Беннетт понял, что человеческая жизнь — это своего рода аберрация. Он ощущал себя каплей воды, выплеснувшейся из океана, которая неизбежно должна вернуться в лоно родной стихии. Жизнь — это цепь мучительных испытаний, и пройти их нужно для того, чтобы по-настоящему понять величие вселенской сущности. И когда человек, бывший Беннеттом, понял это, ему дано было почувствовать, что значит быть частью единого целого. Это чувство, как он подумал позже, схоже со священным трепетом любви, только гораздо сильнее. Он чувствовал себя любимым, понятым и понимающим — и его охватило блаженное ощущение праведности бытия.
Тут элой убрал руку с его головы, и Беннетт потерял сознание.
Задолго до того как Беннетт очнулся, он все пытался вспомнить это чувство приобщения к вечности, постижения истины. Но словно сон, ускользающий из памяти при пробуждении, это ощущение невозможно было удержать. Беннетт осознавал, что его тело ходит и дышит, но самый факт его физического существования казался таким отдаленным и несущественным, что не имел ни малейшего значения.
Когда он полностью пришел в себя и открыл глаза, он был уже не в зале возрождения. Его ослепила сияющая белизна, и до костей пронзил холодный ветер, который, казалось, выдувал из него всю душу. Беннетт почувствовал, что кто-то стоит рядом, поддерживая его.
— Сита?
Она взглянула на него:
— Мы почти пришли.
— Куда? — с трудом выдавил Беннетт.
Сита показала вперед.
В снежном буране маячил серебристый каплеобразный силуэт «кобры».
Беннетт потряс головой: — Что случилось, Сита? Последнее, что я помню… — В памяти у Беннетта всплыл мучительно дразнящий образ прасущности, в которую возвращаются все живые существа, окончив свой жизненный путь. — Почему я не остался с Маком и Тен Ли? Элои должны были позволить мне присоединиться к ним.
Сита молча потянула его за собой. Беннетт был не в состоянии с ней спорить. Он пошел сквозь снежные заносы, спотыкаясь и чуть не падая на каждом шагу. Грациозная индуска держала его за руку. Они вместе брели по сияющей снежной пустыне. Мороз щипал Беннетту щеки, обжитая студеным холодом немеющее лицо.
Они добрались до корабля и поднялись по трапу, чуть не бегом бросившись в теплую и уютную кабину управления.
Беннетт без сил рухнул я пилотское кресло. Сита сняла куртку и села на пол, прислонившись спиной к переборке. Лицо ее раскраснелось, а громадные карие глаза сияли, словно драгоценные камни.
— Что все-таки случилось, Сита?
— Ты не захотел там остаться, — ответила она. Беннетт увидел, что она плачет. Он не понимал почему.
— Ты разве не помнишь? Ты сказал, что это действительно чудо, но ты к нему не готов. И еще ты сказал, что сможешь совершить это путешествие позже. Беннетт покачал головой:
— Долго я там пробыл?
— Инопланетянин коснулся твоей головы всего секунд на десять, не больше.
Беннетт поразился тому, как много он испытал за эти десять секунд. Он вспомнил, что Маккендрик с Тен Ли решили пройти церемонию до конца. Какие чудеса увидели они, когда элои все вместе касались их руками? Какие откровения им дано было пережить?
— А я не захотел пройти церемонию до конца?
— Нет, — сказала Сита. — Ты рассказал мне, что пережил за эти десять секунд, но, по твоим словам, тебе захотелось вернуться на корабль. Ты сказал, что хочешь пожить еще… Ты не готов отказаться от этой жизни. А потом мы часов десять или двенадцать карабкались по горам.
Беннетт смахнул с лица растаявший снег.
— А ты… ты тоже познала истину? Сита покачала головой:
— Нет. — Ее прекрасные руки грациозно изобразили жест, выражавший сомнения и настороженность. — Я тоже хочу еще пожить перед смертью. Мы теперь знаем, что нас ждет, Джош. У нас есть время, чтобы воссоединиться с сущим. А сейчас я хочу быть только самой собой.
Она нежно коснулась его руки.
Беннетт смотрел в иллюминатор на грандиозный шар Заутрени, всходящей над вершинами гор. Он ощутил прилив любви, чем-то похожий на то чувство, что охватило его при встрече с вечностью, и сам удивился своему решению, несомненно, подсознательному, отказаться от пути элоев.
Часть его «я» жаждала только одного: вернуться в храм, присоединиться к Маккендрику, Тен Ли и прочим и посвятить себя познанию истины, к которой он прикоснулся в зале возрождений.
Но быть может, это желание было лишь бегством от страданий и эмоций, составляющих неотъемлемую часть человеческого бытия?
Беннетт помог Сите подняться на ноги и пристегнул ее в кресле второго пилота.
Скоро Обетованная и ее тайна станут известны всей системе Экспансии. Скоро сюда прилетят корабли Маккендрика и ученые, которые преобразят планету — и одновременно преобразятся сами. Все живые существа системы Экспансии станут отныне другими.
Сита, должно быть, прочла его мысли.
— Теперь все будет иначе, — сказала она. — Все изменится.
Беннетт заглянул в свою душу и узрел истину.
— К лучшему, — откликнулся он. — Все изменится к лучшему.
Сита улыбнулась, глядя на Заутреню:
— И что теперь?
Беннетт придвинул к себе панель управления и начал включать одну систему за другой:
— Мы вернемся в долину повстанцев и будем ждать корабль Маккендрика.
Сита с улыбкой повернулась к нему:
— А потом?
Потом? Беннетт посмотрел на Ситу.
— Всем, кто прилетит сюда, понадобятся проводники, — сказал он. — Люди, которые смогут провести вновь прибывших в храм элоев и в зал второго рождения. Мы знаем путь, Сита. Мы сможем их отвести.
Беннетт поднял «кобру» в воздух, развернул легонько вдоль оси и полетел над горным ущельем к убежищу повстанцев.
Лист бетеля, в который завернуты различные ингредиенты, способствующие пищеварению.
Агиография — неправдоподобное, напыщенное жизнеописание. — Примеч. ред.
