Он оцепенел.
— Бог-Император запрещает это!
— Но я уже здесь, — она сделала два шага вперед, платье облегало ее красивое тело.
— Хви… — У Айдахо пересохло во рту. — Тебе лучше уйти.
— Это мудрый, но не самый лучший выход.
— Если он узнает, что ты была здесь…
— Я не могу просто так взять и уйти, — сказала она, снова подняв руку и запрещая ему говорить. — Меня воспитывали и учили ради одной определенной цели.
От этих слов холодок пробежал по спине Айдахо. Он понял, что надо соблюдать осторожность.
— Для какой же? — спросил он.
— Для того, чтобы вредить Богу-Императору, и он это хорошо знает. Он не изменит своего отношения ко мне.
— Не изменю его и я.
Она сделала еще один шаг по направлению к нему. Он ощутил молочное тепло ее груди.
— Меня очень хорошо сделали, — сказала она. — Я создана специально для того, чтобы ублажать Атрейдесов. Лето же говорит, что Дункан больше Атрейдес, чем многие из тех, кто носит это имя.
— Лето?
— Как еще прикажешь мне называть моего будущего мужа?
Произнося эти слова, Хви подошла еще ближе к Айдахо. Они потянулись друг к другу, словно разноименные полюса магнита. Хви приникла к его мундиру щекой, обвила руками, ощупывая железные мышцы. Айдахо же, прижав подбородок к ее волосам, вдыхал мускусный запах ее тела.
— Это безумие, — прошептал он.
— Да.
Он поднял ее подбородок и поцеловал в губы.
Она же изо всех сил прижалась к нему.
Они оба понимали, чем все это кончится. Она не сопротивлялась, когда он поднял ее и понес в спальню.
Айдахо заговорил только один раз.
— Ты не девственница.
— Ты тоже, мой любимый.
— Любимый, — прошептал он. — Любимый, любимый, любимый…
— Да… да!
Когда все закончилось, Хви вытянулась на постели в сладкой истоме, подложив руки под голову. Айдахо сидел на кровати спиной к ней и смотрел в окно.
— Кто были твои предыдущие любовники? — спросил он.
Она приподнялась на локте.
— У меня не было других любовников.
— Но… — он обернулся и внимательно посмотрел на нее.
— Когда мне не было еще и двадцати, нашелся один мальчик, который думал, что не может без меня жить. Потом мне было очень стыдно. — Она улыбнулась. — Какой я была доверчивой! Мне казалось, что я не смогу оправдать надежд людей, которые создали меня. Но они обо всем узнали и были очень довольны. Мне кажется, меня просто проверили.
Айдахо нахмурился.
— Со мной то же самое? Ты пришла, потому что нужна мне?
— Нет, Дункан. — У Хви был очень серьезный вид. — Мы дарили радость друг другу, потому что это была любовь.
— Любовь, — повторил Айдахо, и в голосе его прозвучала горечь.
— Мой дядя Малки говорил, что любовь — это плохая сделка, потому что нет никаких гарантий.
— Твой дядя Малки был мудрым человеком.
— Он глупец! Любовь не нуждается в гарантиях.
Саркастическая улыбка тронула губы Айдахо.
Она ласково улыбнулась ему.
— Любовь отличается тем, что ты даришь радость и не заботишься о последствиях.
Он кивнул.
— Я думаю только о том, что ты можешь оказаться в большой опасности.
— Что сделано, то сделано.
— Что мы будем делать?
— Мы будем радоваться, пока живем.
— Это звучит, как окончательный приговор.
— Это и есть приговор.
— Но мы будем видеться каждый…
— Так, как сегодня, мы больше не увидимся.
— Хви! — он бросился к ней и приник лицом к ее груди.
Она погладила его по волосам.
Голос его зазвучал глухо, когда он спросил:
— Что, если я…
— Тихо! Если суждено быть ребенку, то будет ребенок.
Айдахо поднял голову.
— Но тогда он точно обо всем узнает.
— Он все узнает в любом случае.
— Откуда?
— Я скажу ему.
Айдахо отпрянул и. выпрямившись, сел. Во взгляде его выразилась смесь недоумения и гнева.
— Я должна это сделать.
— Если он набросится на тебя… Хви я слышал много историй. Ты можешь подвергнуться страшной опасности.
— Нет. У меня есть потребности, и он это знает. Он не причинит вреда никому из нас.
— Но он…
— Он не уничтожит меня. Он знает, что если он причинит вред тебе, то тем самым уничтожит меня.
— Как ты можешь выйти за него замуж?
— Дорогой Дункан, неужели ты не видишь, что я нужна ему больше, чем даже тебе?
— Но он же не может… Я хочу сказать, что это невероятно, чтобы ты…
— Я не смогу получать с Лето ту радость, которую получаю с тобой. Для него это невозможно. Он признался мне в этом.
— Но почему тогда он не может… Если, он действительно тебя любит…
— У него гораздо более широкие планы и потребности. — Она взяла обеими руками правую руку Айдахо. — Я поняла это сразу как только стала к нему присматриваться. Его потребности гораздо глубже наших с тобой.
— Что это за планы и какие потребности?
— Спроси у него сам.
— Но ты их знаешь?
— Да.
— То есть ты веришь в эти истории о…
— В нем очень много честности и доброты. Это подтверждает и моя реакция на него. Мои иксианские хозяева вложили в меня некое вещество, которого оказалось слишком много, а оно открывает мне больше, чем они рассчитывали.
— Так ты веришь ему? — обвиняющим тоном воскликнул Айдахо и попытался вырвать руку.
— Если ты пойдешь к нему, Дункан, и…
— Он никогда больше не увидит меня!
— Увидит.
Она поднесла ко рту его руку и поцеловала его пальцы.
— Я заложник, — проговорил Айдахо. — Ты наполнила меня страхом за нас обоих…
— Я никогда не думала, что служить Богу легко, — сказала она. — Но я не могла даже предположить, что это настолько тяжко.
Моя память обладает весьма любопытным свойством, которым, как я надеюсь, могут обладать и другие. Меня постоянно изумляло, с каким старанием люди отгораживаются от своей предковой памяти, защищая себя толстой стеной мифов. О, я не жду, конечно, что они станут искать переживаний каждого момента в жизни своих предков, как это происходит со мной. Я могу понять их упорное нежелание вникать в мелкие подробности жизни предшественников. У вас есть веские основания опасаться, что настоящая жизнь станет беднее, если ее заслонит живое воспоминание о прошлом. Однако значение настоящего скрывается в смысле прошлого. Мы несем с собой всех наших предков с их радостями, переживаниями, горестями, муками и свершениями, словно живую волну. В этой памяти нет ничего лишнего и бессмысленного. Каждая мелочь оказывает воздействие на настоящее, и так будет до тех пор, пока будет жить человечество. Вокруг нас сияющая бесконечность, тот Золотой Путь непреходящего, которому мы приносим свою, пусть незначительную, но вдохновенную верность.
