Пока я подбирал нужные слова, дед оглядел меня с ног до головы цепким взглядом и мягко, елейным голоском, поинтересовался:
— Кто ты, мил человек? Отщепенец ли?
Ага, его смутило отсутствие тату на открытых участках кожи. Я молча показал ему предплечье со Знаком. Пусть не сомневается насчет того, кто я такой.
— Отщепенец, — отрекомендовался я кратко и сухо.
— А женщина, что с тобой ночью была? — продолжал допытываться старик, прищурившись.
Как по мне, так вопрос в высшей степени неуместный даже для дикарей. Подобное поведение нужно пресекать в корне. Откуда-то я знал, что если дать таким людям палец, они заберут всю руку.
“Ко мне!” — приказал я мысленно, направив Знак Глаза на не в меру любопытного деда.
Он снова выронил шумовку, но на сей раз не наклонился за ней, а выпрямился и на негнущихся ногах повлекся ко мне. Его будто на ниточках вели, как куклу.
“Танцуй!”
Бедняга задергался всем тощим телом, вскидывая ноги и взмахивая руками. Он побледнел, глаза вращались в орбитах. Наблюдавшие за шоу зрители окаменели от ужаса.
— Что-то еще спросишь, старик, чего тебя не касается? — вежливо поинтересовался я.
Я понимал, что веду себя крайне некрасиво по отношению к человеку старше себя. Но некоторый опыт, приобретенный в Поганом поле, рекомендовал не затягивать с разрешением потенциальных конфликтов. Если намечается разборка, лучше решать все на месте — быстро и жестко. Иначе день и час этой разборки установят другие люди, а со мной планами не поделится, чем застанут врасплох.
— Пощади, пано! — проблеял несчастный дед, выделывая странные па и пытаясь плясать вприсядку.
Я опустил руку с магической татухой, и дед остановился, упершись руками в колени и тяжело дыша — больше не от усталости, а от пережитых страстей. Не слишком-то и долго он выплясывал.
— Да спасет нас Прекрасная Аннит! — вполголоса, но вполне различимо проговорила женщина. — Прости нас, пано! Глупые мы, а Бажен и стар впридачу! Из ума выжил!
— Это первая и последняя ошибка, которую вы совершаете в отношении меня и моей спутницы, — заявил я с угрозой, не без сожаления поглядев на жареную рыбу. После этой сцены нас с Кирой вряд ли пригласят к столу… Что ж, у нас тоже есть что пожевать.
Но я ошибся.
Дед Бажен уже пришел в себя и улыбался как ни в чем не бывало.
— Пожалуйте… пано и панньё… откушайте с нами!
Я отказался было, но мигранты настояли. Или же все-таки я соблазнился запахом еды и сильно не сопротивлялся. Кира явилась тоже. Я, правда, никак не обозначил ее статус, и члены поклонников Прекрасной Аннит так и не выяснили, кто она — Отщепенка-ведунья или моя наложница. На открытых участках кожи у нее не было ни одной тату (я подозревал, что и на закрытых также не найти росписей), но моя демонстрация отбила охоту у мигрантов задавать неуместные вопросы.
Женщина, которая в их маленьком обществе играла роль неформального вожака, представилась и поочередно назвала каждого человека из группы. Ее звали Мальва, ее сыновей — Вукол и Ипат, а имена остальных семи человек обоего пола я не потрудился запомнить. Если понадобится, отмотаю запись на нейрочипе. Запомнил лишь, что все имена были редкими и старинными — для человека из эпохи буржуев.
Все же чертов квест повлиял на меня сильнее, чем вся остальная реальная жизнь, которую я так и не вспомнил. Ее у меня, получается, украли, заменив фальшивой. Но это меня тревожило мало: плачешь, когда знаешь, что потерял; когда нет памяти, нет и сожаления.
Первые несколько минут завтрак проходил в тишине, которую нарушали звуки жевания и глотания. Мы расположились кто где — кто-то сидел на корточках, кто-то на сложенных в несколько раз одеялах, а нас с Кирой усадили на длинный кусок ствола дерева, невесть как оказавшийся в этой степи. Впрочем, иногда мы встречали во время путешествия одинокие древесные исполины посреди бескрайней равнины.
Затем понемногу завязался разговор.
И сразу мне не понравился, потому что касался драгоценной религии этих мигрантов и того простого и очевидного факта, что весь мир, включая Республику Росс, должен поклоняться Прекрасной Аннит. Лунопоклонники считали само собой разумеющимся, что не должно быть никаких иных богов, равно как и не должно быть никакого иного поклонения, кроме как Аннит.
Как выяснилось из разговора, луна — это материальное проявление вездесущей и трансцендентной богини, матери вселенной. Лунные циклы отображают вселенский цикл рождения и смерти. Обратная сторона луны — это материальное проявление Тинны, Обратного Лика Прекрасной Богини; когда луна повернется к земле другой стороной, мир погибнет… чтобы родиться вновь через положенное время.
Тинна сильна, поскольку в мире полно нечисти — как реальной, так и фигуральной, той, что засела в душонках людей. Сила Тинны базируется на неверных представлениях людей о том, кому поклоняться-молиться и как относиться друг к другу. Если же научить человечество жить правильно и праведно, тогда Тинна полностью исчезнет, и на небосклоне будет блистать всегда полная Аннит.
— Важно понимать, — фанатично сверкая глазами, заявила Мальва, — что Тинна — не другая богиня, а всего лишь темная ипостась Аннит. Есть только одно всемогущее существо, творящее мир каждый эон, и познать его полностью человекам не дано. Мы лишь видим то, что нам “показывают”, понимаете?
Я понимал. В первую очередь, что передо мной фанатики. Во вторую, что у них не зря появились враги, которые согнали их с насиженных мест. Видать, задолбали своей религией соседей, вот у тех терпение и лопнуло. Теперь эти сектанты вынесут мозг россам.
— А почему бы тогда не поклоняться Тинне, — спросил я. — Раз уж обе они ипостаси единой богини? Какая разница?
Думал, вопрос разорвет фанатикам пуканы, ан нет! Мальва хитро осклабилась и заявила:
— Ипостась ипостаси рознь! Какая разница между светом и тьмой? Тьма есть отсутствие света, а не некая противоположная свету субстанция, некий “темный свет”. Аннит — субстанциональная ипостась богини, тогда как Тинна — всего лишь обусловленная. Это как считать реальным отражение в зеркале, нежели само зеркало.
Меня давно утомил этот бессмысленный разговор, и я подумывал как-то его пресечь, хотя Мальва была начитанной и весьма подкованной в философских вопросах. С начитанными людьми всегда беседовать интереснее, нежели с невеждами. Сбить с настроя религиозного фанатика, вещающего о своей вере, не проще, чем заткнуть вулкан пальцем.
Я начал многозначительно почесывать Знак Глаза, когда вдали что-то засвистело. Вукол и Ипат, которые успели смести с тарелок еду и явно тяготились необходимостью слушать мамашу, взлетели вверх по склону оврага.
— Поезд! — заорал один из них.
— Россы едут! — вторил ему второй.
***
Все в едином порыве побросали чашки, и выскочили из оврага на пригорок. Мы с Кирой опередили всех остальных.
На западе над равниной висела серебристая точка. От нее и доносился тот самый свист. Точка быстро увеличивалась, превращаясь в округлый серебряный объект. В свисте проявлялись басовитые оттенки, и через пару секунд это уже был не свист, а гулкий низкий вой разрезаемого воздуха.
Скорость, с которой несся поезд, была сумасшедшая. Я всего два раза моргнул, и вот совсем рядом над шестиугольниками гравитационной дороги завис сплюснутый “локомотив”, сверкающий хромированными поверхностями. Секунду назад он казался точкой на горизонте. Скорость не превышала звук, иначе мы бы услышали свист и вой разрезаемой атмосферы уже после того, как поезд пронесся бы мимо, но и без того поезд, казалось, летел как самолет.
Локомотив и пара вагонов таких же стремительных очертаний летели в метре над “дорогой”, не касаясь ее. Никаких колес не было.
Свидетели Прекрасной Аннит запрыгали на месте и заорали. Пара мужчин сняла рубахи и замахала ими на манер флагов.
— Не остановится, — пробормотал я, напряженно сжимая эфес шпаги. — Чересчур быстро едет…