«Я добрался домой. Я не встретился с патрулем, не попался
под горячую руку пьяным малолеткам. У меня есть полсотни кредитов, пара сигарет и пакет с едой. Бывало и хуже... Сейчас вскипячу чайник, поужинаю... Завалюсь спать. В выходные
побездельничаю — надо же когда-то отдыхать. А в понедельник пойду на биржу, авось хоть какая временная работа да подвернется. На Георге свет клином не сошелся. Может, оно и
к лучшему... Мне кровь из носу нужно куда-нибудь оформиться, иначе карточек на следующий квартал не дадут. А с этой уборкой с восьми до одиннадцати утра никуда не приткнешься».
Убеждения подействовали. Боль в боку утихла. Александр поднялся с коврика, не разуваясь, прошел к кухонной нише, поставил чайник на плиту, снял мокрую куртку и начал
увлеченно копаться в пакете. Подсохшие булочки, пара сосисок, вялый огурец, кусок чего-то жареного — эх, рыба...
— Грех жаловаться! — одернул он себя. — Если не найду работу, придется пшено жевать. Без маргарина.
Чайник тихонько засвистел. Повинуясь сигналу, Саша стал выполнять полуночную программу: выложил ужин на тарелку,
отнес ее в комнату, заварил пакетик травяного чая, пристроил чайничек на табуретку возле кровати и замотал в старый свитер.
Ужинать на откидном столике между кухонной плитой и дверью душа ему не нравилось, и он позволял себе затаскивать тарелку в постель. Ругаться из-за крошек не с кем — сам накрошил, сам бока и почесываешь... Зато какое удовольствие валяться,
слушать мурлычущий музыкой радиоприемник, прихлебывать
кисловатый чай и знать, что ужасы бараков, нары и кормежка баландой по расписанию давно позади.
Он уже полгода наслаждался обретенным одиночеством и смаковал его, как дегустатор хорошее вино. Но сегодня в доме витала неуловимая нотка тревоги. Снимая с кровати потрепанное одеяло, Саша вновь почувствовал гнетущий взгляд. Он развернулся, посмотрел в окно, «занавешенное» двумя газетными листами, ничего не увидел — темнота, да отражение лампочки — и задумался. Теоретически за окном мог стоять кто угодно. Лестница, ведущая к его двери, заканчивалась
хлипкой деревянной верандой, которую в теплое время года заплетал дикий виноград. Для того чтобы проверить, нет ли на ней незваных гостей, надо просто отпереть замок и выглянуть наружу. Но что делать, если там кто-нибудь обнаружится?
За окном явственно скрипнула доска. Александр метнулся к выключателю, погасил лампочку и замер, всматриваясь в мутное стекло.
«Мелькнуло? Точно что-то мелькнуло... Достаточно высоко...
Может быть, кошка бродит по перилам? Выйти? Отсидеться с выключенным светом? Понаблюдать хотя бы десять минут, и черт с ним, с требующим ужина желудком и остывающим чаем…»
Стук в дверь хлестнул по нервам, заставляя его съежиться и прислониться к стене — ноги стали ватными. Сердце бешено заколотилось, разгоняя кровь и отдаваясь эхом в оглохших ушах.
Он страшился даже не визита патрульных — на кой черт бы им ломать ноги, добираясь до его квартиры? Проще выслеживать нарушителей режима, не покидая теплого салона машины... Да и вообще, ночных визитов кеннорийская охранка не практиковала.
Арестовывать предпочитали среди бела дня, желательно при скоплении народа. Чтобы видели и боялись.
Куда больше его нервировал возможный визит местных подпольщиков. Как откажешь в просьбе переночевать человеку, которого застиг на улице комендантский час? Не выгонишь же в темноту, под фары патрульных машин? И не отговоришься
неопределенным: «У меня уже гости...». Сам виноват, не надо было принимать помощь Макса, когда потерял карточки. А теперь обязан, а теперь — помоги... Втянут же в неприятности, как пить дать втянут!
Стук повторился. Понимая, что горевший и погасший свет
выдал его с головой, Александр побрел к двери. На вопрос: «Кто
там?» никто не отозвался. Этого и следовало ожидать. Макс и
его друзья плохо понимали правила конспирации и распускали
языки только тогда, когда этого не требовалось.
«Кучка сопляков и героичный Макс, которому они в рот
заглядывают... — с раздражением подумал Саша. Раздражение
усилилось оттого, что замок снова заело. — Черт, не отпирается!
Смазать бы его машинным маслом. Но масло надо купить. А
жаль тратить бесценные кредиты на такую дрянь...»
Он распахнул дверь, позволяя тусклому свету прихожей упасть на гостя. Полумрак придал лицу кеннорийского мага мягкость, превратил из античной статуи в таинственное
лесное божество — чуть растрепанное, мокрое, загадочно улыбающееся...
«Пьяный!» — догадался Александр, улавливая запах коньяка,
и машинально отодвинулся на шаг, чтобы сохранить дистанцию.
Кеннориец счел это приглашением и вошел в прихожую, отчего в ней сразу стало слишком тесно. Они оба были слишком высоки и широкоплечи, чтобы свободно разместиться в маленькой клетушке, и Саша еще раз отступил — практически спрятавшись в комнату. Маг поставил на пол объемистый пакет с логотипом единственного в городе круглосуточного супермаркета, бегло осмотрел квартиру, убеждаясь, что в ней больше никого нет, и вновь уставился на Сашу, внимательно изучая его физиономию.
Несколько тягучих молчаливых секунд — и в вишневых глазах с бездонными зрачками появилось странное, жадное выражение. Маг протянул руку, коснулся Сашиной щеки,
очер тил нижние ресницы, проследил контур брови. Пальцы оказались холодными и мокрыми, но неконтролируемую дрожь тела вызвало не это. Александр разгадал значение шальных золотистых искорок, заплясавших в вишневой черноте очей.
Похоть. О возбуждении свидетельствовал шумный выдох, тре пещущие крылья точеного носа и чуть прикушенная нижняя губа.
«Святые угодники, уберите его куда-нибудь! — взмолился
Саша, прижимаясь лопатками к дверному косяку. — Пусть у него
зазвонит телефон и его срочно вызовут по важному делу! Или
ревнивый муж заинтересуется, где проводит вечер его законный партнер! Хотя... Вот черт!».
Он успел заметить блеск обручального кольца, но только сейчас разглядел, что маг носит на левой руке сразу два тонких гладких ободка.
«Вдовец... Черт, черт! С какой стати он на меня запал? Я же страшный, как леший из детской сказки...»
Александр не кривил душой. Он сравнивал свое нынешнее отражение в зеркале с воспоминаниями и не находил в себе ничего привлекательного: осунувшееся лицо, синяки под глазами, отросшие пепельно-русые волосы, закрывающие лоб и
уши неряшливыми прядками. Он искренне не понимал, чем
заинтересовал красивого холеного самца, определенно не испытывавшего недостатка в деньгах для похода в бордель. Да и соотечественники наверняка не обделяли мага вниманием...
Впрочем, какие бы причины не подтолкнули кеннорийца
к слежке и полуночному визиту, ясно было одно: Сашу он поимеет, не спрашивая согласия. И это унижение надо встретить если не улыбчиво, то хотя бы покорно. Потом отлежаться денек, уговорить себя, что ничего страшного не произошло, и окунуться в круговерть повседневных забот, которые вытеснят пережитое из головы. А если раздразнить насильника сопротивлением, можно и жизни лишиться... Или заработать лишние мучения. Однажды в лагере он подвернулся под руку распаленному желанием охраннику, и с тех пор дал себе зарок в подобных ситуациях вести себя смирно. Перебороть магические
путы невозможно, а отлежать полчаса и уйти на своих ногах, или провести ночь с дубинкой в заднице — разница значительная.
Маг что-то проговорил на своем родном языке — хрипло, жестко. Непривычное для уха обилие согласных в кеннорийской речи заставляло ежиться и вытягиваться в ожидании приказа: слова звучали как команды. А что он там сказал на самом деле — неизвестно.
