— А отстроить заново свои деревни никак нельзя? — не удержался я.
— Враг захватил наши земли, и она больше нам не принадлежит…
— Какой враг? — резко и громко спросила Кира, которая оставалась возле шатра.
Женщина и все остальные ночные визитеры повернули головы на голос, но со всей определенностью никого не увидели. Зато женский голос, кажется, воодушевил парламентершу. Она заговорила уверенней:
— Слуги Кривды Поганой! Нечистые идолопоклонники кланяются идолищу безобразному да жертвы невинно убиенных ему приносят!
В ее интонации проступили истерические, надрывные нотки религиозного фанатика. Люди сзади неодобрительно загудели, заплевались.
Один из мальчишек звонким голосом выдал:
— Сказывают, они со свиньями повальным грехом занимаются!
Старик обернулся и легонько угостил его затрещиной. Это движение снова врубило гирлянду, и новоприбывшие опять скорчили рожи.
— А че такого? — не успокаивался пацан. — Баба Аксинья про то сказывала!
— Болтала много твоя баба Аксинья — за то и поплатилась! — рявкнул дед. — Враги в деревне ейной старуху сожгли заживо.
Кира перебила:
— Поклоняются ли ваши враги Вечному Огню?
Дед пожал крепкими плечами:
— Кто его знает? Может, и поклоняются. Бешеные они, не поймешь их нечистую веру.
— Предлагали ли они вам перейти в свою веру?
Вместо старика ответила женщина:
— А как же? Ходил меж нами их жрец, головы молодым морочил. Там мы его от скверны-то очистили…
— В землю положили среди ночи, — подхватил дед, — под ликом Прекрасной Аннит, когда она во всем благолепии была…
Меня раздражала их манера говорить, которая проявилась, когда речь зашла о вопросах веры. До этого они изъяснялись нормально. А сейчас начали нести какую-то пафосную чушь.
— Что такое Прекрасная Аннит? — спросил я.
Над толпой пришельцев пролетел вздох. Видимо, их шокировало мое богохульство. Женщина, перестав щуриться, строго и серьезно произнесла:
— Не “что”, а “кто”. Ты Отщепенец, а потому своего бога не имеешь, но даже такие, как ты, способны лицезреть ее блистательный лик. Вот же она — приоткрывает свою красоту!
С этими словами она подняла голову и посмотрела вверх — туда, где в небе сиял полумесяц.
Они что, поклоняются луне? Я хмыкнул, но негромко, вряд ли меня услышали. Для меня, неотесанного — без году неделя — Отщепенца, что луна, что огонь — один хрен. От огня больше вреда, надо сказать, и пользы. Огнепоклонники все же опасней будут…
Презрительная интонация женщины, судя по всему, напугала старика — даром он, что ли, дожил до преклонных лет. Льстивым голосом он пролепетал, обращаясь ко мне:
— Вам же ж, уважаемым и могущественным Отщепенцам, неважно, что мы Прекрасную Аннит за богиню чтим?
Я откашлялся, раздумывая над ответом. С фанатиками надо держать ухо востро. Гирлянда погасла.
— Мы уважаем вашу религию и не имеем ничего против, — объявил я громко и четко. — И не препятствуем вам, раз вы хотите пройти здесь. Идите свободно своей дорогой.
Дед низко поклонился, чуть не уронив факел и снова активировав гирлянду. Наверное, лунопоклонники не представляли, зачем мы то светим на них прожекторами, но нет. Но выглядело это для них однозначно зловеще.
— Благодарим тебя, пано! И панньё! Однако ж ночь уже, Погань из нор повылезала. Дозвольте тут, поблизости от вас, заночевать. Мешать не станем, мы — как мыши!
Не то, чтобы мне нравилась идея, что рядом будут торчать лунопоклонники. В открытой схватке я со своими волшбой и автоматом их одолею, естественно, но всю ночь следить, чтобы они нам не напакостили — идейка неважная.
Что делать? Вслух спросить Киру я поостерегся. О традициях Отщепенцев эти селенофилы могут быть наслышаны. Отщепенец не спрашивает ничьего мнения, а если спрашивает — то это не Отщепенец. Я помолчал, прикидывая. Погнать их прочь поганой метлой в Поганое поле? Тогда кто-нибудь из них точно затаит обиду. Нам лишние недоброжелатели не нужны.
Я решился:
— Ночуйте здесь. Вы будете защищены от Погани нашим светом, который горит, когда кто-то двигается. И нашей могучей волшбой. Но если кто-то подойдет к нам и нашим вещам слишком близко — берегитесь! Кара последует незамедлительно!
Пришельцы-погорельцы съежились от страха, и мне немного стало неудобно. Но лучше пусть бояться. Судя по поведению, волшбу они на себе успели испытать, и видели ее эффективность.
Меня нестройным хором поблагодарили, будто это мой личный овраг и я дозволил им временно попользоваться. Потом отступили на пару десятков метров, за поворот и разбили там лагерь. Я незаметно подсмотрел за ними сверху, пользуясь В-сканером. Они установили факелы вертикально в грунте по периферии лагеря, несколько начавших чадить факелов погасили, смочили в смоле, которая находилась в специальных бурдюках, и снова зажгли от других источников огня. Поставили несколько навесов, распаковали небогатое имущество. Поставили дозорных, которые следили за факелами и при надобности добавляли смолу, которая горела очень долго. Через несколько минут лагерь тихо спал.
Действовали они быстро, умело, без лишней суеты. Опытные ребята, не первый день в Поганом поле.
Я понаблюдал за спящим лагерем еще немного, затем отошел к себе, но продолжал сканировать местность.
Кира ждала меня у своего шатра, держа ятаган обнаженным и не шевелясь, будто статуя девушки-воительнице. Когда я спустился по глинистому склону, она кивнула и вложила ятаган в ножны. Багровую накидку она сняла загодя, чтобы пришельцы не опознали в ней Огнепоклонницу. С репутацией Огнепоклонников лучше лишний раз не демонстрировать то, что ты из их рядов. Как по мне, так от этой накидки стоило бы вовсе избавиться.
Не обменявшись ни единым словом, мы улеглись спать.
***
Наутро я проснулся от вкусного запаха жарящейся рыбы. Спросонья подумал, что это наложницы подсуетились, потом вспомнил, что я уже покинул становище. Решил, что это Кира хозяйничает.
Но и тут ошибся.
Когда вылез из палатки, Кира умывалась у ручья, сидя на корточках. Она только что проснулась. Солнце взошло совсем недавно и низко висело над восточным краем равнины. Нижняя часть оврага утопала в прохладной тени.
Зато проснулись и хозяйничали лунопоклонники. За поворотом слышались негромкие, но отчетливые голоса. Оттуда шел приятный запах еды, а над пригорком поднималась прозрачная струйка дыма.
Сполоснув физиономию и почистив зубы щеткой из князьградских магазинов, я из любопытства пошел к соседям.
При свете дня разглядел их получше. Одиннадцать человек обоего пола, детей лишь трое — два давешних пацана и девочка, которую я вчера не заметил. Одеты в грубую просторную одежду, популярную в этих местах, но штаны явно не “отщепенские”. Женщины щеголяли в простого кроя платьях до колена без поясков. С пояском ходила только маленькая девочка.
В котелке над костром действительно жарилась рыба с картошкой (если я верно разглядел) и зеленью, которую, видно, хранили в сушеном виде. Возле костра лежали аккуратные стопки хвороста. Разогревались сухие лепешки. Все были заняты, но никто не суетился.
Вчерашний дед священнодействовал над котелком — наверное, был шеф-поваром в этом маленьком племени.
При виде меня все сразу насторожились, хотя и должны были понимать, что я рано или поздно нагряну в гости. При свете дня они и мою покоцанную харю разглядели как следует и брутальную красоту явно не оценили. Дед даже выронил шумовку с деревянной ручкой.
Быстрее всех пришла в себя женщина с повадками лидера, вчерашняя спикерша:
— Мы к вам не ходили, пано! Ни взрослые, ни ребятишки и за угол не заглянули ни разу — как ты и потребовал!
Я крякнул и погладил бороду, которая отросла настолько, что закрывала кадык. Хотел было сказать: “Молодцы!” — но так ничего и не выдавил. Их страх меня изрядно смущал, хотя разумом я понимал, что так гораздо лучше. После клятого глюка в глубине бессознательного я по-прежнему считал себя безработным эникейщиком, который по чистой случайности стал колдуном. Просто случилось недоразумение, как в фильмах, где бродяга случайно становится королем — или что-то в этом роде. И весь этот страх и преклонение также казались глупой ошибкой. Я этого не заслуживал.
