Ага, значит, гадалка была куплена, промелькнуло в моей гудящей голове. Но я по-прежнему кое-чего не понимала.
– Но моя кровь не может излечить смертельный недуг, да еще и наследственный! – воскликнула я. – Она не настолько сильна.
Я ждала ответа, но Эдмонд затравленно молчал.
– Ну же, давай! – обратился к нему виконт. – Раз уж начал рассказывать, не останавливайся на полпути. Впрочем, я могу объяснить ей и сам. Лошадиный хвост по-прежнему в твоем распоряжении. Говорят, занятия спортом очень полезны для здоровья.
Я не понимаю, почему именно сейчас Эдмонд смотрит на меня совсем уж виновато. Разве он может сказать что-нибудь, что будет еще хуже? И тут он медленно произносит:
– Смертельную болезнь можно излечить… если взять очень много крови.
– Что значит «очень много»???
Я чувствую, как волосы на голове встают дыбом. А виконт выжидательно смотрит на Эдмонда, взглядом понуждая его к ответу. Он словно получает от всей этой ситуации удовольствие. Наверняка так оно и есть, чего бы ему, собственно, не радоваться?
– Столько, сколько можно извлечь, – тихо отвечает Эдмонд. – Всю.
– Ты собирался меня убить?
Впрочем, чего я спрашиваю? Разве иначе он стал бы жениться на мне, когда где-то там есть другая девушка, по-настоящему любимая? Он так легко был готов вступить со мной в брак, поскольку точно знал, что это ненадолго. Он только доставит меня на место, эдакий живой сосуд с нужным количеством крови. Ведь после моей смерти кровь недолго будет хранить целебную силу, так что, убив меня здесь, он не успел бы ее довезти. А так все прекрасно проработано. Идеальный план. Женившись на мне, он мог быть уверен, что я совершенно добровольно поеду вместе с ним. И таким образом доставлю свою теплую кровь прямо в нужное место. Чудесно. Впечатляюще. Настолько впечатляюще, что хочется кричать. Но что толку?
– Мне очень жаль, Рони, – торопливо говорит Эдмонд, заглядывая мне в глаза. Я отвожу взгляд. – Я не хотел, правда. Мне было бы очень больно это делать.
– Но ты бы все равно это сделал, – подытожил виконт. – Воистину высокий моральный облик. Перерезал бы ей вены и плакал. Такая картина приводит меня в умиление. Ладно, довольно. Эй, забирайте его! – крикнул он, повернувшись вполоборота к дверям.
Эдмонд все еще пытается поймать мой взгляд, но я отворачиваюсь. Шагают мимо возвратившиеся в зал воины, что-то недовольно бормочет жрец, а я, словно в вязком тумане, медленно выхожу из храма. Оказывается, снаружи идет дождь. Не такой, как был раньше, намного более сильный, полноценный ливень. И так, наверное, лучше. Вода стекает с волос на платье. Я подставляю струям лицо. Где дождевые капли, а где слезы, не поймешь, да и были ли вообще слезы?
Жизнь за жизнь. Любимая девушка за нелюбимую. Звучит оправданно. Где-то даже справедливо. Та девушка тоже хочет жить. Она нужна Эдмонду. Наверное, у нее есть родители, которым она тоже нужна. А может быть, кто-то еще. Братья, сестры, кузины, подруги. А я не нужна никому. Выходит, что все правильно.
Чья-то рука легла на мое плечо. Я резко обернулась. Он. Конечно, побоялся, что я сбегу во второй раз. Зря боитесь, господин виконт. Те, кто никому не нужен, не борются. У них нет цели.
– Делайте со мной, что хотите, – с вызовом сказала я. – Можете привязывать меня к этому вашему лошадиному хвосту. Только молчите.
– Ну к какому хвосту? – Его голос звучит немного устало и непривычно мягко. – Ты расстроена и вся промокла. Поехали домой.
Его плащ перекочевал на мои плечи, а капюшон укрыл мои волосы. Мой собственный плащ – вернее, не мой, а украденный, – остался где-то там в храме… не помню, да и не важно.
Солдаты уводят куда-то Эдмонда. Я провожаю его прощальным взглядом и краем уха слышу, как еще один воин, тот, который офицер, мрачно говорит:
– А надо было все-таки к лошадиному хвосту.
В ответ раздается усталый голос виконта:
– Эддингтон, я когда-нибудь был замечен в издевательстве над животными?
Уже по дороге домой, уныло трясясь в подогнанной откуда-то карете, я начала испытывать странные ощущения в районе шеи. Что-то совершенно незнакомое и непонятное, где-то внутри. И лишь когда карета, покачиваясь, въехала в замковый двор, меня осенила догадка. Наверное, так болит горло. Хотя немного странно, конечно. Я знаю, к примеру, как болит рука после ушиба. Или как болят зубы. Это совсем непохоже на нынешние ощущения. Но называть их отчего-то принято именно болью…
Возвращение в замок вспоминается совсем смутно. Были сбежавшиеся, охая, служанки, был виконт, отдающий какие-то распоряжения насчет горячей ванны и сухой одежды. В скором времени меня действительно перенесли в ванну. Я ничего не запомнила, кроме того, что вначале было очень горячо, а потом тело как-то привыкло. Потом, когда мне помогли одеться и уложили в постель, я почувствовала холод. Наверное, из-за контраста, уж больно горячей была вода. А вскоре меня уже била дрожь, заставлявшая стучать зубы. Я старательно куталась в одеяло, пыталась согреться. А когда в дверь постучали, не смогла даже ответить.
Дальнейшее помнится совсем уж неотчетливо, будто в вязком густом тумане, и лишь урывками. Помню голос виконта у меня в спальне. Это несказанно меня напугало, но сил не было даже на то, чтобы натянуть на голову одеяло, не говоря уже о более серьезных мерах защиты. Я слышала, как он велел Ивонне послать за лекарем, и сердце сжалось от ужаса. Они что, сговорились с Эдмондом? Угрозы, исходящие от обоих, причудливо сплелись воедино, но что-то никак не сходилось, и где-то на краю сознания я вдруг поняла: он говорит о другом лекаре.
– Думаю, в этом нет необходимости, – возразила Ивонна. – Это обычная простуда. Я дала ей мед и настой брусники. Если к утру не пройдет, тогда можно будет и…
– Я сказал послать за лекарем, – жестко произнес виконт. – Мне повторить еще раз?
События последующих двух дней я не помню почти совсем. Большую часть этого времени я либо спала, либо лежала в бреду.
Проснувшись, я первым делом прислушалась к своим ощущениям. Все было как обычно, не считая немного непривычной слабости. Странные ощущения в горле почти исчезли, остались только отголоски. Холодно не было, дрожь меня не била. Было немного жарко, но, приоткрыв глаза, я сообразила, что все дело в толстом пуховом одеяле, которое было натянуто мне по самую шею. Я высвободила руки и поспешила стянуть его пониже, огляделась.
Я находилась все в той же просторной комнате, которая заменяла мне дом в течение всего последнего месяца. Напротив широкой кровати, на которой я сейчас лежала, – многочисленные полки с книгами, от вида которых меня воротит. Справа от полок стоит сундук, где-то там на дне – зеленое шелковое платье. Слева – дверь. Справа – платяной шкаф, а за ним – окно. Я не могу его увидеть из-за задернутого с этой стороны балдахина, но чувствую, как по комнате гуляют струи бодрящего свежего воздуха. Светло. Стало быть, сейчас день. Или утро.
– Добро пожаловать обратно на этот свет.
Мужчина лет сорока, высокий и широкоплечий, с коротко постриженными волосами, усами и бородкой, сидит на стуле возле кровати. Его голос звучит чрезвычайно бодро и оптимистично, в тембре есть нечто успокаивающее. Короткого взгляда на его сумку и торчащие из нее склянки достаточно, чтобы понять: лекарь. И, хоть я и понимаю, что нет никаких причин недолюбливать всех людей этой профессии, меня все-таки в первый момент коробит от одного только этого слова – «лекарь».
– Меня зовут Матье Истор, – представился незнакомец. – Я доктор.
Доктор? Хорошо, пусть будет доктор. Лишь бы не лекарь.
Я медленно кивнула. Представляться самой было глупо: он несомненно знал, кого именно лечит. К тому же, сколь это ни нелепо, я понятия не имела, как именно себя называть. Вероника? Николь? Одно я знала точно: меня больше никто и никогда не будет называть Рони.
– Вы уверены, что оно того стоит? – мрачно спросила я вместо этого.
– Что? – не понял доктор.
Ну да, мои мысли движутся сейчас несколько странно, но не должен же посторонний человек предугадывать то направление, которое они примут.
– Возвращение на этот свет, – уточнила я. – Полагаете, это событие стоит того, чтобы с ним поздравлять?
Матье Истор улыбнулся. Без насмешки; скорее понимающе и слегка сочувственно.
– Ни секунды в этом не сомневаюсь, – убежденно заявил он. – Быть на этом свете куда лучше, чем на том, уж можете мне поверить.
– Откуда вы знаете? – осведомилась я, устраиваясь чуть-чуть повыше. Разговор на данную тему был, конечно, совершенно бессмысленным. Но у меня не было настроения вести осмысленные разговоры. – Вам доводилось бывать на том свете?
– Во всяком случае, мне доводилось возвращать оттуда людей.
– И как, они были вам за это благодарны?
Истор внимательно посмотрел мне в глаза.
– Вовсе нет, – ответил он прежним бодрым тоном. – Большинство, конечно, были, но трое пациентов, которые сами пытались лишить себя жизни, были чрезвычайно на меня злы. Называли меня такими словами, – доверительно добавил он, чуть понизив голос, – какие юные леди вроде вас никогда в жизни не слышали.
