— Нет! — воскликнула Кира. — Смотри! Он тормозит!
Она тоже была возбуждена видом приближающегося чуда техники, рядом с которым все комбайны и мусоровозы Вечной Сиберии смотрелись как телеги Средневековья рядом с ракетами “Спейс Икс”.
Кира оказалась права: поезд затормаживал — и делал это так стремительно, как летел до этого; пассажиров внутри должно было размазать по стенам.
Издав торжествующий рев, лунопоклонники сломя голову бросились к дороге. На сей раз мы с Кирой отстали.
В километре от нас поезд сбавил скорость настолько, что шум от движения стал совсем низким и тихим, а затем окончательно пропал, и наступила неестественная тишина. Поезд скользил над шестиугольниками неслышно и плавно, как облако. Каждый раз, когда сплюснутый нос локомотива нависал над очередным шестиугольником, его блестящую поверхность сотрясала беззвучная вибрация, от которой в стороны рассыпался весь мусор, что копился на шестиугольнике. Вибрирующие пластины смахивали на динамики мощных колонок, вздрагивающие от могучего бита.
Гравитационный поезд Республики Росс остановился в считанных метрах от нас. Лунные фанатики перестали вопить и прыгать. Они стояли с разинутыми ртами и повисшими, как плети, руками. Восторг сменился испугом.
У локомотива и вагонов не было окон — так же, как и колес и прочей “фурнитуры”. В нижней части из блестящей поверхности выступали точки-бугорки, как у шрифта Брайля. Такие же знаки имелись на визитках клятого Димона. Совпадение? Я не думал, что это шрифт для слепых. Просто похоже. Но что это такое на самом деле, не представлял.
В полной тишине часть стены вагона завораживающе сложным образом свернулась внутрь, как мятая фольга, и образовался проем — шестиугольный, но вытянутый в длину. Из проема вывернулась лестница, также похожая на смятую фольгу, которая на сей раз разворачивалась, образуя ступени.
Я обнаружил, что не дышу. Затаил дыхание от ожидания.
Из проема вышли три фигуры в темных комбинезонах без швов и гладких шлемах, сделанных будто из одного куска темного металла. Отверстий для глаз или носа не было видно. Я присмотрелся и увидел, что комбинезоны на самом деле не просто одежда, а особого рода гибкая броня, состоящая из мелких шестиугольников, которые как-то ухитряются перемещаться друг относительно друга.
Фигуры держали в руках короткие автоматы с широкими шестиугольными дулами.
— Просим отойти на несколько шагов! Не пытайтесь использовать волшбу, иначе будете уничтожены! — раздался ровный голос, не мужской и не женский. Я не распознал, от какой именно фигуры он исходит. — Требим двинуться на севральни шаги! Ни трайтесь волшебствовать, ино вилу дестройны!
Первая часть речи была на тру-ру, а вторая на наречии, чем-то похожем на отщепенский, но с вариациями.
— Слава Прекрасной Аннит! — завопил один из мигрантов позади меня. Я вздрогнул и обернулся. Человек с голым торсом, со свернутой рубахой в руке, щерился во весь рот, лицо было перекошено. Кажется, он переволновался. — Они услышали! Услышали и остановились! Это промысел богини!!!
— Не двигайся, идиот! — прорычала Мальва уголком рта. Глаза ее перебегали с фигур в броне на экзальтированного земляка и обратно.
Но дурак, бросив рубаху, бросился с распростертыми объятиями к россам. В следующий миг одна из фигур выстрелила из “автомата”. В мои уши ввинтился инфра-низкий звук, словно лопнула самая толстая струна на невидимой гигантской гитаре. Незримая сила отшвырнула “экзальтанта” метров на пять назад.
Над мигрантами прокатился полувскрик-полувсхлип.
Но дурачок, целый и относительно невредимый, сел в траве и со стоном схватился за поясницу.
— Ради Прекрасной Аннит, не дергайтесь! — прошипела Марфа, поднимая руки плавным движением. — Хотите погибнуть в двух шагах от нашей конечной цели?
Все, в том числе и мы с Кирой, последовали ее примеру и подняли руки.
Последовала краткая пауза, заполненная шепотом поднявшегося ветерка, чьими-то невнятными молитвами и постаныванием мужика позади нас.
Фигуры в сотовой броне не двигались. Безликие головы ничего не выражали. Я не чуял В-токов, но воспринимал поток внимания, исходящий из-за непрозрачных шлемов.
А затем из проема вышли люди с настолько необычной внешностью, что я на миг перестал сканировать окружающее пространство.
Первыми по лесенке спустились две женщины. Вроде бы это были именно женщины, хотя я ни в чем не уверен. Одна с торчащими вверх разноцветными волосами, а другая с лысым черепом. У радуговолосой были большие фиолетовые глаза, у лысой — ультрамариновые. Обе могли похвастать огромным количеством пирсинга в ушах, носу, губах и бровях. Уши к тому же были заткнуты гладкими кругляшами вроде беспроводных наушников.
Одеты они были в бесформенные балахоны, по которым скользили цветные узоры. Они постоянно меняли форму и оттенки, точно одежда являла собой экран.
Следом за этими диковинными существам возникли мужчины (вроде бы), которые, собственно, не слишком отличались от женщин. Те же бледные гладкие надменные лица с пирсингом, неопределенный возраст, балахоны-экраны. Оба были лысыми.
Глаза одного из них были желтые, а другого — оранжевые. Причем у всех четверых в радужках не было признаков зрачка.
У “мужчин” уши были заткнуты теми же наушниками, а у желтоглазого еще и ноздри закрывала причудливая скоба. Как он дышит? И как они видят мир сквозь свои дурацкие линзы?
У желтоглазого балахон показывал то, что находится позади него, и создавалось впечатление, будто у него вовсе нет тела — только туманное нечто.
Лысая женщина оглядела нас, потом чуть повернула голову к спутнице и произнесла, манерно растягивая слова:
— Вэйчим задавать ли гарбу, Мони́к?
Та отозвалась с аналогичной манерностью:
— Интрестин симпли. Лешь то́каться круглые таймы сприваешься, Лиин? Для яких смыслов мы триггернулись и из загона аут-двинулись? Не для интрестина ли?
На нас они больше не обращали внимания. Чудилось, они вообще нас не видят, потому что слепые. Такое впечатление создавалось из-за отсутствия зрачков.
Оранжевоглазый глядел на нас (или сквозь нас) без интереса. Желтоглазый, напротив, переводил взгляд с одного на другого, словно пытаясь узнать кого-то.
Вспомнив о нас, Лиин улыбнулась нам всем сразу. Улыбка получилась снисходительная и рассеянная. Так улыбаются суперзвезды на красной дорожке своим почитателям, изнемогающим от восторга за линией охраны.
Лиин обратилась к застывшей от напряжения Мальве:
— Вы, кажется, говорите на северном наречии? — спросила она на правильном тру-ру, но с заметным акцентом.
— Нет, — пробормотала Мальва. — То есть да, на северном… Хотя и на южном разумеем…
— Кто вы такие? — осведомилась росска. — Чего вам надо? Почему вы остановили поезд, а потом спровоцировали симбота?
“Симбот — это робот? — соображал я, стоя с поднятыми руками. — Симплый, простой робот? У них, выходит, есть и непростые роботы?! Это какие?”
— Мы не провоцировали, панньё! — Мальва, забывшись, опустила руки и прижала к груди. — Это случайно вышло, простите нас! Мы — переселенцы, земли и деревни свои потеряли, враг все пожег, пришлось уходить с родины-то…
В голосе ее прорезалась плаксивость с подвыванием профессиональных попрошаек.
— Возьмите нас к себе, ради Прекрас… Ради всего для вас святого! Мы — люди здоровые да работящие. Польза от нас вашему государству будет!
Вот вруша, подумал я. Мне они отрекомендовались как слабые и больные. Артисты погорелого театра, блин!
Лиин искренне удивилась. Уточнила:
— Какому именно государству?
Вмешалась пестрая Моник:
— Они думают, что Республика Росс — это одно государство. В Прикордонье они пригодятся, как считаешь?
— Содомиты будут против, — буркнул на тру-ру оранжевоглазый. — Прикордонье — это их радость и забава.
“Какие еще содомиты?” — подумал я. Отчего-то россы вызывали подспудные отвращение и страх. Не были они похожи на людей — в Отщепенцах и то больше знакомого, человеческого. Казалось, что мы для россов абсолютно пустое место, хуже животных и в любой момент они могут приказать симботам стереть нас в порошок. Они еще и переговариваться друг с другом начали на тру-ру, словно бы для того, чтобы мы понимали, что сейчас решается наша судьба.
