В альтернативном экипаже оружие имелось только у Прозорова: его личный табельный излучатель был прописан в чипе удостоверения личности. Ну а прочие, отправляясь на Луну, любимые игрушки оставили дома.
Но Лу вел себя как–то странно. Тину показалось, что у Брэндона есть оружие, хотя непонятно – где. И он готовится выхватить его.
Что Лу может сделать, против двадцати наведенных стволов?
Боже, какое безумие, с отчаянием подумал Ники. И на что мы рассчитывали… Ведь говорила мне мама… И папа мне говорил…
Стоя с поднятыми руками, он взглянул на Хонду Мэй. Ее руки тоже были подняты.
Мэй отрицательно покачала головой. И Ники понял, что охранники включили индивидуальные поясные генераторы защиты, увы, делающие гипнотическое воздействие просто невозможным.
– Оружие на пол! – скомандовал офицер, вынимая излучатель. – Или через три секунды мы будем стрелять!
Вперед шагнули пятеро солдат, начать обыск.
Напряжение возросло до предела. Разрядиться оно могло самым неприятным образом. Прозоров, наблюдавший это со стороны, подался вперед. Его лицо стало заметно светлее.
Лу Брэндон ощущал дискомфорт, вероятно, из–за того, что не сможет прикрыть всех. Кажется, он решил не подчиниться.
Да, стрелок не отдаст свое оружие.
Мэй тоже почувствовала это.
В ее черных глазах Ники увидел печаль и нежность. Она смотрела на Тина, прощаясь. Сейчас они – умрут.
И ни малейшего укора…
«Простите меня все! – подумал Ники. – Все, все, сколько вас есть, все меня простите!!!»
Время замедлилось, как и бывает в таких случаях. Секунды растянулись до бесконечности. Обострились чувства. Тин слышал, как урчит в животе у одного из солдат.
А что остальные горе–нарушители?
Писатель съежился. Интересно, каково это, уходить из жизни второй раз?
Зоран Чолич отрешенно смотрел на происходящее, с лицом, похожим на кусок обожженного солнцем, изрытого дождями и ветром камня. Итальянец погрустнел. Судя по влажным глазам, готов расплакаться. Ему жаль уходить из жизни. Он смотрел на офицера так – словно что–то хотел ему сказать.
А Тину было жаль Мэй.
Заслонить бы ее хрупкое тело… Но как, если стволы – с трех сторон?
Ну и себя жаль немножко, чего уж там. Какой репортер умирает…
И менять что–либо – уже поздно.
Оранжевая молния сверкнула перед его глазами.
Если это выстрел, то почему Тин жив?
Ники взглянул на Мэй.
Но девушка смотрела в другую сторону.
Между беглецами и охраной возникла худенькая фигурка в длинном оранжевом хитоне. Влетела в круг, растолкав огромных солдат.
Подняла тоненькую руку в останавливающем жесте.
И поза, и жест были очень величественны, даже властны. Тин не сразу понял, что перед ними – девочка–подросток.
– Мы против насилия, в любых формах! – провозгласила девочка высоким голоском, от которого у Ники зазвенело в ушах. – Отныне эти люди находятся под моей защитой!
– Перед вами Гуин де Энт, инфанта из звездной системы Энтойи! – громко, для всех, пояснил Чолич. – Принадлежит к правящему дому Энтов.
Подоспели охранники девочки, а также люди из ее свиты, одетые в оранжевые тоги. Наверняка рядовые граждане одеты попроще. Окружили, встали живым щитом. Ох и трудно им с такой шустрой. Не уследишь.
– Но это нарушители! – попробовал возразить растерянный офицер. – Они без допуска проникли на…
– Вы хотите развязать войну с Энтойей? – оборвала его представительница дома Энтов.
Дежурный офицер был окончательно сбит с толку.
Свита, все эти пожилые дипломаты, земные и не земные, начали убеждать его, что лучше уступить, не связываться… Юная сумасбродка может такого натворить, что потом обе звездные системы за год не расхлебают. В смысле – за световой год… У Солнечной системы не так уж много союзников. Не стоит проявлять нервозность и упорство из–за такой мелочи, как шестеро туристов с Земли, оказавшихся, разумеется, по ошибке, в военной зоне космопорта…
А Гуин продолжала чудить.
– Я воспользуюсь правом личного пространства! – пригрозила она. – Объявляю этот зал – территорией имперского иммунитета! Немедленно покиньте его! Безо всяких объяснений и проволочек!
Молодой офицер слышал подобную терминологию впервые. Но о системе Энтойи знали даже ученики первых классов.
Офицер хотел сделать карьеру. Он не хотел скандала, тем более – на дипломатическом уровне. В том же духе с ним говорили седовласые, холеные патриции. И он благоразумно отступил. Смущенно пряча глаза, отдал приказ солдатам построиться в шеренгу, развернуться и следовать к месту несения караульной службы.
Нарушителей – подчеркнуто игнорировал.
Всех препроводили в апартаменты, предназначенные для важных персон.
А потом начались переговоры.
И протекали они довольно бурно. От лица беглецов выступал Зоран Чолич. И дипломатам, и патрициям он как–то был симпатичнее: знал все их церемонии, правила, этикет, да и выглядел солидно.
Тем временем инфанта весело болтала с Мэй. Наболтавшись, Гуин заявила следующее:
– Людей, взятых мной под свое покровительство, я объявляю гостями правящего дома Энтойи. А чтобы они и чувствовали себя как дома, я намерена лететь вместе с ними, на земном корабле. «Подкова» меня устроит.
Детали она, конечно же, не удостоила внимания.
Изложив свою августейшую волю, Гуин вернулась к разговору с Мэй.
Дипломаты обеих сторон застыли с открытыми ртами. Пока они формировали комиссию и лихорадочно искали выход, Мэй тихонько намекнула девочке, что было бы желательно включить в компанию одного молодого, перспективного капитана.
Дело осложнялось тем, что «Подкова» – боевой и, помимо всего прочего, – экспериментальный корабль. Но девочка настаивала. Требовала, чтобы ей на блюдечке преподнесли именно эту игрушку.
Часа через два забрезжил выход.
После напряженных консультаций стороны договорились о том, что инфанта может арендовать земной корабль, даже военный, – согласно межсистемному праву.
Взмокшие представители вооруженных сил Земли упирались, они твердили, что «Подкова» не прошла ходовые испытания. Кроме того, в ее конструкции использованы секретные разработки.
Указание на секретность Гуин расценила как весьма недружественный акт, недопустимый в отношениях двух систем, между прочим, связанных договором о сотрудничестве в военной сфере. Она потребовала составить ноту.
Земные генералы перепугались.
