и совершенно пустой центральный зал. Заложники исчезли, словно их никогда и не бывало. И козырной валет, который как считал Немец был у них на руках, обернулся мастной шестеркой.
— Черт… Что же нам дальше то делать? — окончательно растерялся он.
— Я знаю что! — хищно оскалился Крыс, смирно выполнявший все приказания последние часы. — Только тебе же это не понравится. Ты же чистоплюйством занимаешься. Врагов жалеешь. А без этого нам такого ушлого жука не поймать. Нужно немного и запачкаться.
Немец задумчиво посмотрел на него и, наконец, нехотя, явно пересиливая самого себя, согласно кивнул
— Окей. Давай свой план.
— Будем ловить Шишу на живца… Устроим засаду! Там где он будет не готов, а мы готовы.
— Поясни.
— А вон, спортплощадка перед домом. Привяжем к турнику эту еб…тую, а сами займем все окрестные дома с ружьями. Этот, вон тот, что напротив, вон тот слева… И будем ждать.
— И что?
— И всё… Заставим ее поорать, чтоб он пришел, а как появится, просто пристрелим его и все.
— Ты думаешь он не поймет, что тут ловушка?
— Конечно поймет. Но у него особо и выбора не будет. Или лезть в ловушку, или бросать свою девку на смерть… А, судя по всему, он за своих наизнанку вывернется. Так что придет. Никуда не денется.
— Ок, — раздумчиво протянул Немец. — Давай попробуем. Все равно другого плана у нас пока нет.
Как ни странно, но наша ночная авантюра увенчалась полным успехом. Да, не всё прошло гладко, но, в общем и целом, проведенную нами операцию можно считать удачно завершенной. Ребятишки освобождены. Нервы захватчикам потрепали знатно. Об отдыхе же им можно и вовсе позабыть. Вряд ли кто из них этой ночью уснул хоть на минуту.
Пришлось и мне пережить несколько неприятных моментов. Сначала, когда подкравшись с задней двери отпирал её, боясь издать лишний звук. И потом, когда крался по коридору. И после, когда был вынужден проскочить мимо раскрытых дверей в зал дальше по коридору к дверям на лестницу. А уж когда запирал её, все время ожидая, что вот сейчас кто-нибудь спустится сверху… Или этот бритый выйдет из зала… Слава богу, все обошлось!
И ещё неприятно было видеть как рушится то, что с такой старанием обживал в доме. Кабель от генератора я перерубил сам. Топором рубил с таким чувством, будто бы сам себя по руке бью… И потом, когда был вынужден стрелять по выскочившему бритому. И, когда на втором этаже они начали бить наши окна. И когда ответные выстрелы противников дырявили мой любовно сделанный автобус-кинотеатр, за которым я укрылся. Все эти повреждения отдавались во мне тупой внутренней болью. Все же потом чинить и восстанавливать! Нам чинить! Выскочила мысль, что любая война априори — убыточна. И это всегда разруха.
Зато потом, когда подобравшийся Темыч доложил, что Эльба успешно вывела детей из зала, заперев дверь, и можно уже отходить, испытал огромное облегчение. Все время быть на стрессе стало довольно утомительно. И только счастливые мордашки спасенных детишек служили мне утешением и оправданием. Нет! Что бы ни говорили, а я все сделал правильно. Уже привычно подхватив на рук счастливо ревущую Еву я тихонечко ее успокаивал. А к ноге прижалась тихая Маша, снизу вверх заглядывая мне в лицо. Да и все остальные обступили нас с Эльбой галдящим кольцом. Я даже забеспокоился, а достаточно ли мы далеко отошли от дома?
Подступала слабость. Так и хотелось свалиться и уснуть. Ранний подъем. Переполненный неприятными событиями день. Физическая усталость. Кровопотеря. Бессонная ночь. Постоянное неослабевающее нервное напряжение. Все это выматывало и просто требовало отдохнуть. Глаза чуть ли не сами слипались. Но отдыхать было нельзя.
Как выяснилось, в руках врагов всё-таки оставался последний заложник. Малинка. Да что ж за судьба такая у девчонки? Вечно ей больше всех достается. Нужно идти караулить подходящий момент и попробовать ее отбить. Да и вообще — упускать из наблюдения врага, чревато. Мало ли чего ему в голову взбредет? В какую сторону рванет. Нет, надо быть в курсе.
— Эльба, уводи детей. Уводи в СМП. И сама там останься. Охраняй их. Не дело, когда они все без охраны.
— А ты?
— А я еще с этими ублюдками разговор не закончил.
— Что ты собираешься делать?
— Я собираюсь убить их всех, — боже, как пафосно это прозвучало!
— Один? Против шестерых?
— Да.
— Но мы можем помочь тебе! Ведь мы помогли, когда уводили детей. Один бы ты не справился.
— Я справился бы и один. Только это было бы сложнее.
— Почему ты не хочешь, чтоб мы тебе помогали? Ты считаешь, что мы не справимся?
— Вы очень поможете мне если позаботитесь о детишках. Если я буду твердо знать, что им сейчас ничего не угрожает, Я смогу действовать с куда большей свободой.
— Но…
— Эля, — устало перебил я ее. — У меня итак мало сил. Я устал как сволочь. Едва сижу тут. Не заставляй меня тратить эти последние силы, на пустые споры. Я уже всё решил. Выполняйте.
Видно было, что Эльбе есть что сказать в ответ мне, но она с видимым усилием проглотила все свои возражения и лишь коротко кивнув начала собирать детишек с помощью Темыча, мамы Тани и Спицы. Я же встал на подкашивающиеся ноги. Пошатнулся. Погладил по головке прильнувшую ко мне тихую Машу, передал на руки Эльбе уснувшую у меня на руках Еву и, развернувшись, отправился обратно к дому. Моя война еще не закончена.
Я успел в последний момент. Еще бы попрепирался бы с Эльбой подольше и не заметил бы, как весь отряд захватчиков в полном составе прячется в соседнем с детской площадкой (той, что напротив нашего дома) летнем домике. Почему именно там-то? С тем же успехом могли бы и нашем доме оставаться. Расстояние тут до площадки если и меньше, то на саму малость. А то, что центральное место в разворачивающемся действии будет принадлежать именно детской площадке было понятно сразу.
В самом центре площадки примотанная скотчем к столбу турника стояла голая девчонка. Малинка! Ну, с-суки… Ловушку на меня приготовили. И Иришке уготована роль приманки. П…..ы…! Что сказать. Рассчитано все верно. Как только увидел девчонку — меня захлестнула такая волна бешенства, что только неимоверным усилием я заставил себя остаться на месте. Первое реакция, кинуться на помощь — была так сильна, что аж мышцы судорогой сводило. Нельзя! Именно этого они и добиваются.
— Прости меня, девочка, — беззвучно прошептал я сам себе, вытер