произнес голос, и я перестала дышать. – Ты мне башку раскроила…
– Бьёрн?.. – вымолвила я, не смея поверить в происходящее.
– Да, – хрипло рассмеялся он. – Снова приперся без приглашения.
Я зарыдала и повалила его обратно в грязь.
– Прости, прости… Я думала, это злодей… я перепутала… родной мой, хороший… любимый мой!
Он не дал мне сказать больше ни слова, обхватил ладонями щеки – и поцеловал. Губы его были горячими и влажными – вкус дождя и крови. Господи, как же мне хотелось позабыть время и остаться во мраке навсегда! Пусть холод, пусть больно, зато мы вместе и чувствуем друг друга. Бьёрн целовал меня так жадно и поспешно, что я дышать не смела. А когда закружилась голова, он обхватил меня руками и ногами, и мы остались сидеть в луже. Я не шевелилась. Так во сне бывает – одно движение, и проснешься.
– Я тебя люблю, Тая, – прошептал он, мягко целуя меня в ухо. – Люблю. Так долго хотел это сказать без боязни потерять.
– И я тебя люблю, – прошептала я. – Но еще секунда – и проснусь. Все так реально, но как будто выдумано.
– Малышка, во сне грязь не такая липкая и пахучая.
– Не знаю, – отозвалась я, и тронула его лицо, пытаясь понять, может ли сон быть таким четким и осознанным. – Бьёрн, боже мой! Да я и правда тебя ранила! И мы валяемся в грязи?.. Быстро, в дом!
Сладостная греза была удивительно стойкой, никак не хотела сдаваться. Ливень, тьма и его горячая рука. Противная жижа в волосах. Стойкий аромат осени… Мы подошли к веранде, и Бьёрн опустил сумку на крыльцо.
– Весь дом перепачкаю.
– Ничего. Сейчас главное помыться и твою рану посмотреть. Это еще хорошо, что я пистолет не взяла.
Мужчина понимающе хмыкнул. Он, в отличие от Муна, прекрасно знал, что лежит у меня в кладовке, даже посоветовал ружье повесить на стену. Именно благодаря ему я в тот день смогла быстро вооружиться, так бы сто лет искала по разным закромам патроны и стволы…
Дом встретил нас тишиной. Бьёрн не подошел к детской кровати, и вообще вел себя неуверенно, почти робко. Я за руку отвела мужчину в ванную и включила нагреватель.
– Бьёрн.
– Тая.
Он сильно изменился. Теперь волосы были острижены коротко, щеки впали, выглядывающие из-под манжет запястья выдавали худобу. Форма по-прежнему сидела на нем отлично, но нельзя было не заметить, как сильно он истощен. Я жадно вглядывалась в его лицо, очищая глубокую ссадину и обрабатывая ее. Потом надежно залепила широким пластырем – и меня как отпустило. Реальность нахлынула горячей волной, взбудоражила замершее тело. Я схватила Бьёрна за руку.
– Ты здесь, ты с нами! Как? Почему? Надолго?!
Он коснулся моей груди ладонью.
– Я здесь, Тая. Я живу в тебе. Не бойся моих слов. Знаю, звучит это жутковато, но я пытаюсь объяснить и туплю… – он выдохнул, и мы потянулись друг к другу, чтобы крепко обняться, сплести пальцы и замереть. – Я смог победить благодаря Халли. Он помог, подсказал, как. Я вернулся, потому что не могу без тебя – вернулся навсегда.
– Правда?
– Да, – прошептал он, целуя меня в чумазую щеку. – И это не сон. Я бы сам в такое не поверил, но всё – реальность…
– Ты расскажешь?
– Конечно, но не обо всем сразу.
За стенами заплакал ребенок, и Бьёрн недоуменно нахмурился.
– Это не Любима.
– Луни-Люк, сынок Ариэль и Муна.
– О! – он рассмеялся тихим и радостным смехом. – А что еще произошло хорошего? Я так тосковал по добрым новостям!
Мы начали друг друга раздевать, и я болтала без умолку, чувствуя, как таю от блаженства снова чувствовать его руки. Теплая вода коснулась плеч, Бьёрн прижал меня к стене и поцеловал. Мы оба знали, что идем не просто мыться, а снова узнавать друг друга, вспоминать глубокое чувство удовлетворенности. Было мало просто целоваться. Не хватало одних только прикосновений. Мне казалось, что стены ванной рухнут от нашего напора, и неистовое счастье туманом ложилось на запотевшее зеркало.
Я жалела, что не могу кричать. Беспощадный, нетерпеливый, Бьёрн так сладостно длил любовную пытку, что впору было от наслаждения сойти с ума. Такими сны точно не бывают! Я обвила его за пояс ногами, крепко обхватила за плечи. Только бы это не кончалось подольше. Страсть разрушает мрак души, и, если она рождена не только желанием, но и любовью, ей под силу справиться с любой болью.
– Еще, – шептала я, целуя его лицо.
– Да, – отвечал Бьёрн на выдохе.
Мы едва не свалились, и рассмеялись, когда сверху шлепнулся душ. Бьёрн бережно опустил меня в ванную – там хватало места, чтобы удобно устроиться и продолжать ласки. В его глазах я видела столько нерастраченной нежности, трепетности, теплоты, но жила в глубине фиолетовой чащи и пугающая яростная ненасытность. Бьёрн мог укусить – пусть безболезненно, но чувствительно, порождая в теле дрожащий отклик. Мог языком нежно пройтись по моему животу, склониться ниже и подарить тягучее, великолепное блаженство. А я могла ответить ему тем же голодом, поцеловать, подразнить, заставить забыться.
Мы могли и уснуть прямо в ванной, но все же помылись и, не разнимая рук, вернулись в комнату.
– Значит, она в порядке? – прошептал Бьёрн.
– Посмотри на нее.
– Не могу. Вдруг проснется? Страшный я стал. Она не узнает, напугается…
– Она крепко спит.
– По правде говоря, мне очень хочется взглянуть, но…
Я потянула мужчину вперед, и чувствовала, как гулко и взволнованно бьется его сердце. Пульс был так силен, что ощущался через пальцы.
– Неужели?.. – он сглотнул и закрыл лицо рукой. – Она… Она такая… Чудесная. И большая. Красавица.
– Вся в тебя.
Любима заерзала, и мы поспешно отошли.
– Утро вечера мудренее. Не переживай, все будет замечательно! Любимка смотрит на тебя каждый вечер перед сном, она узнает. Конечно, ты изменился…
– О, да. Шесть месяцев на Загразуазе даром не проходят.
– Где?
– Я расскажу потом, Тая. Не ночной разговор. Мне можно лечь с тобой?
– Неужели думаешь, что я отпущу тебя?
– Нет, но если бы вы с дочкой спали вместе, я бы лег спать возле двери, только бы знать, что вы в безопасности.
– Безопасность, – прошептала я,
