, посреди комнаты парили осколки стекла и какое-то электронное устройство, похожее на музыкальный инструмент.
За соседней дверью все было иначе: мебель, привинченная к полу, старая, но не древняя ткань. Не отель «Голамбер», но жить можно. И кто-то здесь жил – совсем недавно. В углу стоял относительно современный комод. В невесомости плавали только кофейная чашка, ручка и салфетка.
Я подошел к письменному столу. Все четыре ящика оказались пусты. Освободив стол от болтов крепления, я взглянул на заднюю стенку и увидел табличку с надписью, сделанной стандартным шрифтом: «Изготовитель: „Кросби Ворлдвайд“».
Я вышел на связь с Чейз.
– Вряд ли ты меня сейчас слышишь, дорогая, – сказал я, – но, кажется, мы нашли то, что искали. Именно тут они жили.
Наконец-то, с нескрываемым удовлетворением подумал я.
Чейз, конечно же, не ответила.
Оставалось сделать лишь одно – подключить генератор, подать в цепь питание и проверить, откроет ли мой ключ один из замков.
– Ни шагу дальше, Бенедикт, – послышался голос в моем шлеме. Я заметил какое-то движение в дверях слева. – Честно говоря, я надеялась, что ты не зайдешь так далеко.
Вспыхнул еще один фонарь, ослепив меня, но я все же различил женский силуэт. Она держала в руке пистолет военного образца – из тех, что могут проделать в стене большую дыру. Я настолько увлекся поисками, что сунул скремблер в карман. Впрочем, он был бессилен против ее пушки.
– Выключи фонарь, – спокойно велела она. – Хорошо. Теперь медленно повернись кругом, не делая резких движений. Ты меня понял?
Она стояла в дверях, в белом скафандре с нашивкой Конфедерации на рукаве. Лица не было видно из-за шлема и яркого света. Оружие она держала в левой руке.
– Да, – ответил я. – Понял.
– Выпрями руки перед собой, чтобы я могла их видеть.
Я подчинился.
– Как долго ты ждала, Тери?
– Достаточно долго.
Мне никак не удавалось как следует ее разглядеть.
– Или лучше называть тебя Агнес?
В радиоканале слышалось ее дыхание.
– Ты уже все выяснил?
– Нет. Я не понимаю, как Мэдди Инглиш могла пойти на убийство. Это ведь ты убила Тальяферро?
Она не ответила.
– Он собирался поговорить с Чейз. Предупредить ее насчет тебя. Я прав?
– Да.
– А Тальяферро собирался рассказать ей, кто он такой на самом деле? И раскрыть всю операцию?
– Он пообещал, что не станет этого делать. Но я не могла ему доверять.
– Слишком велик был риск.
– Да. Мы могли потерять все. – Она шагнула в комнату. – Но тебе все равно не понять, о чем я говорю.
– А ты проверь.
– Знаешь, Алекс, мне кажется, что я очень хорошо тебя узнала.
– Ты для меня загадка, Мэдди.
– Неудивительно, – грустно улыбнулась она. – Послушай, я не хотела никого убивать.
– Знаю. Поэтому, заложив бомбы, ты предупредила разведку, когда…
– Да, верно. Я пыталась сделать как лучше. И никогда никого не убила бы, если бы могла этого избежать. Особенно Джесса. Но на карту было поставлено слишком многое.
– Что именно, Мэдди?
– Ты знаешь, кем я стала.
– Да. Всегда двадцатипятилетняя. Пожалуй, не так уж и плохо.
– От этого взгляд на многие вещи меняется. – Она долго молчала, затем продолжила: – Пойми меня правильно, Алекс. Я бы не стала колебаться…
– Конечно не стала бы. И все же ты испытала душевную боль, столкнув Тома Даннингера с обрыва на Уоллаба-Пойнте.
– Это был не Том Даннингер. Это был Эд. А может, и нет. Я теперь сама не уверена.
– Что там случилось?
– Я не сталкивала его с обрыва.
– Что случилось, Мэдди?
– Я любила Эда и никогда не причинила бы ему вреда. Никогда.
– Ты его любила? Ты его предала.
– Ты снова говоришь о Даннингере. Это разные люди. В Вальпургисе, когда он был Эдди Криспом, я его любила. И до этого, в Хантингтоне, и раньше, на острове Памяти. Подходящее место – остров Памяти.
– Что с ним случилось?
Я имел в виду – на Уоллаба-Пойнте, но она ответила на другой вопрос:
– Он никогда бы не сдался. Доставленный сюда с «Поляриса», он все равно бы не сдался.
– Не согласился бы прекратить свою работу?
– К тому времени уже было слишком поздно. Он успел провести последнее испытание. С помощью наноботов.
– Ввел их в свой организм?
– Конечно. Как же еще? – Мэдди взмахнула пистолетом, чтобы я вышел на середину комнаты. – Они провели здесь четыре месяца и все это время видели, что он постоянно молодеет. Когда я прилетела сюда на «Бэбкоке», чтобы их забрать, я не поверила своим глазам.
– Он превратился в юношу?
– Ну, не совсем так. Но все равно я бы его не узнала.
– Значит, Боланд реконструировал его личность?
– Да. Чек стер ему память, дал новую личность, нашел работу. Мы наблюдали за ним по очереди, желая убедиться, что с ним все в порядке.
– Но вам ведь приходилось временами перемещать его с места на место, потому что он не старел?
– Да. Он этого не понимал из-за ложных воспоминаний, вживленных Боландом. Но каждые восемь лет приходилось делать все заново: отнимать у него память, превращая его в другого человека.
– До чего жестоко. Тебе так не кажется?
Фонарик дрогнул.
– Мы его убивали, снова и снова. В этом суть стирания памяти. Твоим телом завладевает другой, а ты исчезаешь навсегда.
– Значит, вы…
– У него бывали проблески воспоминаний о прошлых жизнях. Иногда проявлялся Том Даннингер, иногда – другие. Когда мы жили в Вальпургисе, он переживал уже четвертое воплощение. Проблески случались все чаще. Я убеждала Боланда забрать его в Мортон-колледж, поселить вместе с другими нестареющими и дать ему постоянную личность. Но Даннингер так или иначе давал о себе знать, все чаще и чаще. Боланд отказался. Постоянная личность, по его словам, рано или поздно восстановила бы Даннингера.
– Итак, приемлемого решения не было, – сказала я.
– Не было.
– И ты решила столкнуть его с обрыва на Уоллаба-Пойнте.
– Нет. Я уже говорила, что не делала этого. И никогда бы не сделала. Я его любила. Мы часто поднимались туда летними вечерами. Там было здорово, все вокруг казалось каким-то нереальным. Эд был хорошим, веселым парнем, хотя порой грустил, – казалось, он и сам не знал почему. Но он любил меня. Его собирались отправить на новое место, сменив личность. В Вальпургисе он уже стал привлекать внимание. После каждой процедуры нам приходилось начинать все сначала – он не помнил, кто я такая. Меня это тоже убивало. В тот вечер я решила, что все расскажу, уговорю его присоединиться к нам, выложу всю правду. Господи, как я могла оказаться такой дурой? Как раз в этот момент, на обрыве, в нем проснулся Даннингер. Глазами Эда на меня смотрел Даннингер, знавший все обо мне – и о себе. Он меня ненавидел. Боже, как он меня ненавидел! Но, похоже, он забыл, где мы. Он зарычал, толкнул меня и повернулся, чтобы уйти, но тут споткнулся о камень, или о корень, или обо что-то еще. – Голос стал надрывным. – Он потерял равновесие. – Мэдди замолчала и долго стояла не шевелясь. – Я видела, как он падает с обрыва, но не двинулась с места, чтобы ему помочь.
– Мне очень жаль, Мэдди.
– Угу. Мне тоже. Нам всем очень жаль.
Интересно, подумал я, текут ли сейчас по ее щекам слезы? Похоже на то. Слезы в скафандре – серьезная проблема.
– Однажды, – сказала она, – он встретил другую женщину. В Хантингтоне. И женился на ней.
Ствол ее пистолета опустился на несколько градусов. У меня промелькнула мысль, что все закончилось, что Мэдди поняла, кем она стала. Но когда я шагнул к ней, ствол снова поднялся. Я подумал, не броситься ли на нее, пока она предается воспоминаниям; но ствол даже не дрогнул.
Я спросил, что случилось с той, другой женой.
– Жасмин. Кому, черт побери, пришло в голову назвать свою дочь Жасмин? – Она тяжело дышала. – Она не нравилась ему, и брак распался.
– Что произошло?
– Однажды ночью мы с Чеком попросту его похитили. Жасмин так и не узнала, что случилось на самом деле. Сегодня муж еще с ней, а на другой день исчезает.
Дуло казалось очень большим.
«Не давай ей замолчать», – сказал я сам себе.
– Почему у него возникали проблески воспоминаний? Я думал, смена личности – это навсегда.
