Катерина сказала:
— Мы будем всегда ждать вас!
Если не дождуться, подумалось мне, — для них же и хорошо; дождуться — тоже неплохо. Я очень удобной пано, если так посмотреть.
Что касается самого пано, то у меня в кои-то веки появился дом — настоящий дом. Не комната в бараке пополам с престарелой тетей и не виртуальная съемная квартира, а реальное место, где я — полноправный хозяин. И где меня будут ждать.
Становище не стоит на месте, вспомнилось мне. В следующий раз оно вместе с мои шатром, сералем и загоном для скота и коней будет находиться выше или ниже по течению. А то и в горах. Но ничего страшного — понадобиться, я найду этот свой передвижной дом с прислугой, которая никогда не предъявит права на владение.
В ведунократии все же есть свои плюсы.
***
Вечерний ивент в честь нового бро состоялся в нескольких сотнях метров выше по течению от становища, на небольшом аккуратном мысе, далеко выдающемся в водное пространство большой реки. Земля мыса заросла низкой густой травой, наподобие подстриженной газонной, у самой воды протянулась лента мелкой гальки. Длинный пирс, освещенный рядом фонарей со свечами внутри, уходил в темнеющее туманное пространство. Такие же фонари озаряли несколько длинных деревянных столов, накрытых на лужайке. Стемнело, и их рассеянный свет создавал романтическую атмосферу неплохого кафе на реке. Я прикинул, что было бы еще круче, если б столы стояли на площадке, установленной на сваях прямо над водой, но для Отщепенцев это было непрактично. Они же кочевники — на хрена им строить площадки на сваях?
Когда я явился, столы уже ломились от явств в виде жареной баранины, запеченной свинины, разных овощей и даже фруктов. Несмотря на кочевой стиль жизни, Отщепенцы занимались и земледелием, о чем свидетельствовал комбайн, виденный мной в первый день. По всей видимости, становище засевало поля и собирало урожай, а в промежутках между этими действиями перемещалось по округе, перегоняя свои стада. Не совсем они кочевники, стало быть. Они ведут полукочевой-полуоседлый образ жизни.
Советники сидели за отдельным столом, расположенном дальше всего от воды. Наверное, это что-нибудь значило. Что-то вроде того, что уважаемый человек должен быть защищен от мокрой воды и брызг.
Меня усадили между Джеромом и Люцией. Насчет Джерома я не возражал, а вот Люция меня, если честно, напрягала. Чувствовалось в ней стремление к абьюзу…
Застолье началось без долгой раскачки. Никто не опаздывал, отвлекая внимание на себя. Пришли, сели и начали есть без всяких церемоний. Симплы-маглы бегали туда-сюда, разливая напитки и ухаживая, как официанты и сомелье в одном лице.
Джером толкнул короткую речь о новом бро и в завершении поднял бокал. Остальные тоже подняли деревянные кубки. Чокаться здесь не полагалось. Я отпил глоток — сивуха с пряностями — и отставил бокал.
За все время застолья никто и не подумал меня напоить. Отщепенцы реально уважали личные желания соседа по столу и улице. В эпоху буржуев в России, кажется, дела обстояли совершенно иначе. На любом мероприятии с распитием спиртного, на непьющих обязательно наезжали — грубо или тонко, но тем не менее. Непьющий человек в таком обществе воспринимался, как чуждый элемент, полный угрозы и неуважения. Как шпион и мерзкий “зожевец”.
Поганое поле изменило многое к худшему, но немалое и к лучшему.
Все стало проще. И отношения людей друг к другу тоже.
Я все-таки захмелел от крохотного глотка. Расслабился, размечтался и совсем забыл, что в Вечной Сиберии порядки совсем другие. И неизвестно еще, что творится в Республики Росс, какие у них загоны. Простота отношений — это к Отщепенцам. Зря их ругают — наверняка из-за “ведунократии”. Ругают-то те, кто не владеет волшбой. Вот владели бы, запели б иначе.
У Отщепенцев нет дедовщины, никто не пытался на меня наехать и показать, что у него писюн длиннее и толще. И что я — пустое место. Да, стан Отщепенцев — отличное место! Вернусь сюда, пожалуй, после того, как навещу Республику Росс и найду Витьку.
Симплы обслуживали нас по-очереди. Бо́льшая их часть сидела за своими столами по краям мыса. Насколько я разглядел в красноватом свете фонарей, угощений у них было не меньше. Дети бегали везде без разбора на ведунскую или симплую половины. За столом симплов сидела и Кира, но высокого широкоплечего красавца рядом не наблюдалось. И то хорошо.
Люция придвинулась ко мне вплотную и зашептала на самое ухо о том, что после угощения будут магические поединки среди желающих поразмяться. Понятное дело, поединки будут не на полном серьезе. Затем — танцы. Вон, вижу ли я оркестр из барабанщика, флейтиста и гитариста? Да, я видел. А в конце праздника будет купание в реке, чтобы сбить хмель. Вдруг завтра нагрянет враг, а все пьяные?
Я вспомнил, что у симплов готовится такое же купание а ля день Ивана Купала. Что-то мне подсказывало, что купаться здешний люд намерен без купальных костюмов и купание это приведет к последующему демографическому взрыву.
— Вода теплая как молоко, — жарко шептала Люция. За столом становилось шумно, и я бы ничего не услышал, не придвинься викингша ко мне вплотную — и М-стикер между нами не просунешь. — А купаемся мы в чем мать родила… Это так естественно, будто возвращаешься в лоно матушки-природы…
Вопреки ожиданиям нарисованная ею картина меня возбудила. Ярко представилось, как это все будет происходить.
Между тем Люция, тоже, судя по всему, изрядно возбудившись, продолжала нашептывать:
— Если хочешь, займемся любовью прямо в воде… Но сразу скажу: дело это неудобное. В воде лучше поначалу целоваться-миловаться, а уж потом на бережку браться за дело всерьез… Я тебя сама на ручках на берег вынесу и одновременно…
Пока я воображал, как буду выглядеть на руках этой мощной дамы, она в деталях обрисовала, какие еще действия она совершит во время таскания моей тушки. Я подзавис. Сильно сбивало с мысли и то, что Люция, столь агрессивно пристающая к бедному новичку, параллельно с нашептыванием гладила меня по бедру, залезая иногда очень далеко.
Не знаю, чем все закончилось бы — наверное, преждевременным купанием в Танаисе, — если бы не внезапный шум. Со стороны холмов заорали, загикали, в сумраке замельтешили факелы и затопали кони.
На территорию нашего уютного речного кафе ворвался отряд из пяти патрульных. Кажется, один человек бежал за конями на своих двоих, но из-за голов празднующих я не разглядел. Становище не расслаблялось даже в вечер праздника, и патрульные несли службу.
— Советники! — хрипло гаркнул один из них. — К вашему совету явились!
Люция мгновенно потеряла ко мне интерес, подобралась, под кожей вздулись нешуточные мускулы. Разом наступила тишина.
— Что такое? — раздался твердый и со всей определенностью трезвый голос Алевтины. Она, видимо, не пила сивуху. — Враг напал?
— Видать, что и враг! — насмешливо отозвался другой патрульный. Я встречал его раньше только раз и не знал имени. Пока я старался понять, откуда такая неуважительная насмешливость в отношении советников, оказалось, что ирония патрульного направлена на иного адресата. Конный страж дернул за веревку, и из-за корпуса коня выскочил взлохмаченный, грязный и окровавленный человек с обгоревшей половиной лица. — Шпионил за станом! Крутился на коне в округе, позже за холмы ушел и костер развел на ночь. Тут мы его и прихватили. Дружка его навсегда успокоили. А этот больно злобен и дерется хорошо! Решили советникам показать — что с ним делать?
Я поднялся с места и автоматически схватился за рукоять “гришана” — так я назвал кинжал. За столом многие сидели с кинжалами — это не моветон, а очень даже комильфо.
Избитый, со связанными руками Борис Огнепоклонник, убийца Витьки, затравленно окидывал нас диким взором. Меня он пока не узнал — мы для него были сплошной массой длинноволосых бандитов, жрущих и бухающих за длинными столами. Убедившись, что это именно Борис, а не похожий на него другой человек, я перевел взор на Киру. Она смотрела на меня молча, закусив губу.
